ДЕМОНЫ РЕВОЛЮЦИИ

В 1917 ГОДУ РОССИЯ была потрясена со­циальной катастрофой, самой страшной и кровавой из всех, известных человечеству. Ни по грандиозным масштабам, ни по своей жестокости, ни по продолжительности (ибо она не окончилась до сих пор) русская рево­люция не знает себе равных. И тем не менее, несмотря на многодесятилетний опыт без­мерных скорбей и невероятных тягот, мы в большинстве своем так и не поняли — что же произошло (и происходит) с Россией, какая сила превратила цветущую, бурно развивающуюся страну сперва в арену кошмарной братоубийственной бойни, затем в огромный концлагерь, в полигон разнузданного, откровенного и циничного богоборчества, а в завершение всего отдала одурачен­ную, ограбленную и преданную Русь "на поток и разграбление" алчной    своре международных преступников и проходимцев, действующих под глумливой вывеской "демократии".

Не разобравшись во всем этом, не осознав причин нашей великой всенародной беды, не поняв, как действуют разруши­тельные механизмы, запущенные на Русской земле много лет назад, не сможем мы восстановить здоровое, естественное тече­ние русской жизни, обезвредить ядовитые всходы безбожия и сатанизма, воскресить Святую Русь.

 

ВОСПОМИНАНИЯ   КНЯЗЯ   ЖЕВАХОВА

СРЕДИ СВИДЕТЕЛЬСТВ крестных страданий России особое место занимает книга воспоминаний товарища (говоря совре­менным языком — первого заместителя) обер-прокурора Свя­тейшего Синода князя Николая Давыдовича Жевахова. Он зани­мал этот высокий пост с 15 сентября 1916 года по 1 марта 1917-го, когда был арестован "революционными солдатами" по приказу Керенского. Заняв должность по личному распоряжению Государя, знавшего глубокую религиозность князя и его твердые державные убеждения, Жевахов, естественно, рассматривался "новой" властью как опасный враг. Для нас же немаловажным будет тот факт, что он являлся духовным чадом знаменитого оптинского старца Анатолия и согласился на работу в Синоде по его прямому благословению.

После освобождения из-под ареста, зная, что очередное столк­новение с "революционной" властью наверняка станет для него роковым, Жевахов тайно покинул Петроград. С этого момента для него началась, по его собственному выражению, "скитальче­ская жизнь, полная невзгод, страданий, лишений, но в то же время и удивительных, чудесных проявлений милости Божией". Немало постранствовав по вздыбившейся России, побывав и "под белыми", и "под красными", Жевахов в конце концов оказался за границей, где и издал свои воспоминания. Их первый том вышел в Мюнхене в 1923-м, а второй — в Сербии, в 1928 году. Значи­тельная его часть посвящена анализу того явления, которое в официальной "советской" историографии получило название "Великая Октябрьская социалистическая революция".

"Задача революции 1917 года, — пишет Жевахов, — заключа­лась в уничтожении России и образовании на ее территории... опорного пункта для последующего завоевания западно-европей­ских христианских государств... Впереди стояли гонения на Пра­вославную Церковь, расхищение несметных богатств России, поголовное истребление христианского населения, мучения, пытки, казни, воскресали давно забытые страницы истории, о которых помнили только особо отмеченные Богом люди... Пре­дупреждали о наступлении этого момента преподобный Сера­фим Саровский, Илиодор Глинский, Иоанн Кронштадтский и мудрецы-миряне, один перечень имен которых мог бы составить целую книгу, но им никто не верил...

И когда наступил этот — давно предвозвещенный — момент, то его не только не узнали, а наоборот, думали, что "новыми" людьми строится "новая" Россия, создаются "новые" идеалы, ука­зываются "новые" пути к достижению "новых" целей. Везде и повсюду только и были слышны "новые" слова, люди стали гово­рить на "новом", непонятном языке, и с тем большим изуверст­вом и ожесточением уничтожали все "старое", чем больше стре­мились к этому "новому", с коим связывали представления о земном рае.

В действительности же происходило возвращение к такому седому, покрытому вековой пылью старому, происходила не "классовая" борьба, или борьба "труда с капиталом", торжест­вовали не эти глупые, рассчитанные на невежество масс лозунги, а была самая настоящая, цинично откровенная борьба жидовства с христианством, одна из тех старых попыток завоевания мира..., какая черпала свои корни в древнеязыческой философии халдей­ских мудрецов и началась еще задолго до пришествия Христа Спасителя на землю, повторяясь в истории бесчисленное коли­чество раз одинаковыми средствами и приемами.

Ни для верующих христиан, привыкших с доверием отно­ситься к Слову Божию, ни для честных ученых, видевших в достижениях науки откровение Божие, не было ничего нового в этих попытках уничтожить христианство и завоевать мир, и только безверие, с одной стороны, и глубокое невежество с другой, не позволяли одураченным людям видеть в происходя­щем отражения давно забытых страниц истории" (1).

Сегодня для нас такое свидетельство чрезвычайно важно, ибо указывает, подтверждая, на религиозный характер второй, Великой Русской Смуты, продолжающейся и по сию пору. Православная Церковь сформировала и воодушевила рус­скую государственность, даровала народному бытию великую цель и вечный смысл бытия, образовала наш национальный характер, соделав его драгоценным ковчегом для благоговейного хранения Истин Божественного вероучения. Русская духовность неразделимо срослась с державностью, и уничтожить одно без другого было просто невозможно.

Потому-то издавна, осторожно и терпеливо, маскируясь и лукавя, подтачивали русоненавистники и богоборцы это собор­ное единство. Программы, имевшие своей целью уничтожение России как оплота христианской государственности в мире, были спланированы не вчера и выполнялись тщательно и неуклонно. "К концу 1917 года все эти программы были уже окончательно выполнены, — пишет Жевахов, — и по всей России царил неопи­суемый террор, посредством которого новая власть закрепляла позиции, завоеванные глупостью, изменой и предательством вожаков русского народа.

Вся Россия буквально заливалась потоками христианской крови, не было пощады ни женщинам, ни старикам, ни юношам, ни младенцам. Изумлением были охвачены даже идейные твор­цы революции, не ожидавшие, что работа их даст в результате такие моря крови. Не удивлялись только те, кто помнил §15 "Сионских протоколов", где говорится: "Когда мы, наконец, окончательно воцаримся при помощи государственных перево­ротов, всюду подготавливаемых..., мы постараемся, чтобы против нас уже не было заговоров. Для этого мы немилосердно казним всех, кто встретит наше воцарение с оружием в руках..."

Развал России явил такую грандиозную картину разрушения во всех областях государственной, общественной и личной жиз­ни, что потребуются не только тома для описания этой картины, но и великий талант, способный передать потомству весь ужас пережитого...

Придет время, когда правдиво написанная "История русской революции" сделается настольной книгой для каждого честного, мыслящего христианина — как грозное предостережение гряду­щим поколениям, как свидетельство попранных гордым челове­ком законов Божьих, как страшный результат противления воле Божьей".

И действительно, духовной первопричиной русской трагедии XX века стало помрачение религиозно-нравственного самосоз­нания народа, поддавшегося льстивым посулам земных, тленных благ и ради них отвергшегося того великого служения народа-бо­гоносца, которое было даровано ему свыше и составляло смысл русской жизни на протяжении многих веков. Стоило пошатнуть­ся краеугольному камню веры, как все огромное здание русской государственности обрушилось, похоронив под своими обломка­ми неисчислимые жертвы материалистического обмана.

Более того, религиозная энергия и сила русской души, до того верой и правдой служившие делу спасения, делу торжества еван­гельской нравственности и истины Христовой — потеряв право­славную опору, были легко "перенацелены"  на достижение безумных, губительных псевдорелигиозных целей: "торжества ми­ровой революции", "интернациональной солидарности", "по­строения коммунизма" и тому подобных химер, скрывавших за привлекательной внешностью смертельное для России богобор­ческое содержание. Творцы революции, обладая многовековым опытом организации антихристианских социальных катаклиз­мов, рассчитали точно. Они знали, что всякий народ — дитя. Русский же народ, сверх того — дитя доверчивое, доброе и про­стосердечное. Одурачив его сказками о "народовластии", "всеоб­щем равенстве", "классовой справедливости", веру России под­вергли страшному, огненному, кровавому испытанию...

"Разрушалась Россия сознательно, — говорит Жевахов, — и ее развал явился не результатом теоретических ошибок и заблуж­дений идейных борцов революции, желавших взамен дурного старого создать что-то лучшее и новое, как думали и продолжают даже теперь думать непрозревшие люди, а выполнением давно задуманных, гениально разработанных программ, обрекавших Россию    на    вымирание".

Факты, приводимые князем в своих воспоминаниях, столь жутки, что невольно возникает вопрос: стоит ли такое по­мнить? К сожалению, помнить это надо, чтобы ужас пережитого стал надежным препятствием на пути всех и всяческих русоненавистников, новых обманщиков и разорителей России. Итак, укрепив свои сердца незлобием и кротостью, исполнив их хри­стианским милосердием, наберемся мужества и— взглянем тяжелой    правде    в    глаза.

"С молитвой за несчастных, невинно замученных жертв бого­борческого фанатизма подойдем ближе к местам их мучений и страданий, — призывает Жевахов, — войдем в глубь кровавых застенков, где миллионы православных христиан кончали свои счеты с жизнью среди оргий обезумевших сатан истов, войдем туда не для праздного любопытства, а во имя долга перед чело­вечеством, чтобы поведать всему миру о том, что мы там увиде­ли... и чему до сих пор еще так мало верят. Не верят потому, что никакое воображение не в силах нарисовать картины таких ужа­сов, какие испытала великая христианская Россия, очутившись в когтях вампира, высасывающего ее кровь... Будем помнить, что все эти ужасы, все то, что рассматривается Европой как "сказка" или преувеличение..., станет ясным и понятным, если мы не забудем основную цель русской революции — истребление хри­стианского населения России".Этой страшной цели была подчинена деятельность всех "си­ловых" структур новорожденной советской власти, служившей на деле лишь декорацией, скрывавшей зловещий механизм воинст­вующего человеконенавистничества. С полной ясностью и ци­ничной откровенностью он явил себя в деятельности ЧК, уком­плектованной в подавляющем большинстве инородцами и ино­верцами, ставшей по роду своей деятельности настоящей "всероссийской бойней", возведшей на уровень официальной го­сударственной задачи убийства, пытки и истязания людей.

Говорит Жевахов:

"Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, что­бы ноги едва касались земли, а потом медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулемет­чик раздроблял сначала ноги для того, чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью... Насла­дившись мучением страдальцев, он принимался снова расстре­ливать их в разных местах до тех пор, пока живой человек не превращался в кровавую массу и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же сидели и любовались казнями пригла­шенные "гости", которые пили вино, курили и играли на пиа­нино или балалайках...

Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кисти рук, щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз... Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли "товарищ Эдуард" и каторжник Саенко. По изгна­нии большевиков из Харькова Добровольческая армия обнару­жила в подвалах чрезвычайки много "перчаток". Так называлась содранная с рук вместе с ногтями кожа. Раскопки ям, куда бро­сали тела убитых, обнаружили следы какой-то чудовищной опе­рации над половыми органами, сущность которой не могли определить даже лучшие харьковские хирурги... На трупах быв­ших офицеров, кроме того, были вырезаны ножом или выжжены огнем погоны на плечах, на лбу — советская звезда, а на груди — орденские знаки; были отрезаны носы, губы и уши... На женских трупах — отрезанные груди и сосцы и пр. и пр. Много людей было затоплено в подвалах чрезвычаек, куда загоняли несчастных и затем открывали водопроводные краны.

В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш ПетерС, переведенный затем в Москву. По вступлении своем в должность "начальника внутренней обороны", он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской кре­пости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем жидом Урицким. Даже по советским данным, явно ложным, Урицким было расстреляно свыше 5000 офицеров.

Переведенный в Москву, Петере, в числе прочих помощников имевший латышку Краузе, залил кровью буквально весь город. Нет возможности передать все, что известно об этой женщине-звере и ее садизме. Рассказывали, что она наводила ужас одним своим видом, что приводила в трепет своим неестественным возбуждением... Она издевалась над своими жертвами, измыш­ляла самые жестокие виды мучений преимущественно в области половой сферы и прекращала их только после полного изнемо­жения и наступления половой реакции. Объектами ее мучений были главным образом юноши, и никакое перо не в состоянии передать, что эта сатанистка производила со своими жертвами, какие операции проделывала над ними... Достаточно сказать, что такие операции длились часами и она прекращала их только после того, как корчившиеся в страданиях молодые люди превра­щались в окровавленные трупы с застывшими от ужаса глазами...

Ее достойным сотрудником был не менее извращенный са­дист Орлов, специальностью которого было расстреливать маль­чиков, которых он вытаскивал из домов или ловил на улицах... Если мои сведения кажутся неправдоподобными, а это может случиться — до того они невероятны, и с точки зрения нормаль­ных людей недопустимы, то я прошу проверить их, ознакомив­шись хотя бы только с иностранной прессой, начиная с 1918 года, и просмотреть газеты "Victore", "Times", "Le Travail", "Journal de Geneve", "Journal des Debats" и другие......

В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса. Его помощниками были изверги Авдохин, жидовки "товарищ Вера", Роза Шварц и другие девицы. Здесь было полсотни чрез­вычаек, но наиболее страшными были три, из которых одна помещалась на Екатерининской ул., № 16, другая на Институт­ской ул., № 40 и третья на Садовой ул., № 5... В одном из подвалов чрезвычайки, точно не помню какой, было устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, то есть на эстраде, которая должна была изображать собой сцену, производились казни.

После каждого удачного выстрела раздавались крики "браво", "бис" и палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для этих девиц только шуточной забавой и не возбуждала уже их притупившихся нер­вов. Они требовали более острых ощущений, и с этой целью Роза и "товарищ Вера" выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросой, или же забивали под ногти тонкие гвозди.

В Киеве шепотом передавали любимый приказ Розы Шварц, так часто раздававшийся в кровавых застенках чрезвычаек, когда ничем уже нельзя было заглушить душераздирающих криков истязуемых: "Залей ему глотку горячим оловом, чтобы не виз­жал, как поросенок"... И этот приказ выполнялся с буквальной точностью. Особенную ярость вызывали у Розы и Веры те из попавших в чрезвычайку, у кого они находили нательный крест. После невероятных глумлений над религией они срывали эти кресты и выжигали огнем изображение креста на груди, или на лбу своих жертв...

Практиковались в киевских чрезвычайках и другие способы истязаний. Так, например, несчастных втискивали в узкие дере­вянные ящики и забивали их гвоздями, катая ящики по полу...

Когда фантазия в измышлении способов казни истощалась, тогда страдальцев бросали на пол и ударами тяжелого молота разбивали им голову пополам с такой силой, что мозг выдавли­вался на пол. Это практиковалось в чрезвычайке, помещавшейся на Садовой, 5, где солдаты Добровольческой армии обнаружили сарай, асфальтовый пол которого был буквально завален челове­ческими мозгами...

В Полтаве неистовствовал чекист Тришка, практиковавший неслыханный по зверству способ мучений. Он предал лютой казни 18 монахов, приказав посадить их на заостренный кол, вбитый в землю. Этим же способом пользовались и чекисты Ямбурга, где на кол были посажены все захваченные на Нарвском фронте офицеры и солдаты. Никакое перо не способно описать мучения страдальцев, которые умирали не сразу, а спустя не­сколько часов, извиваясь от нестерпимой боли. Некоторые мучи­лись даже более суток. Трупы этих великомучеников являли собой потрясающее зрелище: почти у всех глаза вышли из ор­бит...

В Благовещенске у всех жертв чрезвычайки были вонзенные под ногти пальцев на руках и ногах граммофонные иголки.

В Омске пытали даже беременных женщин, вырывали животы и вытаскивали кишки.

В Казани, на Урале и в Екатеринбурге несчастных распинали на крестах, сжигали на кострах или же бросали в раскаленные печи..."

Человеколюбие и милосердие по отношению к читателям этих строк требует ограничить цитирование — не всякое сердце способно вместить в себя тот груз горечи и скорби, какой неиз­бежно ложится тяжким бременем на каждого, прикасающегося к страшным тайнам русской революции. Мы оставим за рамками нашего труда дальнейшие описания насилий и мучений, страш­ных последствий искусственно созданного голода, погубившего миллионы людей, сделавшего обыденностью ужасы трупоядения и людоедства. Мы воздержимся от публикации списка главных палачей России — почти сплошь нерусских — дабы не обострять национальной обиды, не давать места бесу злобы и вражды. Надо лишь твердо помнить, что все пережитое нашим народом окажет­ся напрасным, а сами мы станем предателями и изменниками великого русского дела, если не сделаем должных выводов из горького опыта, доставшегося нам безмерной, невосполнимой ценой...

Правильная оценка феномена Октябрьской (да и Февральской тоже) революции — ключ к пониманию всей русской истории советского периода, с ее многочисленными загадками и проти­воречиями, героическими свершениями и позорными провала­ми. Только овладев этим ключом, можно рассчитывать, что он откроет дверь к русскому возрождению, к воскресению Святой Руси, а не к новой эпохе гибельных катаклизмов.

ОТЫДИТЕ ОТ МЕНЕ, ДЕЛАЮЩИИ БЕЗЗАКОНИЕ

ВАШ ОТЕЦ - ДИАВОЛ, И ВЫ ХОТИТЕ ИСПОЛНЯТЬ ПОХОТИ ОТЦА ВАШЕГО

РЕЛИГИЯ    НЕНАВИСТИ