ИМПЕРСКО-БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ период советской исто­рии являет нам зрелище удивительное и противоречивое. Он сочетает в себе расцвет экономической, военной и политической мощи СССР с полной идеологической деградацией коммунисти­ческой доктрины, ее редкостным мировоззренческим бессилием, породившем в обществе почти что открытое презрение к лживо­му коммунистическому официозу и глухое брожение, инстинк­тивный поиск утраченных святынь.

Никогда за всю свою тысячелетнюю историю страна не под­нималась столь высоко в области государственного величия: влияние советской сверхдержавы простиралось вплоть до самых отдаленных уголков земли, ни один мало-мальски существен­ный вопрос мировой политики не мог разрешиться без ее уча­стия. В то же время никогда еще в области духовной не падала Россия столь низко: почти семь десятилетий беспрерывных со­циальных катаклизмов, оголтелой русофобии и ожесточенного богоборчества неузнаваемо искалечили национальное самосоз­нание народа, подорвали религиозные корни русского бытия, довели нравственное состояние общества до критически низкого уровня.

За всем этим внимательно следили из-за рубежа. Запад по-прежнему — как и сто, и двести лет назад — видел для себя в России главную угрозу. В этой связи небезынтересно проследить, как менялось отношение западных держав к Советскому Союзу на протяжении всей его истории. Краткий период враждебности, последовавший вслед за Октябрьской революцией и вызванный боязнью того, что "большевистская зараза" может распростра­ниться по всему континенту, быстро сменился периодом отчет­ливого "потепления". Это произошло практически сразу, как только стало ясно, что "мировая революция" не состоится. До тех пор, пока главной жертвой кровавого режима оставался русский народ, это положение вполне устраивало "цивилизованных" ев­ропейцев. Более того, признанные европейские (еврейские) ин­теллектуалы — такие, как Фейхтвангер, — после посещения Со­ветского Союза (в 1937 году) находили его даже привлекатель­ным, а Сталина — вполне приличным политиком.

Положение круто изменилось вслед за тем, как советское руководство в рамках национал-большевистской доктрины взяло курс на смягчение антирусской направленности режима. И если до тех пор, пока шла мировая война, Запад был вынужден сдер­живать свои чувства, то сразу вслед за ее окончанием они про­явились отчетливо и недвусмысленно.

"Посеяв в России хаос, — говорил в 1945 году американский генерал Аллен Даллес, руководитель политической разведки США в Европе, ставший впоследствии директором ЦРУ, — мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих еди­номышленников, своих помощников и союзников в самой Рос­сии. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа; окончательного, необратимого угасания его самосозна­ния. Из литературы и искусства, например, мы постепенно вы­травим их социальную сущность. Отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех про­цессов, которые происходят в глубине народных масс. Литерату­ра, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддержи­вать и поднимать так называемых творцов, которые станут на­саждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, на­силия, садизма, предательства — словом, всякой безнравствен­ности.

В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бю­рократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Чест­ность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу: все это мы будем ловко и незаметно культивировать.

И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в бес­помощное положение, превратив в посмешище. Найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества" (16).

Годом позже — 5 марта 1946 года — в Фултоне со своей знаменитой антисоветской речью, положившей начало "холод­ной войне", выступил Уинстон Черчилль. Размах начавшейся вслед за тем антироссийской пропагандистской кампании пора­зил даже видавших виды русских эмигрантов.

"Живя в дореволюционной России, никто из нас не учитывал, до какой степени организованное общественное мнение Запада настроено против России и против Православной Церкви, — писал Иван Ильин, раньше и яснее других почувствовавший, в чем дело. — Западные народы боятся нашего числа, нашего пространства, нашего единства, нашей возрастающей мощи (по­ка она, действительно, вырастает), нашего душевно-духовного уклада, нашей веры и Церкви, наших намерений, нашего хозяй­ства и нашей армии. Они боятся нас: и для самоуспокоения внушают себе..., что русский народ есть народ варварский, тупой, ничтожный, привыкший к рабству и деспотизму, к бесправию и жестокости; что религиозность его состоит из суеверия и пустых обрядов...

Европейцам нужна дурная Россия: варварская, чтобы "циви­лизовать" ее по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить, завоевательная, чтобы организовать коалицию против нее; реакционная, религиозно-разлагающая, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации или католи­цизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на ее "неиспользованные" пространства, на ее сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии" (17).

Господи, вce повторяется в этом мире! Вспомним же. XIX век: "Попро­буйте вразумить просвещенную Западную Европу насчет России...Не вразумите! У нее нет даже органа для понимания России"(И. С. Аксаков) (18). "Европа Россию не знает, потому что не хочет знать, или лучше сказать, знает так, как знать хочет, то есть как соответствует ее предвзя­тым мнениям, страстям, гордости, ненависти и презрению... Нe надо себя обманывать. Враждебность Европы слишком очевидна: она лежит не в случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого государственного мужа, а в самых основных ее инте­ресах". (Н. Я. Данилевский) (19).

Хрущевская "оттепель" не принесла Западу успокоения. Не­смотря на возврат к интернациональному коммунизму и отказ от опоры на русское национальное самосознание СССР оставался для "свободного мира" источником сильнейшего беспокойства по нескольким причинам. Во-первых, образование "мировой систе­мы социализма", а проще говоря — мощного советского геопо­литического блока, надежно прикрытого "ядерным щитом" СССР, исключало возможность силового изменения баланса сил на мировой арене. Во-вторых, сталинский рывок в сторону "рус­ского шовинизма" показал идеологическую непрочность режима и неминуемо должен был рано или поздно вновь повториться. В-третьих, само существование Советского Союза служило не­преодолимым препятствием на пути становления "нового миро­вого порядка" — единой планетарной системы государственного управления под руководством наднациональных международных структур (Организации Объединенных Наций и ей подобных).

Естественно, что в сложившихся условиях все усилия против­ников российского возрождения были направлены на то, чтобы "взорвать" Советский Союз изнутри, причем, как можно скорее, — ни в коем случае не допустив его "русификации" и возрождения нашего традиционного национального самосознания.