Какие бы силы ни противостояли русской цивилизации, все они были рождены или инициированы на Западе. Нажим на Россию был естественным проявлением разви­тия западной цивилизации, которая смотрела на нашу страну глазами голодного хищника. Этот образ зверя, нависшего над Русью, постоянно тревожит сознание русского человека с XV—XVI веков, выражаясь в разных литературных произведениях.

Кто же реально противостоял западной экспансии против России? Прежде всего простой народ (в основ­ном крестьянство) и большая часть купечества. Среди правящего слоя и образованного общества убежденных защитников ценностей русской цивилизации было сравни­тельно мало. Но все же многие из них не торопились с разрушением отечественной самобытности, так как инту­итивно понимали, что это разрушение пагубно для Россий­ского государства, от которого зависело их благополучие. Большая часть правящего класса и образованного общес­тва скорее мирилась, чем поддерживала ценности русской цивилизации.

Охранительная идеология (подобная идеологии Бен­кендорфа — Победоносцева) была неэффективна, пото­му что ставила своей целью «подморозить» Россию, а не творчески развить ее духовные начала. Эта идеология наносила России не меньший вред, чем деятельность «малого народа», ибо останавливала развитие многих традиционных ценностей России, обрекая их на превраще­ние в этнографический материал. Более того, предста­вители охранительной идеологии смотрели с глубоким подозрением на любые проявления живой народной жизни, часто пытаясь втиснуть их в узкие рамки официальной церковности и примитивно понимаемого самодержавия. Государственные мероприятия по поддержанию «наро­дности» нередко сводились к строительству церквей в русском стиле (что само по себе, конечно, было неплохо).

Вырождение государственной охранительной идеоло­гии в болезненное детище Бенкедорфа — Победоносцева происходило  по  мере  разрушения  национальных  начал Русского государства.

Первым серьезным противоречием, возникшим в ду­ховной сфере русской цивилизации, был спор между иосифлянами и нестяжателями как выразителями двух сторон одного идеала православной жизни, которая стала терять целостность в результате вторжения в нее запад­ных, католических представлений.

Наиболее четко сущность этого противоречия сформу­лировал Г. Флоровский:  «Разногласие между иосифлянством и заволожским движением  можно свести к такому противопоставлению: завоевание мира на путях внешней работы в нем  или преодоления мира через преображение   и   воспитание   нового   человека,   через становление новой личности. Второй путь можно назвать и путем культурного творчества...»

Как мы уже видели, для первых веков православия было характерно соединение начал внешней работы в мире и преображение души. Раскол этих начал был первым шагом к духовному кризису в обществе и, более того, грядущему расколу церкви. Западноевро­пейское возрождение, развитие начал абстрактного гуманизма и рационализма, косвенным путем через западнорусские земли приходит и на Русь. Здесь оно задевает только умы духовных лиц и интеллектуалов того времени, внеся в них заразу сомнений в правиль­ности духовной жизни  Руси.  Это был  первый со­блазн, который выпал этим умам, искус которого они не выдержали. Вместо целостности, которая была им передана   предками,   они   приняли   «или  —   или». Противопоставляя себя друг другу, и нестяжатели, и иосифляне несли в себе только часть истины. Полная же истина, казалось, оставалась в прошлом.

Однако в то время церковь сумела преодолеть проти­воречия: духовный опыт нестяжателей Нила Сорского, Вассиана Патрикеева, Максима Грека и опыт последова­телей Иосифа Волоцкого был творчески усвоен и соборно принят, хотя и не без драматических страниц. Церковь признала истинность и праведность обеих сторон. Москва — Третий Рим строила великое и новое христианское царствие, объединенное соборной любовью.

XVI век для России был веком упрочения националь­ных основ, он же подвел ее и к грядущим испытаниям. «Это было время собирания. Собирали старину, — притом именно местную, русскую старину, к греческим образцам заново не обращались» (Г. Флоровский)». Греческий источник заменяется своими древнерусскими навыками, обычаями и преданиями. Русское подвижничес­тво и святость (XV—XVI века дали сотни подвижников) становятся высшим образцом, канонизируются святые, составляется огромный свод книг «Жития Святых», большую часть которых составляют русские.

Некоторые исследователи считают, что именно тогда происходит кризис византизма как части русской куль­туры, вытеснение русских традиций. Но внимательное рассмотрение вопроса не позволяет с этим согласиться. Следует говорить не о кризисе или вытеснении византизма, а о недопущении преобладания его начал над национальной традицией. За ним оставляется то же место, которое он имел в первые века русского православия.

«В Московский охранительный синтез, —   пишет Г. Флоровский (стоящий на той точке зрения, что в XVI   веке   происходило  вытеснение   византизма),   не входит лучшее и самое ценное из Византийских преда­ний,  не  входит созерцательная  мистика  и аскетика, наследие исихастов XIV века. Это был синтез избира­тельный, тенденциозный, — не столько даже собира­ние, сколько именно выбор или подбор, определяемый предвзятой идеею или решением воли».

Да, это был выбор, и не простой, а национальный выбор.   Церковь брала  из  Византии то, что  отвечало национальному духу народа. Пассивный аскетизм и мис­тика  не  имели  широкого  распространения  раньше,   не получили его и сейчас.

Первым массовым движением народного протеста против принятия правящим классом чужеземных порядков и отказа от традиций родной старины было старообряд­чество. Исследуя требования старообрядцев, становится ясно, что они боролись, прежде всего, за ценности русской цивилизации. Сохранение церковных обрядов было только общим символом национальной борьбы за сохранение отечественной самобытности, диапазон которой был очень широк, включая быт и культуру.

В полемической риторике многие православные богосло­вы  обвиняют  старообрядчество  во  всяческих  грехах, видят в нем отрыв от соборности, исход из истории, некую социально-апокалипсическую утопию. Это суже­ние   старообрядчества   (особенно   старообрядчества XVII—XVIII вв.) до какой-то секты — глубокая ошиб­ка. Действительно, старообрядцы ставят во главу угла спасение души, но это не отвлеченное понятие, сводимое к религиозному догмату, а спасение душевной целостнос­ти и чистоты в том виде, как это понималось предками. Старообрядчество — народное движение национально­го сохранения, реакция на отход значительной части правящего и образованного слоя общества от националь­ных основ бытия.

Конечно, раскол церкви было страшное зло, он разру­шил соборное единство, но в этом расколе были виноваты не   старообрядцы,   а   правящие   и   образованные   слои, создавшие  условия  для   такой  общественной   реакции. Раскол в тех условиях был неизбежен в силу инстинкта национального   самосохранения,   толкнувшего   наиболее нравственно здоровые силы на противостояние официаль­ным структурам.

Церковная реформа, начатая Никоном, еще с большим темпераментом проводилась и после его низложения с патриаршества. Это говорит о том, что дело было не в Никоне, а в создавшейся обстановке.

Большой Собор 1667 года, на котором был низложен Никон, вынес решения, которые были сочинены приез­жими греками. Иностранные епископы, значительная часть которых получила образование на Западе, высту­пают как «судьи всей русской жизни», многие стороны русской церковной жизни объявляются «немысленным мудрованием» или даже просто ересью. Отменяются многие клятвы и решения Стоглавого собора: «и той собор не собор, и клятву не в клятву, и ни во что вменяем, якоже и не бысть, зане той Макарий митрополит и иже с ним мудрствоваша невежеством своим безрассудно ...» Но как здоровый русский человек мог отнестись к подобным оценкам, как он мог вынести хулу на всю русскую жизнь, которую позволяли иноземные «судьи», договорившиеся до того, что с тех пор, как русская церковь обрела самостоятельность, она начала скаты­ваться  к  ереси  (как  это утверждал архимандрит с Афонской горы грек Дионисий)?!

Старообрядчество дало прекрасные примеры,  каких высоких культурных и экономических результатов можно достигнуть, следуя идеалам Святой Руси. Прежде всего это  процветание  знаменитой   Выговской  пустыни,   это предприниматели из старообрядцев (самые замечательные русские предприниматели вышли из них). Однако отрыв от основной части народного тела давал о себе знать с каждым годом все больше. Абсолютизировалось старое, отрицалось новое, что в XIX веке вызывало вырождение некогда мощного организма народных верований, превра­щение его в духовное сектантство.

Наступление западной цивилизации нанесло большой урон русскому национальному сознанию, но не смогло его разрушить. Оплотом его оставался простой народ, живший по старым обычаям и размышлявший привычными кате­гориями. Оплотом русского национального сознания про­должали оставаться крестьянство и купечество. Последнее было весьма важно для экономической поддержки отечес­ких основ. И наконец, в самом духовенстве, особенно в монастырях, было немало лиц, живущих по старым заветам и успешно отбивавших атаки западных «учите­лей», о конце XVIII — начале XIX века наблюдается настоящее монашеское возрождение и подъем духовной жизни, яркими выразителями которых стали святитель Тихон Задонский и старец Паисий Величковский, издавший по-русски «Добротолюбие)».

Именно с этого времени получает развитие оптинское старчество, ставшее одним из духовных центров нацио­нального возрождения России и притягивавшее к себе Гоголя, Достоевского, Толстого.

В середине XIX века духовные ценности Святой Руси находят поддержку и в среде некоторой части дворянской интеллигенции. Это были славянофилы И.В.Киреевский, А.С.Хомяков, К.С.Аксаков, Н.Я.Данилевский и еще целый ряд русских мыслителей. Они стали последователь­ными защитниками национальных основ жизни, творчески трактуя формулу исторической России — «Православие, Самодержавие, Народность».

Общинность и артельность, по их мнению, являются основой государственного и общественного строя Рос­сии. Община гарантирует равенство жизненных условий в массе народа, земледелец является и землевладельцем. В  то  время  как  Запад  обманывает  низшие   классы призраком формальной свободы, Россия обеспечивает их лучше, а именно — фактической свободой и самостоя­тельностью в рамках традиций и обычаев самоуправля­емой общины. Так как русский народ, благодаря общине, навеки обеспечил для себя землю, то в противополож­ность разъедаемым социальной болезнью западноевро­пейским народам он является юным носителем будущего. Община — самое ценное наследие, удержанное рус­ским  народом  от истории.  С   ним народ вступил на мировую сцену, чтобы выполнить свою историческую миссию: установить общественную организацию на мес­то общественной анархии, которую оставит сходящая со сцены Европа.

Главная заслуга славянофилов в том, что они с полной определенностью   поставили   вопрос   об   использовании национальных особенностей и самобытности народа, выражаемых в его традициях, обычаях и идеалах, как обязательном условии успешного культурного и социаль­но-экономического развития страны.

К. концу XIX — началу XX века в России склады­вается обстановка, благоприятная для широкого нацио­нального возрождения. Проявляется она в интересе значи­тельных слоев населения к национальным основам бытия. Ведется широкое строительство (и не только церквей) в русском стиле. Раскрывается во всей красе русская икона. Выходят книги, открывавшие глубину, самобытность и величие национального художественного гения. Всему этому способствовала национальная политика последних русских царей Александра III и Николая II — горячих приверженцев Святой Руси. На это же время приходится расцвет оптинского старчества и деятельность великого святильника Русской земли святого праведного Иоанна Кронштадтского.

Время царствования Николая II является также пери­одом самых высоких в истории России темпов экономи­ческого роста. По темпам роста промышленной продукции и по темпам роста производительности труда Россия вышла на первое место в мире, опередив стремительно развивавшиеся США. Специалисты предсказывают Рос­сии мировое лидерство в экономике. Для западного мира это были самые весомые аргументы жизнеспособности России, которые вызывали у него тревогу и даже страх.

Время Николая II это не только период национального подъема, но и время энергичной организации антирусских сил, проникновение их во многие жизненно важные центры страны.

Бесы

Против чужебесия

Антирусская революция