СОБОР

К КОНЦУ 1612 — началу 1613 года в Москву съехались собо­ряне. Это были представители российских областей и городов от северного Подвинья до Оскола и Рыльска и от Осташкова до Ка­зани и Вятки. Нижний Новгород, стяжавший славу счастливого зачинщика земского ополчения, по праву выставил значительноболее десяти соборян.*

Вот имена достойных новгородцев, приехавших в Москву для избрания государя: Спасский протопоп Савва, Предотечевской поп Герасим, Мироносицкий поп Марко, Никольский поп Богдан; дворянин Григорий Измайлов, казацкий голова Оникей Васильев, посадские люди: Федор Марков, Софрон Васильев, Яков Шеин, Третьяк Ульянов, Еким Патокин, Богдан Мурзин, Богдан Кожевников, Третьяк Андреев, Мирослав Степанов, Алексей Маслухин, Иван Бабурин_.

Священный собор возглавили три масти­тых архиерея: митрополит Ефрем Казанский, митрополит Кирилл Ростовский и митрополит Иона Сарский. Святое дело требовало сугубой подготовки: рабочим заседаниям собора предшествовали три дня строгого поста и молитвы по всей России. Ради полноты и строгости покаяния пост был наложен даже на грудных младен­цев и домашнюю скотину. Поэтому, по словам современников, благоговейная духовная внутренняя тишина сопровождалась од­новременно горьким детским плачем и стенаниями животных, как бы подчеркивавшими всеобщность раскаяния.

Многие заседания собора проводились прямо в Кремлевском храме Успения Божией Матери — главном храме России. Однако, несмотря на столь ревностный зачин, первые заседания собора были омрачены жесточайшими спорами. Напряжение этих прений было таково, что некоторые светские историки, изучавшие потом собор, становились в тупик, сомневаясь в его результативности: столь ра­зительно непримиримость начальных заседаний отличалась от зак­лючительной радости (когда не только соборяне, но и весь московс­кий люд как бы "единым духом, едиными устами" с ликованием при­нял решение о восстановлении законной власти на Руси).

Да, единодушие обреталось постепенно. Это — весьма важное свойство соборного процесса и признак принятия действительно здравого решения. Сие свойство соборов восходит к общим пра­вилам аскетической практики, к православному учению о молитве и духовном мире. Оно гласит, что всякий, вставший на молитву, усилием воли должен подавить в себе суету посторонних мыслей и буйство непокорных чувств, дабы целиком сосредоточиться на свя­том деле богообщения. Как непросто добиться при этом потреб­ной внутренней тишины, знает каждый христианин. Начало вся­кой молитвы бывает замутнено как бы внутренними прениями, мысленным столпотворением и сердечной немотой.

Московский собор, разрешая вопросы, казалось бы, практичес­кой политики, на самом деле был поиском русскими людьми об­щего чаяния, которое они и должны были молитвенно вознести Богу, чтобы Отец Небесный принял их покаяние и даровал просимое: мир и порядок истерзанной земле. "Да приидет Царствие Твое, яко на Небеси и на земли". Невозможное человекам возможно Богу. И действительно, обретение единства на соборе 1613 года стало настоящим чудом...

По сути дела первая часть собора была своеобразным зерка­лом всей смуты, наглядной иллюстрацией соборянам — какое раз­деление они должны преодолеть.

Поначалу некоторые вожди земщины и боярства пытались пред­лагать в претенденты шведского принца Карла Филиппа и даже принца Владислава из явно враждебного стана. Однако многочис­ленное казачество, представители дворянства, тягловых сословий и духовенства не желали видеть на престоле иноземца. Главную опасность усматривали в том, что чужак, тесно связанный с сосед­ским королевским двором, оглядываясь на своих католических и лютеранствующих сродников, не будет столь ревностным защит­ником Православия, каким должен быть и какими были все при­родные русские государи.

Как отмечали современники-иностранцы, бояре и хотели бы пропагандировать своего кандидата, но боялись казачьего гнева и потому рассуждали об идее иностранного государя отвлеченно, "безымянно", оправдывая ее тем, что новый царь из русских кня­зей или родовитых бояр непременно даст преимущество своей мно­гочисленной родне, утесняя при этом другие знатные роды. Такой аргумент, однако, не мог быть весомым для ответственных пред­ставителей других сословий. Вскоре это поняла и присутствующая на соборе знать. Поэтому бояре согласились на "русского канди­дата", но новым условием ставили, чтобы избранник имел как мож­но меньше родни.

Таким образом, собор приобрел основание для первоначаль­ного единства: все соборяне согласились с тем условием, что госу­дарь обязательно должен быть русским, точнее — из православ­ных россиян, поскольку после этого решения среди кандидатур рассматривались кавказские родственники Иоанна Грозного Темрюковичи и обращенные в Православие татарские царевичи из Касимова.

Наиболее реальными кандидатами в этой ситуации были кня­зья Голицыны, Трубецкие, Шуйские и Дмитрий Пожарский, но у каждого из них были сильные противники. Показательно, что пред­ложенная в самом начале собора казаками кандидатура юного боярина Михаила Феодоровича Романова осталась почти без вни­мания. И только к 7 февраля соборяне стали понимать, что царем должен быть такой человек, который устроит не простое большинство, а всех. Именно этому качеству наиболее соответствовала фигура юного Романова. Большая часть его сродников умерла вследствие гонений, которые были предприняты против этого рода в царствование Бориса Годунова. Самым главным качеством, при­ближающим Михаила Феодоровича к царскому престолу, стало его родство с последним царем из рода Рюриков — он был племян­ником царя Феодора Иоанновича. Некоторые источники свиде­тельствуют, что тогда же — 7 февраля 1613 года — на соборе была признана кандидатура Михаила Феодоровича как предваритель­ная. Однако к тому времени в Москву не прибыли еще все выбор­ные, и потому было решено вопрос об "обрании" царя отложить на две недели и послать в города грамоты с требованием прислать выборных, а также тайно послать людей, чтобы выведать в народе мнения относительно возможного избрания в цари Михаила Фео­доровича Романова.

Впрочем, до наступления назначенного дня вряд ли кто мог предвидеть, что собор сумеет достичь приемлемого единогласия. И современники, и потомки рассматривали происшедшее 21 фев­раля как чудо. Мнение о том, что царем должен быть боярин Ми­хаил Феодорович первым высказал некий дворянин из Галича. Поначалу раздались спорные выклики: дескать, кто он такой, — но следом с решимостью выступил донской атаман. Самим видом своим он показал, что казаки устали от бесконечных прений, навя­зываемых своекорыстными группировками боярства, и заявил, что считает природным государем племянника последнего царя из рода Калиты.