Много на Руси прославлено Святых людей, но есть среди них люди, святость которых являет­ся совершенно особой. Она выражает саму ду­шу народа. Они, эти люди, являют корень, основу на­родной святыни. Они были, есть и будут всегда по­длинными отцами народа. Таков был преподобный Сергий Радонежский.

3 мая 1319 года в семье ростовского боярина Ки­рилла родился сын. Отец и мать младенца — Кирилл и Мария, назвали его Варфоломеем, что в переводе означает «сын радости».

Еще будучи во чреве матери младенец трижды подал голос в церкви во время Божественной литур­гии и этим открыл, что в будущем он будет ревностным служителем Святой Троицы. Отрок рос кротким и сосредоточенным, удивляя и радуя родителей. Од­нако учеба плохо давалась ему. Однажды Варфоло­мей встретил незнакомого ему старца и просил его помолиться о нем. Старец дал ему просфору «в зна­мение благодати Божией и разумения книжного». По­сле встречи со старцем учеба стала даваться легко. Мальчик любил богослужения, чтение духовных книг. По всему было видно, что он изберет себе монаше­ство. И, действительно, будучи совсем еще юным, он стал просить мать и отца отпустить его в монастырь. Но родители, жалея юность Варфоломея и скорбя о разлуке, не благословили его при их жизни покидать их. И повинуясь по заповеди родительской воле, пре­подобный оставался в отчем доме до 21-летнего воз­раста, до времени кончины обоих родителей. Похо­ронив в Хотькове отца и мать, юноша вместе со старшим братом Стефаном отправился в лес, в деся­ти верстах от Хотькова, именуемую Маковцем. Там они срубили небольшую келью и церковь. Церковь по желанию преподобного была освящена в честь Живо-начальной Троицы. Стефан вскоре покинул своего брата, не выдержав трудностей жизни в глуши. Вско­ре Варфоломей принял иноческий постриг с именем Сергий. Однажды Сергий увидел вдали множество прекрасных птиц и услышал голос: «Так умножится стадо учеников твоих, и после тебя не оскудеют они».

Подвиг, скудная пища, чистая богоугодная жизнь, привлекли к Сергию многих людей. Постепенно стало образовываться небольшое братство, а вскоре воз­ник и монастырь. Монахи просили Сергия стать игу­меном, но тот смиренно отказывался, и только пря­мое благословение епископа заставило его принять сан священника и возглавить монашеское братство.

В обители не было источника воды, приходилось ходить далеко. Братия стали роптать. И преподобный спустился в небольшой овраг, набрал там немножко дождевой воды, помолился, осенил это место крест­ным знамением и тут же, на глазах у изумленного инока, бывшего рядом с преподобным, хлынула чис­тейшая ключевая вода. И до сих пор люди со всех концов земли приезжают в Лавру, заходят в часовню и пьют из Сергиева источника.

Вся Русь знала святого как величайшего чудотворца. По его молитвам исцелялись люди, он воскресил умершего отрока, предсказывал грядущие события.

Духовными детьми преподобного Сергия были не только простые люди, но и великие князья. Только после благословения преподобного Сергия, его ду­ховный сын, благоверный князь Дмитрий Донской, отправился со своим войском на Мамая и победил его на поле Куликовом в 1380 году.

Вид старца всегда был нищ и крайне прост. При­езжавшие во обитель не верили, когда видели свято­го, что этот монах в старом подряснике и в лаптях и есть великой Сергий.

Учениками преподобного Сергия еще при его жиз­ни были устроены десятки монастырей. От преподоб­ного Сергия тянется ветвь русской школы иконописи и особых лаврских распевов. Образ Святой Троицы — образ духовного единства, любви и благоговения — лег в основу иконы ученика преподобного Сергия, инока преподобного Андрея Рублева. И именно этого единства так не достает сейчас всем нам.

Величайшим утешением для преподобного было явление ему перед кончиной Пресвятой Девы Бого­родицы. Она предстала ему вместе со святыми апо­столами Петром и Иоанном. Матерь Божия, укрепляя преподобного Сергия, произнесла пророческие сло­ва: «Не бойся, избранник Мой, Я пришла посетить тебя, услышана молитва твоя об учениках своих и об обители твоей. Я неотступна буду от места сего и всегда буду покрывать его...»

За полгода до кончины преподобный Сергий сло­жил с себя заботы по управлению монастырем, пере­дав бразды правления своему ученику, преподобному Никону. 25 сентября 1392 года, приобщившись святых Христовых тайн, он мирно отошел ко Господу. А 5 июля 1422 года преподобный Никон извлек из земли нетлен­ные останки, мощи преподобного и положил их в осо­бо устроенной раке в Троицком Соборе.

И до сих пор миллионы людей приходят и приез­жают в Лавру преподобного Сергия, что под Моск­вой, в городке Сергиев Посад, поклониться игумену Русской земли.

Мы уже привыкли чествовать знаменитых ученых, спортсменов, актеров, людей труда. Но есть люди, слава которых — особая. Это святые, угодники Бо­жии. Долгое время атеистическая пропаганда пыталась опорочить и саму природу святости и самих святых Божиих — поглумиться, найти изъяны в их жизни. Это необходимо было по двум причинам.

Во-первых, нужно было подставить на место рус­ских и вселенских святых своих кумиров и идолов (в основном политических и других). Но кроме этого нуж­но было увести человека от его внутренней, духовной жизни в жизнь внешнюю, как принято говорить, «обще­ственную». Но как оказалось, сама общественная жизнь не может сложиться нормально, если люди теря­ют идеалы — если исчезают из народной памяти те, кто были духовными светочами, маяками, примером для подражания — в таком случае большинство пере­стает обращать внимание на свою душу, оставляет ду­ховный подвиг молитвы и веры.

Но когда мы, люди Церкви Божией, воздаем по­клонение и молимся нашим святым — мы вовсе не делаем из них кумиров, мы прославляем именно угодников Божиих. Нам дорого, что вот жил такой же, по всему судя, как мы, человек и ему было также трудно на своем месте удержаться в доброте и люб­ви, но тем не менее он выстоял, привлек к Богу (не к себе) немало людей и свою душу украсил многими добродетелями. Но в то же время святость не только не умаляет самобытности и уникальности личности человека, а напротив, усиливает ее. В этом тайна святости в Боге.

Много уже веков обыватель кричит: «Нет! Нет! Уже исчезли святые, это раньше было, в древности...» Так кричали тысячу лет назад, так кричат и в последние времена. Это им надо доказать для того, чтобы снять ответственность за собственную душу.

Прошло время и разночинная, безбожная интел­лигенция вновь завопила на все лады об умирающей Церкви. Но открылась и прославилась сразу целым сонмом святых отцов Оптина пустынь. И хлынули к святым старцам люди русские. Вокруг монастыря об­разовалось целое философское направление, нача­лись переводы святых отцов древности, исцелялись люди, десятки тысяч потерявших всякую веру, обре­тали смысл жизни в Боге укреплялись уже развалив­шиеся семьи и опять прошло время, и атеисты всех мастей завопили: «Нет! Все попы пьяницы и обирают народ!...»

Но и опять открылись теперь миру сотни монахов, священников, просто верующих людей, в годы совет­ской власти убитых и замученных в лагерях. Аминь.

Есть сакрализованная внешняя (в том числе и об­рядовая) форма сопряжения с землей. Это поклон. Всякий человек является поклонником. Сугубое покло­нение именуется земным поклоном. Земля мистериально являет собой образ полного смирения перед Бо­гом. Она как бы предлежит Богу. И земной поклон — это образ отождествления с землей, смирение до зем­ли. Можно поклониться Самому Богу, можно покло­ниться человеку, и это может быть почитание святого человека — но почитание его в Боге, а не его самого по себе. Почитание его как «угодника Божия». Мож­но почитать человека в иерархии социального служе­ния, которую благословил Бог. И все это благосло­венное и правое поклонение.

Главная добродетель, дающая и Духа Божия, и мудрость — это смирение. Главный же порок души — гордыня. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать, — говорит апостол (Иак,4.6). Смирение — это как бы произвольное принижение себя к земле, дабы Сам Господь дал мудрость и именно через сми­рение и мудрость лежит путь к познанию как своей, так и другой земли. Другую землю и вообще «всю зем­лю» можно увидеть и понять, говоря образно, только «с горы». И именно смиренных возвышает Господь (Пс. 146,6). Это и дает возможность православному ас­кетическому сознанию объединить два понятия — смирение и мудрость в одно — смиренномудрие. И это есть высшая добродетель христианина. И другая со­ставляющая, которая дает возможность приступить к познанию «всего мира», «всей» земли — это жертвен­ная любовь к мировому, совокупному человеческому страданию. Старца Силуана упрекали в том, что он не читает газет и не знает «текущей информации» о со­бытиях в мире. Он ответил, что и без газет ясно, что люди во всем мире много страдают и их очень жалко. Современный индийский поэт Гурчарин Сингх Рам-пури пишет: «Мир — это океан вздохов и болезней».

Но есть большое искушение встать в рационально -внешнюю позицию по отношению ко всякой мисти­ческой, в том числе и к своей, религиозной системе. Раз во всех религиях есть нечто общее, единые мистические универсалии, тогда должно быть и изначаль­ное духовное знание, которое едино для всех земель и верований.

Но именно этот роковой шаг и лишает человека его подосновы, того ключевого звена, которое и дела­ет человека подлинно духовным, а именно — мисти­ческой связи почвы и тела. При этом речь идет, ко­нечно же, вовсе не о том, где географически жить че­ловеку, хотя и место проживания совершенно не случайно. При этом пусковым моментом стремления к изначальному синтетическому знанию является рас­суждение о том, что-де помимо открытого всем веру­ющим в Бога духовного знания в рамках каждой из религиозных систем существует еще некое тайное зна­ние, которое недоступно верующим-простецам, но лишь избранным. И это тайное знание якобы внеконфессионально, но при этом все же духовно.

Это и есть очень популярная ныне духовная алхи­мия XX века. Таким образом конструкция Вавилон­ской башни — этого многотысячелетнего вселенского долгостроя продолжается. В этом и есть путь богобор­чества, путь, который пытается соединить несоедини­мое.

Человек не может заниматься синтезированием «всех религий» ибо он не может опытно знать не только «всех», но даже двух религиозных установок. Читать Евангелие — не значит быть христианином. Иметь представление о личности Будды — не значит быть буддистом. Человек духовный может находиться только в рамках какой-то одной системы религиозных ценностей. Кроме того сектанты-синтезаторы пыта­ются молиться Богу, не называя Его имени. Эта лов­кость понятна, ибо назвав имя бога, ты сразу стано­вишься конфессиональным, а не называя, ты вроде над — вне конфессионален. Но это иллюзия. В духов­ном пространстве есть единственное существо, кото­рое постоянно прячется, мигрирует, подставляет вме­сто себя людей, события, пытаясь быть неузнанным, непоименованным — это диавол, сатана. Он есть и лжец и обманщик.

Синкретические секты — это вариант большевицкого интернационализма, только в духовной сфере. Но и в православном богословии и в русской фило­софской мысли есть другое слово, другое понятие,которое точно указывает на важнейшее интегрирую­щее начало российского единства. Это соборность.

Но Бог, скажут нам, не есть Бог разделения, а есть Бог любви и соединения всего со всем. Но вот имен­но поэтому мы и показали путь к вершине этого вос­соединения, который лежит через освоение мистики своей земли. Причем освоение этой мистики не есть дело теорий, а путь реального духовного делания, путь молитвы и подвига. В полноте же тайна изна-чальности и воссоединения всего подлинного и ду­ховного в Боге откроется в будущей жизни.

Идея религиозного синтеза — это идея мнимой ду­ховности. Не зная опытно и глубоко ни одной мисти­ческой культуры, мы обречены на хроническое диле­тантство, пустые обобщения и демонические суррогаты.

Важным в этом же контексте является вопрос на­следования земли — кто собственно наследует землю, и в частности нашу русскую землю. Кто собственно по­длинный хозяин земли? На это прямо и просто отве­чает Господь в заповедях блаженства: Блаженны крот­кие, ибо они наследуют землю (Мф.5.5). Святитель Иоанн Златоуст указывает, что не надо понимать это место только в смысле наследования какой-то духов­ной земли и пр. По блаженному же Августину «крот­кие суть те, которые уступают бесстыдным делам и не противятся злу, но побеждают зло добром». Подлин­ное наследие нашей земли в своей полноте осуществ­ляется в рамках истории христианской святости и ис­тории христианской праведности и благочестия. Хо­зяевами русской земли, в историческом и духовном смыслах, являются русские святые, праведники, за­щитники, строители и труженики. И это очевидно. Ибо любое дело, совершенное на земле, только тогда будет иметь продолжение, только тогда укоренится, если оно благословлено Богом.

В новозаветном сознании мистика земли отобра­жена двояко: в таинстве Боговоплощения и таинстве святой евхаристии, т.е. литургии. Одной из важней­ших задач домостроительства Церкви Христовой яв­ляется возвращение человека уже при его земной жизни в Эдем, в Царствие Божие, на ту Святую Зем­лю, которую некогда оставил падший Адам. Нужен был Человек такой же по плоти, как Адам, как любой из людей, но без греха — Сын Человеческий. Сын Земли, но и Сын Божий.

В таинстве приобщения Тела и Крови Христовых христианин приобретает опыт Неба, опыт иной Зем­ли. И сама душа его становится плодородной почвой, где семя Жизни дает быстрые всходы. Плоды опыта Неба, Эдема — это и есть плоды Духа Святого. А они известны и перечислены апостолом Павлом. Он пи­шет: Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпе­ние, благость, милосердие, вера, кротость, воздержа­ние. (Гал.5.22-23).

Теперь необходимо коснуться некоторых феноме­нологических моментов жизни человека в теле (да простят мне читатели такое вроде бы странное уточ­нение). Начнем вообще с психологии мотивации пе­ремещения человека на земле. Здесь есть варианты различного рода. В Православии есть две противопо­ложные традиции в этом смысле. Причем они никог­да не противопоставлялись друг другу идеологически. Так же, как не противопоставляются у нас в Право­славии монашество и брачная жизнь во Христе. Есть традиция, как выражался преподобный Серафим, — «сидения на одном месте», т.е. преимущественного обращения в себя и веры, что уже здесь на этом мес­те Господь даст все: умудрит, просветит, духовно воз­высит и пр. Впрочем, сам же преподобный благослов­лял и паломничество. И это есть вторая традиция. Па­ломничество — это хождение по лицу земли, чтобы встретиться с Богом в его разных проявлениях или отображениях. Это может быть паломничество по святым местам или к святым мощам того или иного угодника Божия, это, скажем, и поездка на престоль­ный праздник, или в храм нашего детства.

Вторым типом мотивации является попытка выйти из тела, прорвать мистическую связь со своей родо­вой, родной землей. За этим стоит романтическая мечта, что якобы новая земля даст новое тело и обно­вит душу.

Такое стремление характеризуется задачей (осозна­ваемой и неосознаваемой — безразлично) растормо­зить, дестабилизировать структуры «я» через «массу впечатлений», «забыться», «окунуться в иной мир», «начать другую жизнь», «зачеркнуть прошлое», «на­чать сначала».

Предельной же формой произвольного (дерзостно­го) выхода из тела является самоубийство. И если са­моубийство не совершается человеком в помраченном сознании, а совершается людьми, у которых присут­ствует произвольность и известная мера осознанности того, что они собираются делать, то при этом, как правило, им дается самим сатаной ложное знание, что-де есть состояние небытия, есть вожделенное Ни­что, есть «черная дыра». И это знание дается им всег­да на высоте отчаяния. Все это осознается будущим самоубийцей как тяжесть одновременно и души и те­ла, как тяжесть всего «я». А точнее души в «этом» те­ле. При этом тело осознается уже как нечто случай­ное, чужое, а освобождение от тела — как получение свободы, пускай и в негативном ее залоге, но свобо­ды в небытии.

Чаяние — со славянского — это надежда, в данном случае надежда на Бога, упование на милость Божию, на Его любовь, а отчаяние — это полная потеря этого упования. Но в том-то и дело, что родившись без своей собственной воли в вечность, душа уже никуда не может исчезнуть, или пропасть вовсе. Она будет или вечно радоваться о Боге Творце, о Его благости, или вечно разворачивать свое земное мучение, вечно проклинать себя и отчаиваться.

В связи с этим личностный предикат к понятию развития всегда является синонимом либо возрожде­ния, либо вырождения (деградации).

Понятие возрождения включает в себя три компо­нента: 1) понимание и освоение новых смыслов и ду­ховных пространств, 2) углубление личного покаяния в Боге (в отличие от простого раскаяния или угрызе­ний совести), 3) исправление своей жизни, стремле­ние к личному благочестию.

Безбожная интеллигенция всегда непродуктивна, по сути, именно потому, что имея богатство смыслов, остается совершенно чужда личного покаяния и бла­гочестия.

Частое употребление имени Божьего также ничего не значит. Для многих — это лишь образ, высокая ме­тафора. Именно таким апостол Иаков говорит: как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва (Иак.2,26).

Мистическая подоснова и чувство того, что я не случаен здесь на земле, что «я», хотя и недостаточен, хотя и греховен, но любим Богом, также духовный опыт того, что «я есть сущность», — все это формули­руется в одном слове — благословение. Бог произнес о нас благое, доброе Слово и это Слово имеет творче­скую силу. И важным является то, что это Слово, эта воля Божия о нас не относительна — «могло бы быть и по-другому», «если бы не... то я бы не родился та­ким» и пр. Это могло быть так и только так.

Но благословение имеет взаимный характер. Бог благословляет человека — и это неизменно и всегда. Он благословляет нас — на жизнь от вполне конкрет­ных родителей, на определенной земле, и Он благо­словляет нас на заключение брака, на рождение де­тей. Он благословляет и на последний день на земле. Но и мы должны благословить Бога. Хотя может ка­заться: кто я такой, чтобы благословлять Бога. Но это неверно.

Во Второзаконии говорится Богом: Благословен ты в городе и благословен на поле... Благословен ты при входе твоем и благословен ты при выходе твоем... Бла­гословит тебя на земле, которую Господь Бог твой да­ет тебе (Вт.28.3-8). Но необходимо и обратное благо­словение — от человека. Каждую Божественную ли­тургию Церковь поет псалом, который начинается словами: Благослови душа моя, Господа... Благослови, душа моя, Господа и не забывай всех благодеяний Его (Пс.102.1).

Одной из клинических форм, где человек мистиче­ски, установочно не принимает благословения от Бо­га, что он таков, что «я — есть я» — такой формой психопатологии в отношении эстетики тела являются так называемые дисморфофобические расстройства. М.В.Коркина выделила триаду дисморфофобии: сверхценная идея мнимого физического недостатка, идеи отношения («все видят мой ужасный нос»), де­прессия (часто с суицидальными тенденциями). Эти люди обращаются в институты красоты, пытаются де­лать косметические операции. Причем, как правило, их фиксация на некотором недостатке (нос с горбин­кой, большие уши и пр.) объективно является лож­ной, ибо это обычная особенность внешности, как у любого человека. Мы не будем задаваться вопросом, которым задавались апостолы, спрашивая Иисуса Христа о слепорожденном: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?(Ин, 9.2). Если мы оставим в стороне вопрос этиологии, т е. проис­хождения данного заболевания, и остановим свое внимание   на   самом   феномене  дисморфофобии,   то увидим, что духовной основой этого вида психопато­логии является попытка разрыва завета с Богом, бре­довая убежденность в относительности, случайности своего появления на свет. Как следствие такого про­цесса формируется отчаяние, которое находит болез­ненную фиксацию на патологическом недовольстве той или иной частью тела. Данная патология не есть следствие искаженного болезненного эстетства или невротической утонченности. Это тем более не так, потому что дисморфофобия имеет отношение, как правило, к эндогенным растройствам и нередко про­текает в рамках шизофренического процесса. При этом налицо тотальная, бредовая убежденность в от­сутствии всякого промысла Божия появления «меня» (с точки зрения больного) именно с «такой» внешно­стью и вообще «таким».

Переживание абсолютной (а не относительной) ценности «моего» бытия, переживание благословленности всей «моей» жизни — все это рождается в ду­ховном опыте соборного служения Богу, а для ребен­ка прежде всего в семье.

В данном разделе были приведены различные фор­мы бегства от того благословения Божия, которое оп­ределяет нашу жизнь здесь на земле. И это прежде всего псевдодуховные попытки обрести мистические универсалии, минуя духовную мистику своей земли. Кроме того это различные оккультные попытки «вый­ти из тела». Это и психопатологические феномены, вроде дисморфофобии, которые являются следствием богоборчества, т.е. неприятия благословения Божия в отношении «меня такого — какой я есть».

Всему этому противостоит Церковь — как путь к обретению соответствия благословения обо «мне» как вполне конкретной, исторической сущности, как о человеке, родившемся в 19... таком-то году, в городе Н., от... родителей и проч. Вхождение в храм антиномично соединяет в одном «я» конкретное и вселен­ское. Оно соединяет меня несовершенного и грехов­ного и меня как сущность, как образ Божий, как дан­ность для вечности. Ф.Раневская, наша великая актриса говорила: «Париж — это провинция, Лондон — это тоже провинция. Нью-Йорк — провинция. Библия — это столица!» Это же можно сказать и о Храме. Ибо нет и не может быть понятия «провинци­альная церковь». В Церкви Христовой любое «захолустье» становится центром, если оно освящено молит­вой праведника или святого. В любой церкви христи­анин чувствует себя как дома. С Богом везде хорошо.

Потеря осознания себя как частицы вполне опре­деленной исторической земли порождает пустопорож­ние фантомы в виде несостоятельных эзотерических схем, грозит дезинтеграцией «я», психопатическими состояниями и др.

Заканчивая наши заметки, хочется вспомнить по­следние часы великого святителя Церкви Христовой Иоанна Златоуста. Смертельно больной, избиваемый и погоняемый охраной, он шел по дороге из Питиунта (ныне Пицунда), уже второй раз изгнанный из Константинополя и умирая сказал: «Слава Богу за все». Вот именно этими словами мне хотелось бы за­кончить свой малый труд, посвященный мистической связи земли и души человека. Слава Богу за все!

 

Не знать самих себя - крайнее безумие, хуже помешательства, последнее есть болезнь невольная, а первое - следствие развращенной воли.

Ничто так не мешает человеку познать себя, как привязанность к житейскому, и наоборот, ничто так не побуждает его прилепиться к житейским делам, как неведение самого себя.

Св. Иоанн Златоуст

МИСТИКА ЗЕМЛИ

ДУХОВНЫЙ ВОЖДЬ РУССКОГО НАРОДА

ТАИНСТВО БРАКА И СЕМЬИ: КОСМОЛОГИЯ ДОМОСТРОИТЕЛЬСТВА