В последние годы у меня накопился опыт, который я предпо­чел бы не копить. Это опыт диспута с сектами, в том числе и с протестантскими. Исходя из этого опыта, я предложил бы лю­дям, желающим отстоять православие от нападок протестантов, при беседе использовать следующие советы (исполнимые, есте­ственно, только при том условии, что у собеседников есть доста­точно времени для общения и взаимный интерес друг ко другу).

1.  Начав обсуждение некоторой темы, не позволяйте ее сме­нить. Очень часто сектант, видя, что его заявление по данному вопросу не достигает нужного ему эффекта (потому что рассчи­тано на людей, не знакомых ни с Библией, ни с православной мыслью), быстро меняет тему: "ну, ладно, что мы с этими икона­ми, а вот скажите, почему вы...". Поэтому надо при начале дис­куссии четко обозначить ее тему и попросить собеседника само­стоятельно ее сформулировать или согласиться с вашей форму­лировкой обсуждаемой проблемы. И затем, до тех пор, пока этот сюжет не будет проговорен достаточно детально, не позволять перескакивать на иные темы, вновь и вновь возвращаясь к изна­чальной теме дискуссии: "Извините, у нас с вами разговор сейчас не об этом".

2.  Внимательно проверяйте библейские цитаты, приводимые протестантами. Иногда они ставят точку там, где стоит всего лишь запятая, и от этого теряется значительная часть смысла. Например, столь часто ими употребляемая библейская фраза "Бога  не  видел   никто  никогда"   имеет  продолжение:   "Еди­нородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил". И если первая часть фразы явно говорит против всякой возможности иконопи­сания, то вторая как раз открывает возможность для изображе­ния: явленное изобразимо. Если приводят слова о том, что "Бог <...> не требует служения рук человеческих", то понудите дочи­тать эту фразу до конца: "как бы имеющий в чем-либо нужду" (Деян. 17, 24-25). Протестанты используют начало этой фразы как для отрицания крестного знамения, которым православные осеняют себя, так и для отвержения икон, не вдумываясь в то объяснение, которое ап. Павел дает своим словам в конце этого предложения. Чтобы понять эту мысль Апостола, надо задумать­ся—а только ли в служении рук человеческих Бог не имеете нужды? А в чем Он имеет нужду? В служении ртов человече­ских, воспевающих "аллилуйя"? В служении ног человеческих (миссионеров, обходящих вселенную, чтобы возвестить Еванге­лие)? В служении кошельков человеческих, раскрываемых для уплаты церковной десятины? Бог действительно не имеет нужды ни в чем. Он — полнота всякого бытия. Не имеет Он нужды ни в мире, ни в людях, ни в наших душах. По слову одного право­славного богослова, "мы Богу не нужны; мы — желанны". Бог просто дарит нам Себя, Свою любовь. Он просит: приидите ко Мне не ради Моей нужды в вас, а ради вас самих; приидите не затем, чтобы Мне стало радостнее, а чтобы Вы жили. Поэтому не только служение рук человеческих не нужно Богу, но и служе­ние сердец и служение совести. Богу не нужны Евангелия, напи­санные и издаваемые человеческими руками, но Евангелие нуж­но нам. Иконы не нужны Богу, но они нужны нам для того, что­бы чаще вспоминать о Боге. Крестное знамение напоминает нам о Жертве Любви — и что же плохого в этом напоминании? Богу оно не нужно. Означает ли это, что все, что не нужно Богу, не нужно и нам? Бог не требует пищи. Может быть, и нам не стоит есть? Богу не нужны самолеты. Может, и протестантские мис­сионеры перестанут к нам летать из Америки?

3. В ходе дискуссии вполне может оказаться, что оппонент использует взаимоисключающие аргументы и выдвигает обвине­ния, уничтожающие друг друга. Например, протестантам очень нравится собственная "современность", западность, и в принципе они считают себя на порядок образованнее православных. У православных-де — только невежественные суеверия, средневековая магия и языческие пережитки. А на стороне протестантов — вся мощь современной культуры. Поэтому, когда вам скажут: "вы, православные, Библию не изучаете, а лишь бездумно исполняете свои обряды", сложите эти слова у себя в сердце... Через некото­рое время, после того как вы изложите собеседнику, например, православное богословие иконы или другие стороны православ­ной мысли и жизни, ваш оппонент скажет нечто ровно противо­положное: "Ну, это все умствования, это все философия. А у нас есть Библия, и христианину достаточно только ее одной". Итак, сначала он с апломбом заявлял, что православие слишком при­митивно для того, чтобы быть истинным, а затем утверждает, что православие слишком сложно, чтобы быть истинным. В моих беседах с протестантами они следовали именно такому сценарию, и об этом я хотел бы предупредить других. Услышав же один за другим оба этих тезиса, предложите собеседнику все-таки опре­делиться: либо православие для него слишком примитивно, либо слишком сложно...

4. Первой темой дискуссии я бы предложил избрать вопрос о христианском единстве. "Да будет одно стадо и один пастырь"; "Отче, да будут все едины" — это не только молитва Христа ко Отцу, но и Его заповедь нам. От протестанта надо услышать со­гласие с тезисом о том, что единство христиан есть благо, что христиане должны беречь единство и стремиться к нему. Лишь если некий человек или группа проповедует принципы, заведомо мешающие делу спасения человека, — лишь тогда можно прекра­тить с ними общение. В остальных же вопросах для любого хри­стианина очевидно должен быть приемлем принцип, сформули­рованный блаженным Августином: "В главном — единство, во второстепенном — разнообразие, и во всем любовь". Христиане не имеют права разрывать единство Тела Христова лишь по об­рядовым вопросам или из-за различий в педагогической или миссионерской методике. Поэтому каждая из наших претензий друг ко другу должна рассматриваться с учетом первосвященнической молитвы Спасителя о единстве христиан: достаточно ли это весомый повод для разрыва? Дерзнем ли мы на Страшном Суде перед Христом и в присутствии апостолов (особенно — апо­стола Павла, который так много учил христиан взаимной терпи­мости) сказать: мы порвали общение с этими христианами вот из-за этого повода? Разрыв же по недостойному поводу есть грех. Ес­ли этот раскол произошел из-за недостаточной осведомленности о воззрениях и практиках осуждаемой нами группы христиан — то это грех простительный. Если же раскол вдохновлялся лишь по­хотью власти или похотью противостояния, или похотью дисси­дентства ("да, да, я знаю, что вы этот вопрос понимаете иначе, и что у вас есть основания толковать его иначе, но я все равно счи­таю единственно возможной лишь практику моей общины"), — то это грех уже несравненно более тяжелый. Этот грех из числа тех, что вопиют к Богу, к Его Суду и к Его отмщению.

5.  Следующая тема для обсуждения и согласия — это собст­венно выявление предмета, материала дискуссии. Надо сразу ус­ловиться, что дискуссия носит богословский характер и что по­этому сравнению подлежат вероучительные позиции общин: не грехи тех или иных прихожан или пастырей, не отступления от вероучительных принципов, а сами принципы. Если выяснится, что православные не всегда следуют принципам своей же собст­венной Церкви, то это не повод для разрыва с православными. Это будет просто призывом к последовательности. Это будет призыв попробовать стать лучшим православным, чем некоторые из нас.

6.   После этих предварительных соглашений первой темой для собственно богословского обсуждения я бы предложил из­брать вопрос об интерпретации Писания. Не нужно слишком поспешно возводить своих оппонентов в ранг оппонентов Биб­лии. Если человек не согласен со мной — может быть, это зна­чит, что он всего лишь не согласен с моим пониманием Библии, а не с самой Библией и не с Богом. Расхождение православия и протестантизма — это расхождение толкований Слова Божия. Те или иные библейские стихи допускают весьма различное толко­вание и применение в жизни. И поэтому надо смотреть, какое же из  толкований учитывает  большее число  библейских свиде­тельств. Здесь задача православного участника дискуссии — сба­вить азарт протестантского собеседника, привыкшего считать, что его толкование Библии самоочевидно и что иначе понимать Писание просто невозможно.

7.  Переход к следующей части разговора будет легким. Про­тестантский собеседник к этому времени и так уже устанет из-за того, что ему не дают выпалить все то, что его научили осуждать в православии, и потому он с удовольствием начнет воспроизво­дить дежурные упреки в наш адрес. Иконы, крещение детей, по­читание святых, "никого не называйте отцом", "если кто приба­вит или убавит слово в книге сей", "Бог не требует служения рук человеческих", "спасение от веры"...  Православное понимание этих вопросов было изложено выше³¹⁵.

Но после того, как каждая очередная тема исчерпывается, требуйте от протестантского собеседника: теперь, когда Вы знае­те, почему православие это делает и как оно это свое действие понимает, Вы по-прежнему считаете нас вероотступниками и язычниками? Считаете ли Вы именно этот вопрос достаточным поводом для нашего разделения? И не говорите мне, мол, "если бы все православные понимали это действительно так, как Вы мне только что изложили...", — мы же договорились, что сопос­тавляем вероучительные принципы наших богословских тради­ций, а не меру их понимания и исполнения некоторыми нашими прихожанами. Итак, этот вопрос не стоит раскола? И этот? И этот? Так, извините, из-за чего же Вы считаете православных неверными язычниками, из-за чего же Вы отделены от нас? И припомните хорошенько — на ком лежит грех неправомочного отделения? Мы, православные, отделились от баптистов или же протестанты отделились от нас? Наша разделенность — это Ваш грех, и, значит, на Вас лежит долг покаянного исправления...

Понятно, что покаяние есть действие благодати, а Дух дышит где хочет, и совсем не обязательно, что покаянное настроение действительно проснется в вашем собеседнике-протестанте именно в эту минуту. Но на рациональном уровне (а он зависит уже от нас) этот раздел беседы может иметь такое завершение: итак, Вы теперь знаете что, скажем, православное понимание иконопочитания не есть измена Слову Божию. Можете ли Вы дать мне, себе, Богу в конце концов, честное слово, что впредь Вы никогда больше не будете обвинять православных за почита­ние икон? А, может, Вы сможете у себя в общине призвать свою паству, своих учеников к тому, чтобы и они выбросили это ржа­вое оружие из своего арсенала? Обвинение, идущее от невежест­ва — это одно. Но если человек уже знает реальное положение дел, но продолжает говорить нечто противоположное — это уже клевета. Зачем же Вам брать на душу грех лжесвидетельства? Обвиняя православных в мнимом нарушении второй заповеди, Вы с этого момента будете сами нарушать девятую заповедь (Втор. 5, 20: "не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего").

8.   На следующем этапе разговора предложите собеседнику экскурсию в мир православия. Раз уж мы христиане, то, может быть, за две тысячи лет христианской жизни и мысли мы нако­пили что-то такое, что могло бы пригодиться и Вам? Это прежде всего мир православной аскетики, антропологии, далее, это мир православной культуры (икона, храм, музыка) и мир православ­ной мысли. Чтобы понять и принять эти наши нажитки и дары, даже не обязательно становиться православным. Православное богословие немало взяло за последние века у католического и у лютеранского богословия, но не перестало быть православным. Точно так же можно многое брать из православного мира, оста­ваясь протестантом (хотя, может быть, уже и не "южным бапти­стом")³¹⁶.

9. Теперь можно перейти к обсуждению тех проблем, что соз­дает само себе протестантское богословие, то есть к обсуждению внутренних противоречий протестантизма. Самое главное из них

—  это попытка оторвать Библию от Предания, от Церкви. Адре­сат откровения — Церковь. Автор канона — Церковь. Библия со­ставлена на внебиблейской основе. Кем именно эти книги вклю­чены в состав Писания? — Церковью. Церковь как литургиче­ская община первичнее, нежели Церковь как община, слушаю­щая чтение Писания. И когда еще не были собраны новозавет­ные книги, и даже когда они еще не были написаны — Церковь уже была, и в ней уже была Евхаристия. Сейчас мы сначала слушаем чтение Евангелия, затем причащаемся. Но в апостоль­скую эпоху было иначе: сначала устная проповедь апостолов и их учеников (предание), затем Причастие, и лишь много позже —   получение списка "Евангелия от...". Церковь начала прича­щаться раньше, чем начала читать Новый Завет. И канон Нового Завета согласовывался с Евхаристией, а не наоборот. Мы прича­щаемся не потому, что так сказано в Новом Завете. Новый Завет христиане первых веков признали потому, что на его страницах они узнали тот же дух, что почувствовали на своих Вечерях. И противопоставлять книгу Церкви жизни Церкви, ее Преданию — это все-таки нелогично. В конце концов это вопрос о том, что оставил Христос после Себя: книгу о Себе или Самого Себя? Протестанты говорят, что Христос оставил сборник воспомина­ний о Себе; католики — что Своим заместителем Он оставил па­пу. Православные утверждают, что Он просто Сам остался с на­ми "во все дни до скончания века". Протестанты заклеивают Христу уста и говорят: "не прибавляй ни слова!". Для протестан­тов книга — единственный способ общения с Богом, единствен­ный путь познания Бога, единственная дверь, через которую они разрешают Богу входить в человеческую жизнь. Православие говорит, что Дух дышит, где и как хочет, и это Его дыхание и запечатлевается в истории христианства как Предание. Христос передает Себя, а не Свои заслуги, которые Отец соглашается считать как бы нашими и вменяет их в заслугу всем поколениям.

Среди других странностей протестантизма можно отметить односторонность учения о "спасении через веру".

10. Самый же сложный этап разговора — это обсуждение во­проса о том, что же именно в протестантизме вызывает критику со стороны православных. Если наше разногласие не в обрядах, то — в чем же? Если православие не сливается с протестантиз­мом, но с очевидной болью воспринимает его распространение в России, то, значит, с точки зрения православных есть в протес­тантизме что-то такое, что оценивается ими как нечто смертель­но опасное. Что же в перспективе христианского богословия, ко­торое на все смотрит под знаком "нас ради человек и нашего ра­ди спасения", в перспективе спасения души оказывается фаталь­ным изъяном протестантизма?

Это вопрос о Евхаристии. Православие полагает, что мы дей­ствительно должны стать Телом Христа, и только тогда наше воскресение будет "воскресением в жизнь". Протестантизм пола­гает, что Евхаристия не более чем символический обряд, напо­минающий учение Христа. Вся жизнь православия строится во­круг Литургии (так же, как жизнь протестантов строится вокруг проповеди Евангелия). И в православной перспективе отрицание Евхаристии есть не просто искажение одной из черточек Хри­стова учения, но нечто гораздо более страшное: это отторжение самого дара спасения, подмена освящающего и спасающего при­частия Христу словами о Христе. Это подмена Божия дара чело­веческими словами о величии этого дара. Есть некоторые про­тестантские общины, которые заявляют, что они признают Евха­ристию таинством. Но здесь надо различать два вопроса: одно — это что люди сами думают о своих действиях, и другое — на са­мом ли деле их действия столь благодатны, как им кажется. В протестантских общинах нет апостольского преемства, а это зна­чит, что нет непрерывного потока агап, хлебопреломлений, та­инств, льющегося от апостолов до нас сквозь все века. Значит, нет участия в апостольской Евхаристии, а есть всего лишь само­деятельность, подражающая апостольскому Таинству... Это сложный вопрос, и в этой книге он рассмотрен весьма недоста­точно. Что ж, с раннехристианским пониманием Евхаристии же­лающий может познакомиться по работам священников Киприа­на Керна, Николая Афанасьева, Александра Шмемана...

11. В заключение еще одно напоминание для православных: христианину никогда не зазорно каяться. Да, наша церковная жизнь далека от нормальной. Да, много грехов в нашей истории и в современности. Совсем не все, что есть и что было в церков­ной жизни или в приходской практике, нуждается в оправдании. Об ином надо прямо сказать: это греховная привычка, обжив­шаяся в наших храмах вопреки учению нашей же Церкви (например, икона Новозаветной Троицы, изображающей Бога Отца в виде старца, вопреки постановлению VII Вселенского со­бора и Стоглавого собора Русской Церкви). Протестанты не умеют говорить о болезнях или грехах своих общин. Они воспи­таны в духе непрестанной похвальбы, непрестанных самовосхва­лений: "это раньше я был грешником, потому что был атеистом, но теперь и я святой, и он святой, и все наши святы!". Вот уж в чем подражать протестантам никак не стоит. Покаянный, чест­ный разговор о православии — это помимо всего прочего средст­во обезоруживания сектантской критики в наш адрес. Мы живем внутри Церкви, поэтому лучше посторонних людей знаем свои болезни. Но кроме них мы знаем еще и духовный свет, который есть в православии. Мы этот свет своими грехами гасим — а он все-таки светит. Сквозь все века проходит плач Церкви о себе самой: "Или ты не знаешь, что тело Церкви подвержено большим болезням и напастям, нежели плоть наша; скорее ее повреждается и медленнее выздоравливает?"³¹⁷. "Спрашиваешь, каковы наши дела? Крайне горьки. Церкви без пастырей; доброе гибнет, злое наружи; надобно плыть ночью, нигде не светят пу­теводительные звезды. Христос спит"³¹⁸. "А Церкви почти в таком же положении, как и мое тело: не видно никакой доброй надеж­ды: дела непрестанно клонятся к худшему"³¹⁹.

Делать вид, что у нас все хорошо, неумно хотя бы потому, что в большинстве случаев русский протестант — это человек, кото­рый пытался быть православным, он заходил в наш храм, но что-то его испугало, оттолкнуло. Так что богословски, исторически — на протестантах лежит грех раскола, а по-человечески — на нас. "На нас смотрит человек вопрошающими глазами: не у нас ли сострадающее лицо Бога?"³²⁰, и потому, что не видит его у нас, он идет к другим.

Поэтому не сверху вниз мы должны смотреть на нашего со­беседника, не врага видеть в нем, а потерянного брата. Мы его потеряли, вовремя не подошли, не протянули руку, не объясни­ли, не поддержали... Когда-то мы не сказали ему, может быть, всего одно доброе слово — а теперь, чтобы объясниться, прихо­дится с ним беседовать часами. Однажды одна прихожанка, видя, как долго я беседую с сектантами, зашедшими в наш храм, по­лушутя сказала мне: "Я теперь поняла, как можно добиться дол­гого и индивидуального разговора с Вами: надо просто записать­ся в какую-нибудь секту".

И еще: не стройте свою защиту православия лишь на проти­вопоставлении "русского" — "американскому". Православие — не национальная, а вселенская, мировая религия. И в самой Амери­ке православная Церковь, насчитывает несколько миллионов членов. К сердцу может быть обращен такой аргумент: "Что же ты? не горько ли оказаться иностранцем в своей стране?..". Но и обращаясь к разуму, с Библией в руках вполне можно пояснить правоту и глубину святоотеческого мышления.

Более же подробное сопоставление православия и протестан­тизма, прежде всего по самому главному вопросу — по вопросу о взаимном сотношении Писания, Евхаристии, Предания и Церкви — приведено в моей книге "Традиция, Догмат, Обряд", второе издание которой я готовил по сути с тем, чтобы оно могло чи­таться как второй том настоящей книги.

РОССИЯ НА ПОРОГЕ КОНТРРЕФОРМАЦИИ

МЕТОДИКА ДИСПУТА С ПРОТЕСТАНТАМИ

ПРИЛОЖЕНИЕ