Вымыслы и фантазии о Мезоамерике

примерно в 1510 г испанская разведывательная экспедиция с Кубы вступила в контакт с маленькой группой индейцев майя на песчаной отмели, отмечающей границу территории, которую они называли «землей индейки и оленя». Пытаясь определить свое местонахожде­ние, испанцы кричали: «Как называется это место?». Туземцы отвеча­ли: «Уикатан», что означало: «Мы не понимаем ваших слов». Как по иронии судьбы, характеризующей многие последующие изменения, испанцы решили назвать это место Юкатан — сейчас общепринятое название этой восточной части Центральной Америки⁶.

Мезоамерика — термин, обозначающий географический и культур­ный район, включающий две трети материковой Мексики, Гватемалу, Белиз, Сальвадор и частично Гондурас, Никарагуа и Коста-Рику (рис. 1). В этом районе мощный урбанистический процесс начался во времена довольно развитого земледельческого хозяйства во II тыс. до н.э. и закончился с приходом испанцев в XVI в. н.э. Интенсивные исследования показывают, что Мезоамерику населяли разнообразные группы людей с различными уровнями социальной интеграции, но уже начиная с 1500 г. до н.э. постоянно действующие ритуальные центры, представленные небольшими городами-государствами, стали в некоторых регионах могу­щественными социальными единицами.

Также ясно, что самыми ранними и наиболее влиятельными силами, способствующими организации людей в урбанистические центры, были священные ритуальные территории. Следовательно; полезно подойти к изучению мезоамериканских религий через рассмотрение космовидения и ритуальной активности, зародившихся и поддерживаемых в этих ритуальных центрах и городах-государствах.

Однако знание об этих местах и народах формировалось под влиянием многих вымыслов и фантазий, проявляющихся до сих пор. Если не принимать их в расчет, они смогут исказить наше понимание религии мезоамериканских культур. Действительно, Мезоамерика была пред­метом европейских фантазий задолго до ее нанесения на карту мира. Люди верили, что существуют сады Эдема, и земля диких людей, чудовищ, и поклонение дьяволу. Вспомним эпиграф к прологу: в Европе царило возбуждение и даже эйфория от известия об открытии Колумба. Эта эйфория характерна не только для сознания итальян­ского гуманиста Петера Мартира, о чем свидетельствует тот факт, что первое   письмо   Колумба   испанскому   монарху   было   опубликовано девять раз к 1493 г. и двадцать раз к 1500 г. Однако для европейцев было не просто включить в свой интеллектуальный мир представле­ния о полностью незнакомых землях и народах, империях и золоте. Америка стала на века «чужим Новым Светом» с отличными от европейских языками и обычаями, символами, философией, манера­ми и природой. Противопоставлением счастливому восклицанию Пе­тера Мартира может служить утверждение духовного отца Корнелиуса де По, три столетия спустя заявившего, что «открытие Нового Света было наиболее пагубным событием в человеческой истории»⁷.

 

В процессе наблюдения, восприятия и понимания Нового Света европейцы создали много домыслов и фантазий. Основные из них могут быть разделены на две группы: заблуждения относительно географии Мезоамерики и вымыслы о природе живущих в ней людей. Прежде чем мы начнем изучать религии ацтеков, майя и их соседей и современни­ков, важно рассмотреть эти фантазии и домыслы. Это поможет нам понять, почему мезоамериканские народы и районы были одновремен­но и привлекательны для европейского сознания, и таили в себе угрозу. Важно осознать эту амбивалентность в отношении к религии и народам Нового Света, чтобы мы могли уменьшить ее влияние на наше изучение мезоамериканских культур, религиозной практики и творческой способ­ности. Также важно распознать те религиозные мотивы, которые состав­ляли ткань европейских легенд о Центральной Америке.

 

Мезоамерика как земной рай

С момента первого знакомства с индейцами до конца XVI в. европейцы надеялись, что они открыли земной рай с садами Эдема, семью заколдованными золотыми городами, «фонтаном юности». Эти удивительные образы откладывались в европейской традиции веками, и имеет смысл сравнить экзотические отчеты исследователей с этими мифическими местами. Существенно, что два главных английских лите­ратурных труда, «Буря» Шекспира и «Утопия» Томаса Мора, отражают фантазию, что Европа будет обновлена и преображена к лучшему с заселением Нового Света. Мы видим энергетическую силу этой фантазии в словах Миранды, обращенных к Просперо в последней сцене «Бури». Описывая свое «видение острова», она заявляет:

 

«МИРАНДА: О, чудо!

Как много чудных творений здесь!

Как красивы люди.

О, чуден новый мир, в котором такие люди.

ПРОСПЕРО: Это ново для тебя»

(Акт 5, сцена 1)

 

В то время как в классическом и европейском мире долго мечтали и писали об идеальном обществе, в котором могли бы реализоваться человеческие возможности, «Утопия» Томаса Мора («Utopia» означает «хорошее место» и «нет места») отражала идею, что мечта могла бы осуществиться в Америке. Действительно, рассказчик «Утопии», Ральф Нитлоди, представлялся как соратник Америго Веспуччи, итальянско­го исследователя, которому принадлежала честь открытия в 1507 г. того, что земля Южной Америки представляет собой не часть Азии, а новый континент. По его имени материк был назван Америкой. Путешествия в Америку стимулировали и огромный интерес, и настороженность со стороны европейцев, географические и антропо­логические карты которых быстро и радикально менялись. С одной стороны, «новизна» приходила во многих формах Новые земли, народы, языки, цвета, животные, растения и религии появлялись на европейском горизонте С другой стороны, эти «новинки» были такие «другие», непривычные и, с точки зрения европейской культуры, недоразвитые, что европейцам казалось, что народы Нового Света — Америки — не дошли в своем развитии до того уровня,  которого достиг, как они считали, европейский мир.

Все это поднимало некоторые важные вопросы. Что такое человек? Каково различие между цивилизованным и варварским языком? Является ли Европа центром мира⁹ Мы можем увидеть эту амбива­лентность в пассаже из «Космографии» издания 1512 г. Помпониуса Мела. Гуманист Кохлеус пишет во введении.«Сейчас говорят об открытии Америго Веспуччи Нового Света во время путешествия на кораблях, принадлежащих королям Испании и Португалии, он проследовал не только ниже экватора, но и далеко за тропик Козерога. Он говорит, что Африка простирается так далеко и что этот Новый Свет совсем не похож на нее и больше, чем наша Европа Правда это или ложь — эта новость совершенно неважна для космографии и знания истории Ибо народы и места этого континента незнакомы и не имеют названия для нас, а путешествие туда сопряжено с огромной опасностью Следовательно, эта земля не представляет для географов никакого интереса»⁸

Другими словами, открытие нового континента не должно изменить европейской карты мира, представленной в школьных учебниках!

Природа островов вблизи Мексики и красота Южной Америки вызвали разговоры о том, что земной рай, описанный в Библии и средневековых книгах, наконец, обнаружен. По европейским столицам пронеслись слухи, что эту землю и впрямь населяют люди, не изменив­шиеся со времен Адама и Евы. Четверть столетия спустя в Центральной Мексике эти надежды обрели форму веры, что тысячелетнее царство с духовными правителями, обращающими в христианство массы тузем-цев, будет наконец основано. Миссионеры-францисканцы верили, что перед ними открывается возможность создать христианское обще­ство, отвечающее пророчествам Нового Завета, и тем самым вернуть на землю Иисуса Христа. Верование, что ацтекская столица является центром библейского события, символизировалось грандиозной цере­монией, которой сопровождалось прибытие весной 1524 г. в Мехико двенадцати францисканских монахов («апостолов»). Считалось, что они представляют присутствие двенадцати учеников Христа на земле и провозглашают появление нового божественного царства. В после­дующие десятилетия некоторые из этих священников организовали своих индейских последователей (кого они считали «подобными ангелам» или «мягких воском», ожидающими «Христового отпечатка» в своих сердцах) в утопические коммуны, чтобы подготовиться к концу света и второму пришествию Христа. Сходным верованием, иногда проповедуемым с кафедр в Мексике, было утверждение, что апостол Томас, странствующий ученик Христа, пятнадцать веков назад проповедовал в Мексике христианское учение, которое с ходом времени было искажено. Надежда на установление тысяче­летнего царства и вера, что святой Томас проповедовал в Новом Свете, отражали первичное отношение католической церкви к туземным народам. В глобальном процессе обращения они были «душами,  ищущими спасения».

Земля Мезоамерики считалась изобилующей золотом. Жажда богат­ства вызывала немыслимые фантазии и приводила к трагедиям в процессе обживания европейцами Новой Испании. Истории об Эльдо­радо (стране, полной золота и серебра) и слух о зарытых сокровищах Моктесумы заставляли даже трезвомыслящих людей отправляться в пол­ные опасности путешествия, чтобы отыскать эти сокровища. Вот свидетельство ацтеков:

«И когда они получили эти подарки (золото, перья кецаля, золотые ожерелья), испанцы стали улыбаться, их глаза засияли от удовольствия, они были в полном восторге Они брали золото и забавлялись им, как обезьяны, радость переполняла их, сердца их, казалось, светились, а сами они выглядели помолодевшими.Истина в том, что они безумно любили золото Их тела буквально распухали от жадности, в своей жажде золота они походили на свиней, рвущихся к пище . Они заговорили как дикие варвары, все, что они говорили, было сказано в безумном возбуждении»⁹

Вера в золотые сокровища Моктесумы вновь всколыхнула Мехико в 1982 г., когда появились слухи, что археологи, раскапывающие Великий храм ацтеков, нашли золото и держат это в секрете.

 

Благородный дикарь — дикий человек

Наиболее устойчивой фантазией была вера в природную отсталость индейцев. Некоторые европейцы считали, что туземцы представляют собой нечто среднее между зверем и человеком. В первые десятилетия после открытия Нового Света американских индейцев рисовали канни­балами, сексуально распущенными народами без всяких законов, со своими языческими богами, не знающими истинной веры. Короче говоря, они считались хотя и людьми, но дикими, чья эволюция и развитие происходили не в том направлении, которое привело к развитию европей­ской цивилизации.

Другие европейцы, хотя и соглашались, что эти люди в самом деле дикие, тем не менее считали, что индейцы не испытали на себе оборотной стороны цивилизации, связанной с жадностью, жестоко­стью и плохими манерами. Эти европейцы утверждали, что индейцы благородны и чисты сердцем, хотя и дикари. Исследования показали, что оба этих образа — дикого человека и благородного дикаря — были укоренены в европейском сознании еще до открытия Мезоамерики. Третий тип отношения к коренным народам Мезоамерики возник в начале XVI столетия, когда контакты между Старым и Новым Светом участились. Некоторые испанцы поняли, что открыт таинственный и радикально отличный от европейского мир, требующий осторожного и выверенного анализа. Они решили определить, насколько индейцы соответствуют типичным моделям общества и религии, и изучить их социальную структуру. Для всех этих трех групп интерпретаторов индейской природы Мезоамерика стала большим «экраном», на кото­рый можно было спроектировать эти представления и фантазии и в то же время проверить их реальность или выполнить сравнительные эксперименты по осмыслению и классификации.

Обращение с коренными народами стало столь жестоким и бесче­ловечным, оправдываемым частично этими расистскими стереотипа­ми, что в 1550 г. король Испании Карл V приостановил все экспеди­ции в Америку и созвал в Вальядолиде совет ведущих теологов. Этот «совет четырнадцати» должен был обсудить вопрос, «может ли король вести войну против индейцев до того, как до них донесена христи­анская вера, — с тем чтобы подчинить их своему правлению и впоследствии легко привить им эту веру»¹⁰. Дебаты были сфокусиро­ваны на двух вопросах: 1) Что есть настоящая природа индейцев? 2) Могут ли европейцы использовать принуждение, насилие и войну, чтобы заставить индейцев отречься от языческих богов, присоеди­ниться к христианской вере и подчиниться испанскому правлению? Эти «великие дебаты», как назвал их Льюис Ханке в работе «Аристо­тель и американские индейцы», ввели в употребление идеи и расовые предрассудки,  до  сих  пор  встречающиеся  у некоторых людей  при обозначении и интерпретации жизни и культуры коренных амери­канцев. Ядро этого идеологического конфликта составляло убеждение, что религии майя и ацтеков были «древним идолопоклонством и ложными религиями, в которых поклонялись дьяволу»¹¹.

На одной стороне дебатирующих был испанский философ Хуан Гинес де Сепульведа, поклонник Кортеса, друг Эразма Роттердамского и пере­водчик Аристотелевой «Поэтики» на латынь. В своем пятисотстраничном трактакте он доказывал, что индейцы «так отстоят от испанцев... как дети от взрослых, как женщины от мужчин... такое различие между ними... как между обезьяной и человеком»¹². Следовательно, естественными условиями для индейцев были бы социальное рабство и подчинение более разумным европейцам. Другими словами, индей­цы по природе своей, а не вследствие военной слабости заслуживали низшего социального положения в Новом Свете. Далее следовало, что любой отказ индейцев от подчинения и рабской жизни следует рассматривать как достаточный повод для применения силы и ведения войны против них. И на базе аристотелевской логики выводилась грандиозная деструктивная концепция европейского главенствующего положения, превосходства и добродетели. Никогда завоеватели не имели такого оправдания!

На стороне индейцев выступил доминиканский монах Бартоломео де лас Касас (ни одного индейца, конечно, не было), служивший в качестве архиепископа Чьапаса среди индейцев-майя. Его защита индейцев строи­лась на обсуждении таких категорий, как «варвар», «город», «христианин», «язык» и «естественное рабство», как на средстве доказательства того, что индейские общества до колонизации отвечали всем аристотеле­вским критериям цивилизованного общества. Он заявил, что те люди, которых он видел ежедневно, были рационально мыслящими сущест­вами и что следует обращать их в христианство с помощью убежде­ния, но не насилия. Каждый человек может стать христианином, утверждал Бартоломео де лас Касас, хотя бы потому, что люди уже выказали «дикое» христианство. Следовательно, нет никакого основа­ния для ведения войны против индейцев. Касас утверждал идею, которая тогда поразила многих испанцев, — американские индейцы, отличаясь в лучшую сторону от народов древнего мира, были необы­чайно рациональными людьми и отвечали всем требованиям Аристо­теля в отношении добродетельной жизни. Он даже доказывал, что греки и римляне уступали индейцам в вопросах воспитания детей, образования, закона, супружеских норм, архитектуры и что индейцы в некоторых отношениях превосходят испанцев.

Два момента необходимо отметить относительно того, как эти дебаты повлияли на наши попытки понять эстетику, ритуалы и космо­видение мезоамериканских религий. Во-первых, ужасное отчуждение между народами ставит само обсуждение вопроса: «Являются ли «другие» людьми и имеем ли мы право убивать их?» Последующие поколения были поставлены перед задачей либо развития этого тезиса, либо отрицания его, с тем чтобы можно было разработать истинные методы понимания и общения с этими «другими». Эти дебаты в Испании и в Новой Испании в XVI в. состоялись задолго до возникновения первых поселений в Новой Англии. Категории, пред­рассудки и клише о народах Центральной Америки были часто основой для выработки позиции и политики дискриминации, разви­тых позднее по отношению к американским индейцам в Северной Америке. Во-вторых, как бы нам ни хотелось принять сторону де лас Касаса, надо все же отметить, что и он и Сепульведа считали, что индейцы должны принять христианство, чтобы занять подобающее место в человеческом сообществе. Лас Касас утверждал, что наиболее яркой чертой индейцев является их сходство с христианами! И священник и философ оказались неспособными дать оценку этим народам в рамках их собственной культуры. Все же важно снова отметить, что существовали люди, подобные де лас Касасу, и особенно Хосе де Акоста, автору замечательной работы «Естественная история и мораль индейцев» («Historia Natural у Moral de las Indies»), которые верили в существенное сходство всех человеческих рас и пытались понять, по каким законам существует индейский мир и как он может быть соотнесен с европейским стилем жизни и европейским мировоззрением.

Разумеется, не всякая встреча европейцев с мезоамериканской культурой носила негативный характер. Наряду с широко распростра­ненными попытками принизить индейские искусство, одежду, кухню, длину волос и т.д. в среде теологов, художников и священников были и любопытство и восхищение. Последующие столетия показали рост интереса к искусству, политике, социальной структуре и религиозной практике мезоамериканских индейцев. Как показал Бенджамен Кин в работе «Образ ацтека в западном мышлении» («The Aztec Image in Western Thought»), Мезоамерика занимала умы писателей, поэтов, драматургов и художников в той же степени, что и ученых. Среди значительных деятелей культуры, прибегших к культуре Мезоамерики за политическим, культурным и интеллектуальным материалом, были немецкий натуралист, путешественник и государственный деятель Александр фон Гумбольдт, философ и писатель Иоганн Готтфрид фон Гердер; антрополог Е. Б. Тэйлор; поэт и критик Генрих Гейне; поэты Уильям Карлос Уильямс и Джон Драйден; Наполеон Бонапарт; писатель Гарт Крейн и другие.

 

Две полемики

В последние годы дискутировались два главных вопроса, позво­ляющие более глубоко понять культуры майя, ацтеков и их предше­ственников. Первый заключается в том, достигли или нет мезоамериканские народы уровня социального развития и мышления, свойст­венного урбанистическим цивилизациям. Второй состоит в том, по­чему человеческие жертвоприношения и каннибализм оказались столь широко развиты в этом регионе.

Оба вопроса, один — касающийся социальной организации Мезо­америки, другой — относящийся к ритуальным традициям майя и ацтеков, привели к резким и иногда фантастическим формулировкам. Например, в своей статье «Обед Монтесумы», написанной в 1876 г., один из основателей культурологической антропологии Льюис Ч. Морган утверждал, что ацтеки были «все же народом в набедренных повязках, носившим лохмотья варварства как неоспоримое свидетель­ство своего варварского состояния». Интеллектуальная среда поколе­ния Моргана находилась под впечатлением от работ Дарвина и его последователей, некоторые из которых пытались распространить но­вый взгляд на биологическое развитие и развитие общества. Морган разработал теорию прогресса человеческого общества, состоящего из трех стадий — дикости, варварства и цивилизованной стадии,  — и утверждал, что ацтеки и их, соседи дошли на этом пути только до стадии варварства. Он считал, что ацтекские дворцы, описанные Кортесом Берналем Диасом дель Кастильо, были (спустя 350 лет Морган, конечно, мог яснее видеть это) «коммунальными многоквар­тирными домами», что отражало «слабость индейской семьи и неспо­собность по отдельности переносить жизненные испытания». То, что «вождь варваров Монтесума мог даже есть, разложив пищу на набед­ренной повязке», шокировало Моргана, который писал, что «в мо­мент открытия Америки в ней не было ни политического общества, ни государства, ни какой-либо иной цивилизации и была одна раса (исключая эскимосов) индейцев — «красная» раса»¹³.

Хотя тезисы Моргана оказывали большое влияние в начале XX в., последующие исследования археологов и этноисториков показали, что вопрос не в том, были ли города у коренных американцев, а в том, какого рода были эти все же существующие города. Ученые обнаружили несколько удивительно схожих черт между городами мезоамериканских индейцев и урбанистических цивилизаций Китая, Египта, Месопота­мии, Индии, Нигерии и Перу.

Совсем недавно, в 1979 г., в академических журналах и книгах разгорелась жаркая дискуссия по поводу того, что Марвин Харрис назвал ацтекским «царством каннибалов». Опять, как и в дни Моргана, общая интеллектуальная атмосфера способствовала интерпретации осо­бенностей мезоамериканской культуры в искаженном виде. В антропо­логической литературе 1970-х годов были сильны тенденции теории культурологического материализма, подхода, который объяснял разви­тие культуры материальными условиями и общественными силами в обществе. В центре этой дискуссии было обсуждение необычной риту­альной практики кровопускания, человеческих жертвоприношений и ритуального каннибализма, практиковавшихся мезоамериканскими народа­ми. Дискутирующие стороны разделились на два лагеря — лагерь экологического объяснения, представители которого заявляли, что «они ели людей ради белка и полезности», и лагерь культурологиче­ского объяснения, в котором господствующей точкой зрения было то, что «они ритуально обменивались дарами в виде бедер, сердец, черепов и крови». Однако ни одна из этих концепций не была строго основана на представлениях майя и ацтеков о материи, человеческом теле или отношениях человек — бог. (Как мы увидим далее, мезоаме-риканские религии «оживлялись» ритуальными кровопусканиями и жертвоприношениями человеческих существ, которые ритуально транс­формировались в божеств.) Ни одна из вышесказанных концепций не основывалась на понимании того, что эти люди делали в действитель­ности и какой они придавали этому смысл. Мы изучим эту необыч­ную ритуальную практику в главах 7 и 8.

 

Источники понимания: комплексный подход к историческим свидетельствам

В 1982 Г. МЕКСИКАНСКИЙ ЖУРНАЛИСТ,   Прибывший  во Францию,   получил разрешение изучить ритуальный манускрипт «Тоналаматль Аубин» («Tonalamatl Aubin») в отделе редких книг Национальной библиотеки в Париже. Ему изрядно повезло: он втихомолку выкрал книгу из музея и сбежал на Юкатан, в Мексику, где в конце концов был выслежен Интерполом. Он заявил в газете, что бесценный манускрипт был незаконно вывезен из Мексики в 1840 г. и что он вернул национальное достояние на родину. Пока два государства обсуждали правовые вопросы, журналист стал чем-то вроде национального героя. Сегодня манускрипт находится в Национальной библиотеке в Мехико.

Национальная гордость, проявившаяся в этой истории, символи­зирует некоторые из проблем, с которыми приходится сталкиваться при изучении мезоамериканских религий. С одной стороны, нам остались только разрозненные остатки художественных, археологиче­ских и литературных свидетельств. Марш Эрнана Кортеса от Вилла Рика де ла Веракрус до Теночтитлана сопровождался разрушением, смыванием и уничтожением религиозных картин и сооружений. Шаг за шагом испанцы уничтожали изображения и образы богов и ритуальной жизни, заменяя их христианскими крестами. Позднее, в 1535 г., священный инквизитор Мексики Хуан де Зумаррага приказал собрать и уничтожить рисованные летописи, хранившиеся в науатльской культурной столице Тескоко. Красиво расписанные историче­ские, ритуальные и генеалогические панно были собраны в огромную кучу на местном рынке, подожжены и обращены в пепел. Горький факт, но из сотен иллюстрированных манускриптов, существовавших в Мезоамерике в 1517 г., до нас дошли только одиннадцать.

С другой стороны, обширные археологические раскопки, превосход­ные репродукции с существующих манускриптов, недавние переводы священных писаний майя и науатльских рукописей, а также огромное количество этноисторических документов, собранных в XVI—XVII вв., дают нам достаточное представление о религиозных идеях и практике в различных городах-государствах Мезоамерики. В дополнение к этому все еще живут миллионы людей, говорящих на языках майя и науатль, знающих элементы древнего космовидения и практикующих религи­озные ритуалы в церемониальных центрах в размерах, соответствую­щих до-испанскому символизму.

Учитывая это изобилие исторических свидетельств, наиболее по­лезным подходом к изучению мезоамериканских религий будет ком­плексный подход — объединение разнообразных типов свидетельств, включая такие иллюстрированные манускрипты, как «Кодекс Борджиа» и «Кодекс Мендосы»; ритуальные объекты, такие, как маски и статуи Великого храма ацтеков, ацтекский каменный календарь; такие мифы, как «Легенда о душах» («Leyenda de los Soles») или теокуитль («божественная песнь») о рождении ацтекского бога войны Уицило-почтли; резные барельефы из городов майя Яшчилан и Паленке; археологические материалы, полученные при раскопках Копана, Тлателолко, Теотиуакана, Какатля и Рио-Азула; этноисторические описа­ния, такие, как у Диего де Ланда в его «Relacion de las Cosas de Yucatan», Диего Дурана в «Книге богов и обрядов и древнего кален­даря» («The Book of the Gods and Rites and the Ancient Calendar») или мифологические повествования, найденные, к примеру, в книге майя «Пополь-Вух». Не замыкаясь на одном замечательном тексте типа, скажем, иллюстрированного манускрипта испанских очевидцев, мы будем сочетать четыре вида свидетельств: археологические находки, литературные свидетельства, иллюстрированные манускрипты и со­временные исследовательские отчеты. Археологические раскопки последних трех веков открыли нам важ­ные ритуальные артефакты и значительные остатки ритуальных центров многочисленных мезоамериканских культур. В 1790 г., к примеру, под улицами Мехико был обнаружен замечательный каменный календарь ацтеков, отражающий ацтекскую космогонию, или историю Вселенной. Позднее, в 1841 г., Джон Л. Стефенс и Фрэнк Катервуд после поисков и находки некоторых ритуальных центров майя, заброшенных и скрытых джунглями, опубликовали «Находки во время путешествий в Центральной Америке — Чьапасе и Юкатане, Мексика» («Incidents of Travel in Central America, Chiapas and Yucatan, Mexico»). Они поразили англоязычный мир описанием пирамид; гробниц, дворцов и огромных статуй роскошно обряженных богов. Стефенс купил руины древнего города Копана за тридцать пять долларов! В 1810 г. Александр фон Гумбольдт опубликовал ценные живописные работы и отчеты о своих посещениях многочислен­ных мексиканских руин и пробудил в немецких университетах и Европе интерес к изучению мезоамериканской культуры. Между 1900 и 1915 гг. мексиканские археологи открыли великие пирамиды Теотиуакана, пока­зывающие истинно монументальную природу древней столицы. В после­дующие десятилетия мексиканские археологи открыли гробницы, храмы, пирамиды, дворы и дворцы в таких городах, как Монте-Альбан, Хочикалько, Киригуа, Паленке, Тикаль, Тула, Копан, Яшчилан и Эль-Мирадор. В последние двадцать лет произошла настоящая революция в нашем понимании древних майя, частично связанная с археологическим и иконографическим анализом скульптурных изображений и надписей на них. Количество информации о повседневной жизни, политических союзах, астрономических знаниях, ремеслах, династических привилегиях и космовидении классических майя увеличивалось с каждым днем. Другим важным достижением был выпуск издательскими домами Европы превос­ходных репродукций иллюстрированных записей Микстека. Каждое из этих открытий дало обширную информацию о городах, архитек­туре и ритуалах Мезоамерики.

Среди наиболее важных археологических открытий этого столетия, отражающих связь между религиозным воображением и урбанистиче­скими центрами, были раскопки в 1978—1983 гг. Великого храма ацтеков в Теночтитлане в Мехико. Этот храм, названный Коатепеком (Гора Змея), был расположен в центре древней столицы. Но это был не только политический и ритуальный центр империи ацтеков, это был также один из конечных продуктов тысячелетней храмовой архитектуры, религиозного символизма и ритуализма. В течение пяти лет действительно удивительные открытия поражали и публику и ученых — по мере того как добывались более семи тысяч ритуальных предметов из одиннадцати притворов храма, расположенного в центре Мехико. Большинство из этих находок были обнаружены в жертвен­ных тайниках, где хранились изображения богов, ритуальные маски, жертвенные ножи, нефритовые бусы, раковины, останки человеческих жертвоприношений и множество скульптурных статуэток, которые были уложены вместе с огромным числом животных останков. Необ­ходимо отметить, что большое количество этих предметов пришло из отдаленных районов империи, с побережья Тихого океана и районов Мексиканского залива. Изучение этого храма сыграет роль фокуси­рующей линзы для нашего видения и понимания того, как общественные группы, города и даже империи были организованы на базе религиозного космовидения. Серия замечательных открытий при рас­копках Рио-Азула и Тикала в районах поселений майя способствует  изменению нашего понимания целей и значения пирамид и гробниц, составляющих существенную часть ритуального мира майя.

Другим замечательным достижением является недавняя расшифровка письменности и иконографии майя. Так называемые «мистические» майя III—IX вв. создали достаточно развитую письменность, комбинирую­щую фонетические и идеографическое начала и проявляющуюся в надписях на храмах, лестницах, барельефах, манускриптах, стелах (верти­кальных каменных колоннах в ритуальных центрах) и вазах. Ученые открыли, что майя вырезали в камне повествования, рисующие божест­венную связь богов, мифического времени, земледельческих циклов, династий, предков и ритуальной жизни в многочисленных церемониаль­ных центрах. Эти повествования, подобно эпизодам пьесы, показывают фантастические сцены кровопускания, спускания в преисподнюю и тронные места монарших персон на дереве мира. Эти картины рисуют священный характер монаршей власти и социального расслоения, играющих главную роль в мезоамериканских религиях.

В дополнение к остаткам ритуальных центров и иконографии систем письменности, переживших испанское завоевание, исследователь имеет возможность ознакомиться с серией переводов избранных письменных документов из. колониальной эпохи, включая такие богатыми деталями отчеты, как «Пополь-Вух», или «Книга Совета», майя-киче, «Relacion de las Cosas de Yucatan» Ланды, «Книга Чилам-Балам» («The Book of Chilam Balam of Tizimin») майя Юкатана и «Анналы из Куаутитлана», «Легенда о Солнцах», «Кодекс Кантарес-Мексиканес» («История мексиканцев») и «Флорентийский кодекс» из района ацтекского поселения. Каждый из этих документов, написанный на языке майя или науатль и испанском (после завоевания), содержит обилие информации о религиозной жизни и обрядах, взглядах на войны, власть монархов и судьбу человека на земле и «жизнь после смерти», как их представляли майя и ацтеки. Например, этот отрывок о дуалистическом боге Ометеотле выражает один из главных элементов космовидения народов цен­тральной части Мезоамерики:

 

«И тольтеки знали, что много божеств на небесах.

Они говорили, что есть двенадцать божественных уровней

Есть Истинный Бог и его супруга..

Небесный бог зовется Богом Раздвоенности.

И его супруга зовется Богиней Раздвоенности, Небесной Богиней,                 

Что означает:

Он — король, правитель двенадцати небес.

В наших владениях мы правим —

мой Верховный Бог так утверждает.

Зеркало, которое освещает вещи.

Теперь они присоединятся к нам, теперь они готовы к этому.

Пей, пей!

Бог Раздвоенности за работой,

Создатель человека,

Зеркало, освещающее вещи»¹⁴.

 

В этом пассаже мы видим два главных понятия: 1) организацию космоса в тринадцать уровней (дуалистический Бог занимает трина­дцатый); 2) разделение космоса на дуалистическую сверхъестественную реальность, мужскую и женскую ипостаси, дающее свет и понимание («освещает вещи») мира.

Необычайно важен для изучения религии майя «Пополь-Вух», 8500-страничный документ, содержащий мифы о сотворении мира, священ­ные истории и описание ритуальных обрядов, представляющих много­вековую традицию религиозной мысли майя. Мы видим, что в мифоло­гии майя мир был создан как последовательное ритуальное действо. «Требуется долгое время и много действия, чтобы создать весь наш земной и небесный мир», мир четырех четвертей, оживляемый через постоянный процесс «сеяния и расцветания», то есть сева и жатвы, похорон и возрождения, заката и восхода. Эта картина сеяния и возрождения, такая важная для менталитета майя, выражалась и в периодическом рождении космоса, прошедшем четыре (или шесть) цикла, или века. В «Пополь-Вух» эти циклы повторяющегося рождения и разрушения мира представляют собой повествования, в которых ряд героев и действующих лиц выдерживают тяжелые испытания и мифиче­ские превращения в процессе странствий по (в числе прочих мест) Шибальбе, мифическому подземному миру майя. Мы встречаем такие характеры, как Сердце Небес, Кровожадный Ягуар, Творец Зелено-Синей Плиты, Кровавая Женщина, Удар Молнии, Оперенный Змей и Близнецы-Ягуары, которые своими действиями и злодеяниями приводят в действие механизм «сеяния и расцветания» майя. Изучение постис­панских «Пополь-Вух», «Книги Чилам-Балам» («Книги Пророка Ягуара») и недавние исследования современных общин майя и миштеков свидетель­ствуют о том, что религиозные миры майя и миштеков не были разрушены во время испанского вторжения. Как мы увидим в главе 9, некоторые обряды, похожие на те, что существовали у древних майя, все еще исполняются и в наши дни.

Ведущая роль, которую играют война и воин в религиозном миро­воззрении мезоамериканских народов, широко проявляется в монумен­тальной архитектуре и маленьких скульптурных изображениях, а также в графических и литературных документах. В большинстве районов Мезо-америки война и эстетический, ритуальный характер воина носили ярко религиозную окраску. Большое значение придавалось — через искусство и эстетические ипостаси — управлению глубокой трансформацией чело­века в процессе обучения, участия в сражении, победе, поражении, жертвовании и жизни после смерти. Эти действия направлялись космо­видением, насыщенным воинскими мотивами. Например, божество — покровитель ацтеков, Уицилопочтли, был образцом воина, который после магического переодевания в костюм силы и могущества убил сотни вражеских божеств возле подножия священной горы в центре мира. Говорилось, что «он зажигал человеческие сердца и придавал им отвагу для участия в войне»¹⁵. Религиозное значение войны в сознании ацтеков демонстрируется тем фактом, что после рождения этот бог немедленно трансформировался в жестокого воина.

Возможно, наиболее богатым источником для изучения мезоамериканской религии является «Флорентийский кодекс», 12-томное энцик­лопедическое исследование, выполненное францисканским монахом Бер-нардино де Саагуна в десятилетия, последовавшие за падением ацтекской столицы. Боги, ритуалы, мифы о сотворении мира, костюмы, монаршество, животные, врачебная практика и космический смысл бытия человека представлены в богатых и ярких деталях. Например, мы имеем много описаний того, как теотль («бог» на языке науатль) и теотль ишиптла («бог в образе человека») одевались для своих ритуаль­ных представлений. Ниже приводится описание того, как была одета богиня маиса, ишиптла Шилонен:

«На десятый день женщина (бывшая подобием, или изображавшая) Шилонен умерла. Ее лицо было раскрашено в два цвета: возле губ она была желтой, лоб ее был красный. Ее бумажный колпак имел уши в четырех углах; он был украшен перьями кецаля в форме маисовых кистей; она имела сплетенную в косу ленту на шее. Кроме того, на шее было ожерелье из многих ниток бус из зеленого камня; наверху был прикреплен золотой диск. У нее была рубашка с водяными лилиями (узор из цветка и листа) и юбка с тем же узором. У нее были сандалии с обсидианом, сандалии карминного цвета. Ее щит и трость были красными. В четырех направлениях она входила. »¹⁶

В этом описании мы видим, что образ богини есть живой символ плодородия и могущества (обсидиан), выходящих, подобно маису, из-под земли. Другим важным источником, сочетающим литературную и графическую информацию, являются «Географические описания» («Re-laciones Geographica»), описывающие политическую, социальную и географическую реальность доиспанского и колониального общества. Часто эти документы включают карты, оформленные в туземном и колониальных стилях.

 

Иллюстрированные манускрипты

Наиболее красивыми источниками для изучения мезоамериканских религий являются одиннадцать дошедших до нас манускриптов доиспанской эпохи, нарисованные и раскрашенные на коре или оленьей коже. Эти цветные документы показывают, что мезоамериканские народы представляли время и пространство как неразрывное целое. Функция ритуальной жизни, исполняемой в церемониальных цен­трах, состояла в регулировании и восстановлении детального взаимо­действия пространственных направлений, цветов и городов с времен­ными периодами, годовщинами, рождениями, смертями, путешест­виями, предками и войнами.

Эти документы и скульптурные памятники ясно указывают, что в мезоамериканской культуре существовали различные уровни письмен­ности — от рисованных знаков до фонетических писаний. Дощечки и рукописи из Центральной Мексики показывают, что космологиче­ская, генеалогическая, ритуальная и историческая информация пере­давались посредством комбинации рисованных знаков и устного рассказа, когда рассказчик использовал образы как базис для вербаль­ного представления. В этом смысле это были сборники рассказов — иллюстрированные книги, используемые для устного описания и интерпретации генеалогии, истории Городов, астрономических собы­тий и ритуальных предписаний. Рисованные знаки и фонетическая слоговая азбука, описывающие богов, природу, места, кациков (ста­рейшин), воинов, части тела и ритуальные объекты, сочетались с устными повествованиями, рисуя непосредственную ритуальную жизнь во всех ее аспектах. Эта передача идей космовидения и ритуальной жизни контролировалась правящими классами.

Эти документы плюс замечательные постиспанские иллюстриро­ванные хроники (с комментариями на испанском и иногда итальян­ском языках), такие, как «Кодекс Мендосы», показывают сильную зависимость ритма жизни от циклов земледелия и движения звезд (макрокосмоса и микрокосмоса) и взаимосвязь с силами и значением священного времени и пространства. За временем строго следили, и каждый день рассматривался наполненным небесным и божественным смыслом, определяющим внутренний характер и судьбу человека и его действия, выполняемые в конкретное время. Этот характер слежения за временем показывается в загадочном манускрипте — «Дрезденском кодексе», ритуальном альманахе, описывающем детальную связь чело­века, божеств и небесных тел.

 

Отчеты современных исследователей

Четвертым источником для изучения мезоамериканских религий являются современные исследования, проводимые во многих местных общинах и племенах. Новые исследования календаря, процессий, мифо­логии, врачебной практики, одежды, торговой системы и синкретиче­ских культов обнаруживают как изменение, так и сохранение традиций доколумбовой эпохи.

Имея этот замечательный ансамбль фактов и свидетельств о религии мезоамериканского мира, можно заняться анализом того, каков же был религиозный характер древнего мира ритуальных центров.

 

Религия как миротворение, миросредоточение и мирообновление                                                               

если посмотреть на карту народов Мезоамерики, то мы увидим много мест сосредоточения различных культур и церемониальных центров. В действительности мезоамериканская история характеризо­валась странной периодичностью творческой деятельности, стабиль­ности и поселений. Урбанистическая традиция на протяжении своей истории не контролировалась одной или даже несколькими столица­ми. Экологические различия и нестабильность, а также напряженное соперничество между городами-государствами приводили к периоди­ческим крушениям региональных столиц с последующими периодами реорганизации, при которой в регионах устанавливалось господство отдельных церемониальных центров-столиц. Эта картина: порядок — крушение — пересосредоточение — порядок — крушение и т.д. — стабилизировалась отдельными периодами творческого порядка. Эти периоды и районы творческой стабильности включают империю ольмеков (1500—300 гг. до н.э.), ицтапанскую (испанскую) культуру (300 г. до н.э. — 100 г. н.э.), классических майя (200—900 гг. н.э.), Каминалуи (500 г. до н.э. — 800 г. н.э.), Монте-Альбан (350—1200 гг. н.э.), миштеков (1200—1521 гг. н.э.), тольтеков (900—1250 гг. н.э.) и ацтеков (1300—1521 гг. н.э.).

Каков был социальный и религиозный характер этих главных перио-дов культурной интеграции? Во всех перечисленных культурах три существенных процесса лежали в основе структуры мира ритуального центра: миротворение, миросредоточение и мирообновление. Взаимо­действуя, эти процессы составляли ткань религиозных традиций мезоамериканских  столиц

 

Миротворение

В каждом случае общество организовывалось вокруг ритуального центра, смоделированного на основе понимания структуры Вселенной.

Модель структуры космоса существовала в мифологии каждого общества, которая рассказывала, как мир был создан, и как сверхъесте­ственные силы организуют космический порядок

Эти церемониальные центры контролировали то, что один ученый назвал экологическим комплексом, состоящим из земледельческого произ­водства и технологического потенциала, включая искусство, торговую сеть и миграцию населения. Каждое такое общество, называемое (в мире ацтеков) тлатокауотлем (владения тлатоани, «ли вождя), имело ритуальную территорию, часто с монументальной архитектурой, служившей ритуаль­ным театром для ритуального представления сотворения мира и его обновления. Каждый церемониальный центр был стержнем Вселенной, магнитом, притягивающим богов, народы и сверхъестественные силы.

Пример такой магнетической силы описывается в отчете участника испанского похода в XVI в. Диаса дель Кастильо.

«Возвращаясь к фактам, кажется мне, что окружность большой пирамиды была подобна цепочке шести больших городов, и снизу вверх, к маленькой башне, где они хранили своих идолов, она сужалась Существует рассказ, что в момент закладки этой пирамиды все обитатели этого могущественного города уложили в фундамент в виде пожертвований золото и серебро, жемчуг и драгоценные камни и полили их кровью многих пленных, принесенных в жертву, а затем положили зерна всех видов, которые производит земля, чтобы идолы гарантировали им победу, богатство и богатый урожай»¹⁷

Приношение драгоценных даров аксис мунди, центру мира общины, означало творение и обновление мира для земледелия и войны.

Возможно, наилучший пример миротворения, который я могу при­вести, чтобы прояснить этот термин, исходит из ацтекского мифа творения «пятого века», века, в котором они жили.

Рассказывается, что перед тем, как был создан настоящий мир, «когда еще не всходило и заходило солнце», боги собрались в великом церемониальном городе Теотиуакане («обиталище богов»), чтобы соз­дать новое солнце. В течение четырех дней они исполняли епитимью в космическом мраке, собравшись вокруг божественного огня, горев­шего все это время. Два божества, Нанауацин (Прыщавый) и Текуки-цекатль (Повелитель Улиток) бросились в огонь. Боги сидели и смотрели во всех направлениях, чтобы увидеть восход солнца. Один бог, Кецалькоатль, смотрел на восток, и там взошло солнце. Мир был создан. Так церемониальный центр (Теотиуакан) и божественное событие (восход солнца) были связаны, и мир, соединяющий небо и землю, был построен. Но он все еще не был сосредоточен, «сцентри­рован». Солнце не имело устойчивого курса на небе, потому что, «когда солнце устремлялось вперед, мир был красным, он раскачивался из стороны в сторону». Мир был создан с появлением солнца, но он все, еще был нестабилен, не развивался, не имел центра Он был создан через жертвоприношение, но, как мы увидим, мир все еще нуждался в сосредоточении,  центрировании.

 

Миросредоточение

Культурный мир создавался и организовывался вокруг ритуальных центров в процессе творческого человеческого труда. Человек выступал как «центрирующая» сила культурной и религиозной жизни в двух существенных смыслах. Во-первых, человеческое тело рассматривалось как связующая и объединяющая структуру Вселенной сущность. Именно религиозная концепция человеческого тела, проявляющаяся в космоло­гии, ритуальной и социальной структурах, искусстве, придает мезоамериканским религиям силовой фактор.

Во-вторых, мир приобрел устойчивость, «центр» благодаря работе священных специалистов и монаршего сословия. Каждое из обществ находилось под властью элитного корпуса жрецов, правителей и воинов, контролирующих ритуальные действия и социальные группы земледель­цев, художников, воинов, астрономов, строителей, ремесленников, тор­говцев и др. Эта элитная группа управляла людьми и контролировала товары и власть, рассредоточенные по деревням, городам и столицам, и распределяла блага и ресурсы согласно собственной воле и нуждам. Обеспечивая благополучие масс распределением продуктов питания и техники, организацией ритуалов и военным руководством, эта группа лидеров одновременно приумножала собственные власть и богатство, причем далеко не пропорционально общему росту благосостояния. Это приводило к чрезмерному выделению фигуры члена элитной группы. Давайте вернемся к мифу о сотворении «пятого века». Как мир стал «средоточенным»? То есть как он приобрел структуру, орбиту, начал развиваться? Оказавшись перед угрозой опасного положения, когда солнце «могло только оставаться неподвижным», боги предпри­няли действия, имевшие глубокие последствия для человеческого общества, созданного впоследствии. Один из богов, Экатль, был выбран остальными богами в качестве жертвы, чтобы обеспечить солнцу возможность двигаться. После этого он «поднялся и напряг все свои силы и дунул. И сразу он смог сдвинуть его, и оно отправилось по своему пути» (то есть солнце двинулось по орбите) Только через дальнейшие жертвоприношения божественных существ мир приобрел устойчивость и регулярность, солнце отправилось по своему небесно­му пути, разделяя время на день и ночь.

 

Мирообновление

Весь стиль жизни этих иерархических обществ был организован на основе мировоззрения, подчеркивающего ежедневное, ежемесячное и ежегодное обновление общества и космоса. Это обновление опиралось на сложные ритуальные действа, «проигрывающие» мифы и картины происхождения и трансформации космоса и многих его частей. Эти ритуалы и традиции не были простым повторением древних обрядов. Появлялись новые ритуалы и мифические повествования, отвечающие изменившимся экологическим, социальным и экономическим услови­ям. Жрецы, имевшие доступ в священные помещения ритуальных центров, использовали комплексные календарные системы, предсказа­ния и наблюдение за звездами, чтобы направлять эти публичные ритуалы согласно динамике и структуре Вселенной.

Как мы увидим в дальнейшем, астрономия играла важнейшую роль в календарных, ритуальных и военных традициях Мезоамерики. Как и небесные циклы, мир людей, животных и растений постоянно обновлялся в рамках строгой системы ритуальных представлений, паломничества, танцев, песен, сражений, жертвоприношений и коро­наций.

И так же как космос был создан (восход солнца) и организован (движение солнца) через жертвоприношения, так и ритуал его ежеднев­ного, ежемесячного и годового обновления сопровождался жертвопри­ношениями различного рода. Эти пожертвования принимали разнооб­разные формы, включая кровопускание, жертвоприношения сердец, винопитие, половое воздержание и трату денег на пищу в День мертвых (день поминовения).

Эти три основных элемента — ритуальный центр и божественный приход (миротворение), человеческая деятельность и жертвоприноше­ния, направляемые элитой (миросредоточение), и ритуальное обновле­ние (мирообновление) — будут предметом обсуждения каждой из последующих глав. Теперь давайте вернемся к истории мезоамериканских религий, чтобы рассмотреть ее хронологию и периоды творче­ской активности.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Религии Мезоамерики. Космовидение и ритуальные центры

5Введение: подход к изучению религий Мезоамерики

6 История и космовидение в мезоамериканских религиях