Природа в русском сознании никогда не обожест­влялась. Об этом много у А. С. Пушкина. Русской ду­ше не свойствен пантеизм. За явлениями природы всегда стоит нечто неизмеримо большее, ее Творец, Бог.

Русская душа в своей полноте всегда тяготела к простоте и к молчанию. Ценностью было не внешнее, а внутреннее, глубинное, сердечное. Про преподобно­го Серафима в одном песнопении поется, что он был «безучастен ко внешнему». Это вполне соответствует и евангельскому призыву: Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы и на­рядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом,— пишет апостол Петр (1 Петр. 3, 4).

Нам уже приходилось писать, что храму, его аскезе совершенным образом соответствует и архитектоника земли. Так чудно устраивает Господь! И храм, и чело­век, и природа — все существует в благодатном един­стве. И думается, что здесь уместно будет явить хоть малый сколок этого единства:

Суровый холод жизни строгой

Спокойно я переношу.

И у небес дороги новой

В часы молитвы не прошу.

                          (И. Никитин)

Полнота православного упования на Бога рождает особый духовный строй — свободу и чистую совесть. Для иллюстрации этого приведем высказывание из Добротолюбия Аввы Филимона: «... во искушениях я всегда поступал так: возлагал все упование мое на Бо­га ... Он скоро избавлял меня от всякой нужды. По­чему, брате, я теперь никакого о себе промышления не творю; но зная, что ОН (Бог — Б. Н.) печется обо мне, очень легко переношу находящие на меня иску­шения. И только то одно Ему от себя приношу, что­бы непрестанно молиться ... Зная это, брат, не подда­вайся малодушию».

Полнота упования, реальная благодатная помощь Божия, огромные, говоря современным языком, энергетические духовные ресурсы народа русского, терпеливость и другие добродетели делали его воисти­ну великим. Но потеря этим же народом живой веры, смирение превратило в безразличие и апатию, полно­та упования и свобода оборотились в расслабленность и лень, отсутствие страха Божия позволило осквер­нить язык через нецензурную брань, неверие породи­ло суеверие, церковное братство превратилось в боль­шевистский жесткий коллектив, искренность и от­крытость обратились в глупость, ибо мудрость — это добродетель Духа ...

Может быть, не все так плохо, будем молиться и верить, что не все убито, не все поругано. Ведь и те­перь у нас много добрых условий для возрождения.

Надежда Мандельштам пишет, что она каждый день в те страшные годы «чувствовала себя помило­ванной». Какой отсюда прекрасный «ход» к Богу. Мы ведь все воистину помилованы. Евангелие говорит нам — живи днем сегодняшним. А мы могли бы ска­зать: Господи! У нас в России мы все только так и живем. И не знаем — как еще можно по-другому. Я не знаю еще других мест, где так удобно можно со­вершенствоваться в Боге и спасаться.