Блаженный поистине авва Дорофей, возлюбив ино­ческое, по Богу, житие, удалился в киновию (общежительный монастырь) отца Серида, где нашёл многих великих подвижников, пребывавших в безмолвии, из которых превосходнее всех были два великих отца: святой Варсонофий и его ученик и спод­вижник авва Иоанн, названный Пророком по дару про­зорливости, который он имел от Бога. Им предал себя святой Дорофей в повиновение с полною уверенностью и беседовал с великим старцем через святого отца Серида. Отцу же Иоанну Пророку сподобился и послужить. Выше­упомянутые святые старцы нашли нужным, чтобы препо­добный Дорофей устроил больницу и, поместившись там, сам имел о ней попечение, ибо братья очень скорбели о том, что, впадая в болезни, не имели никого, пекущегося о них. И так он с помощью Божией устроил больницу при пособии родного брата своего, который снабдил его всем нужным для её устройства, потому что был муж весь­ма христолюбивый и монахолюбивый. Итак, авва Доро­фей, как я сказал, с некоторыми другими благоговейными братьями служил больным и сам, и как начальник больни­цы имел надзор над этим заведением. Однажды послал за ним и призвал его к себе игумен авва Серид. Войдя к нему, он нашёл там некоторого юношу в воинской одеж­де, весьма молодого и красивого собой, который пришёл тогда в монастырь вместе с людьми князя, которых лю­бил отец Серид. Когда авва Дорофей вошёл, то авва Се­рид, отведя его в сторону, сказал ему: «Эти люди приве­ли ко мне этого юношу, говоря, что он хочет остаться в монастыре и быть монахом, но я боюсь, не принадлежит ли он кому-нибудь из вельмож, и если украл что-нибудь, или сделал что-нибудь недоброе и хочет скрыться, а мы примем его, то попадём в беду, ибо ни одежда, ни вид его не показывают человека, желающего быть монахом». Юноша этот был сродник некоторого воеводы, жил в боль­шой неге и роскоши (ибо сродники таких вельмож всегда живут в большой неге) и никогда не слыхал слова Божия. Однажды некоторые люди воеводы рассказывали при нём о Святом Граде [Иерусалиме]. Услышав о нём, он возже­лал видеть тамошнюю святыню и просил воеводу послать его посмотреть святые места. Воевода, не желая опеча­лить его, отыскал одного ближнего своего друга, отправ­ляющегося туда, и сказал ему: «Сделай мне милость, возьми этого юношу с собой посмотреть святые места». Он же, приняв от воеводы этого молодого человека, ока­зывал ему всякую честь, берёг его и предлагал ему вку­шать пищу вместе с собою и женой своею.

Итак, достигнув Святого Града и поклонившись свя­тым местам, пришли они в Гефсиманию, где было изобра­жение Страшного Суда. Когда же юноша, остановясь перед этим изображением, смотрел на него со вниманием и удив­лением, он увидел благолепную Жену, облечённую в баг­ряницу, Которая стояла возле него и объясняла ему муку каждого из осуждённых, и давала при этом некоторые другие наставления от Себя. Юноша, слыша это, изум­лялся и дивился, ибо, как я уже сказал, он никогда не слыхал ни слова Божия, ни того, что есть Суд. Итак, он сказал Ей: «Госпожа! Что должно делать, чтобы избавиться от этих мук?» Она отвечала ему: «Постись, не ешь мясо и молись часто, и избавишься от мук». Дав ему эти три заповеди, багряноносная Жена стала невидима и более не являлась ему. Юноша обошел всё то место, ища Её, полагая, что это была [обыкновенная] жена, но не нашёл Её, ибо то была Святая Мария Богородица. С тех пор юноша этот пребывал в умилении и хранил три заповеди, данные ему. А друг воеводы, видя, что он постится и не ест мяса, скорбел об этом за воеводу, ибо он знал, что воевода особенно берёг этого юношу. Воины же, которые были с ним, видя, что он так себя ведёт, сказали ему: «Юноша! То, что ты делаешь, неприлично человеку, хо­тящему жить в мире. Если ты хочешь так жить, то иди в монастырь и спасёшь душу свою». А он, не зная ничего Божественного, ни того, что такое монастырь, и соблю­дая только слышанное от той Жены, сказал им: «Ведите меня, куда знаете, ибо я не знаю, куда идти». Некоторые из них были, как я сказал, любимы аввой Серидом и, придя в монастырь, привели этого юношу с собой. Когда же авва послал блаженного Дорофея поговорить с ним, авва Дорофей испытывал его и нашёл, что юноша не мог ничего другого сказать ему, как только: «Хочу спастись». Тогда он пришёл и сказал авве: «Если тебе угодно при­нять его, не бойся ничего, ибо в нём нет ничего злого». Авва сказал ему: «Сделай милость, прими его к себе для его спасения, ибо я не хочу, чтобы он был посреди брать­ев». Авва Дорофей по благоговению своему долго отка­зывался от этого, говоря: «Выше силы моей принять на себя чью-либо тяготу, и не моей это меры». Авва отвечал ему: «Я ношу и твою, и его тяготу, о чём же ты скор­бишь?» Тогда блаженный Дорофей сказал ему: «Когда ты решил таким образом, то возвести об этом старцу, если тебе угодно». Авва отвечал ему: «Хорошо, я скажу ему». И он пошёл и возвестил об этом великому старцу. Старец же сказал блаженному Дорофею: «Прими этого юношу, ибо через тебя Бог спасёт его». Тогда он принял его с радостью и поместил его с собой в больницу. Имя его было Досифей.

Когда пришло время вкушать пищу, авва Дорофей ска­зал ему: «Ешь до сытости, только скажи мне, сколько ты съешь». Он пришёл и сказал ему: «Я съел полтора хлеба, а в хлебе было четыре литры (византийская мера веса, равная 2,68 кг) ». Авва Дорофей спросил его: «Довольно ли тебе этого, Досифей?» Тот отвечал: «Да, господин мой, мне довольно этого». Авва спросил его: «Не голоден ты, Досифей?» Он отвечал ему: «Нет, Владыко, не голоден». Тогда авва Дорофей сказал ему: «В другой раз съешь один хлеб, а другую половину хлеба раздели пополам, съешь одну четверть, другую же чет­верть раздели надвое, съешь одну половину». Досифей исполнил так. Когда же авва Дорофей спросил его: «Го­лоден ли ты, Досифей?» Он отвечал: «Да господин, не­много голоден». Через несколько дней опять говорил ему: «Каково тебе, Досифей? Продолжаешь ли ты чувствовать себя голодным?» Он отвечал ему: «Нет, господин, твои­ми молитвами мне хорошо». Говорил ему авва: «Итак, отложи и другую половину четверти». И он исполнил это. Опять через несколько дней [авва Дорофей] спраши­вает у него: «Каково тебе, [Досифей], не голоден ли ты?» Он отвечал: «Мне хорошо, господин». Говорит ему авва: «Раздели и другую четверть надвое, и съешь половину, а половину оставь». Он исполнил это. Итак, с Божией по­мощью, мало-помалу, от шести литр, а литра имеет две­надцать унций, он остановился на восьми унциях, т.е. ше­стидесяти четырех драхмах. Ибо и употребление пищи зависит от привычки.

Юноша этот был тих и искусен во всяком деле, кото­рое исполнял: он служил в больнице больным, и каждый был успокоен его служением, ибо он всё делал тщатель­но. Если же случалось ему оскорбиться на кого-нибудь из больных и сказать что-либо с гневом, то он оставлял всё, уходил в келарню (кладовую) и плакал. Когда же другие служители больницы входили утешать его, и он оставал­ся неутешным, то они приходили к отцу Дорофею и гово­рили ему: «Сделай милость, отче, пойди и узнай, что слу­чилось с этим братом: он плачет и мы не знаем отчего». Тогда авва Дорофей входил к нему и, найдя его сидящим на земле и плачущим, говорил ему: «Что такое, Досифей? Что с тобой? О чём ты плачешь?» Досифей отвечал ему: «Прости меня, отче, я разгневался и худо говорил с бра­том моим». Отец отвечал ему на это: «Так-то, Досифей, ты гневаешься и не стыдишься, что гневаешься и обижа­ешь брата своего? Разве ты не знаешь, что он есть Хрис­тос и что ты оскорбляешь Христа?» Досифей преклонял с плачем голову и ничего не отвечал. И когда авва Дорофей видел, что он уже довольно плакал, то говорил ему тихо: «Бог простит тебя. Встань, отныне положим начало [исправления себя]. Постараемся — и Бог поможет». Услышав это, Досифей тотчас же вставал и с радостью спешил к своему служению, как бы поистине от Бога получил прощение и извещение. Таким образом, служа­щие в больнице, узнав его обыкновение, когда видели его плачущим, говорили: «Что-нибудь случилось с Досифеем? Он опять в чём-нибудь согрешил?» И говорили блажен­ному Дорофею: «Отче, войди в кладовую, там тебе есть дело». Когда же он входил и находил Досифея, сидящего на земле и плачущего, то догадывался, что он сказал кому-нибудь худое слово. И говорил ему: «Что такое, Доси­фей? Или ты опять оскорбил Христа? Или опять разгне­вался? Не стыдно ли тебе? Почему ты не исправляешься?» А тот продолжал плакать. Когда же [авва Дорофей] опять видел, что он насытился плачем, то говорил ему: «Встань, Бог да простит тебя. Опять положи начало и исправься наконец». Досифей тотчас же с верой отвергал печаль оную и шёл на дело своё. Он очень хорошо постилал больным постели и имел такую свободу в исповедании своих помыслов, что часто, когда постилал постель и ви­дел, что блаженный Дорофей проходил мимо, говорил ему: «Отче, отче, помысел говорит мне: ты хорошо пости­лаешь». И отвечал ему авва Дорофей: «О диво! Ты стал хорошим рабом, отличным постельничим, а хороший ли ты монах?»

Никогда авва Дорофей не позволял ему иметь пристрас­тие к какой-либо вещи или к чему бы то ни было. И всё, что он говорил, Досифей принимал с верою и любовью и во всём усердно слушал его. Когда ему нужна была одеж­да, авва Дорофей давал ему оную [шить самому], и он уходил и шил её с большим старанием и усердием. Когда же он оканчивал её, блаженный призывал его и говорил: «Досифей, сшил ли ты ту одежду?» Он отвечал: «Да, отче, сшил и хорошо её отделал». Авва Дорофей говорил ему: «Поди и отдай её такому-то брату или тому-то больно­му». Тот шёл и отдавал её с радостью. [Блаженный] опять давал ему другую и также, когда тот сшивал и оканчивал её, говорил ему: «Отдай её этому брату». Он отдавал тот­час, и никогда не поскорбел и не пороптал, говоря: «Вся­кий раз, когда я сошью и старательно отделаю одежду, он отнимает её у меня и отдаёт другому», но всё хорошее, что он слышал, исполнял с усердием.

Однажды некто из посылаемых на послушание вне монастыря принёс хороший и очень красивый нож. Доси­фей взял его и показал отцу Дорофею, говоря: «Такой-то брат принёс этот нож, и я взял его, чтобы, если пове­лишь, иметь его в больнице, потому что он хорош». Бла­женный же Дорофей никогда не приобретал для больни­цы ничего красивого, но только то, что было хорошо в деле. И [потому] сказал Досифею: «Покажи, я посмотрю, хорош ли он?» Он подал ему, говоря: «Да, отче, он хорош». Авва увидел, что это действительно вещь хорошая, но так как не хотел, чтобы Досифей имел пристрастие к ка­кой-либо вещи, то не велел ему носить этот нож и сказал: «Досифей! Ужели тебе угодно быть рабом ножу этому, а не рабом Богу? Или тебе угодно связать себя пристрасти­ем к ножу этому? Или ты не стыдишься, желая, чтобы обладал тобою этот нож, а не Бог?» Он же, слыша это, не поднимал головы, но, поникнув лицом долу, молчал. Нако­нец, побранив его довольно, авва Дорофей сказал ему: «Пойди и положи нож в больнице, и никогда не прикасайся к нему». И Досифей так остерегался прикасаться к ножу этому, что не дерзал его брать и для того, чтобы подать когда-нибудь другому. И тогда как другие служители брали его, он один не прикасался к нему. И никогда не сказал: «Не таков ли и я, как все прочие!»— но всё, что он ни слышал от отца, исполнял с радостью. Так провёл он не­долгое время своего пребывания в монастыре, ибо он про­жил в нём только пять лет и скончался в послушании, никогда и ни в чём не исполнив своей воли и не сделав ничего по пристрастию. Когда же он впал в болезнь и стал харкать кровью (от чего и умер), услышал он от кого-то, что недоваренные яйца полезны харкающим кровью. Это было известно и блаженному Дорофею, который за­ботился о его исцелении, но по множеству дел средство это не пришло ему на ум. Досифей сказал ему: «Отче, хочу сказать тебе, что я слышал о вещи, полезной для меня, но не хочу, чтобы ты дал мне её, потому что помы­сел о ней беспокоит меня». Дорофей отвечал ему [на это]: «Скажи мне, чадо, какая это вещь?» Он отвечал ему: «Дай мне слово, что ты не дашь мне её, потому что, как я ска­зал, помысел об этом смущает меня». Авва Дорофей го­ворит ему: «Хорошо, я сделаю, как ты желаешь». Тогда больной сказал ему: «Я слышал от некоторых, что недо­варенные яйца полезны харкающим кровью. Но, Господа

ради, если тебе угодно, чего ты прежде не дал мне сам от себя, того не давай мне и теперь ради моего помысла». Авва отвечал ему: «Хорошо, если не хочешь, то я не дам тебе, только не скорби». И он старался, вместо яиц да­вать ему другие полезные для него лекарства, ибо Доси­фей прежде сказал, что помысел смущает его касательно яиц. Вот как он подвизался отсечь свою волю, даже и в такой болезни.

Он имел всегда и память Божию, ибо [авва Дорофей] заповедал ему постоянно говорить: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», и между этим: «Сыне Божий, по-мози ми», — так он всегда произносил эту молитву. Когда же болезнь его весьма усилилась, блаженный сказал ему: «Досифей, заботься о молитве, смотри, чтобы не лишиться её». Он отвечал ему: «Хорошо, отче, [только] молись о мне». Опять когда ему сделалось еще хуже, [блаженный] сказал ему: «Что, Досифей, как молитва, продолжается ли по-прежнему?» Он отвечал ему: «Да, отче, твоими молитвами». Когда же ему стало весьма трудно и болезнь так усилилась, что его носили на простыне, авва Дорофей спросил его: «Как молитва, Досифей?» Он отвечал: «Про­сти, отче, более не могу держать её». Тогда сказал ему [авва Дорофей]: «Итак, оставь молитву, только вспоми­най Бога и представляй себе Его, как сущего пред тобой». Страдая сильно, Досифей возвестил об этом великому старцу, говоря: «Отпусти меня, более не могу терпеть». На это старец отвечал ему: «Терпи, чадо, ибо близка ми­лость Божия». Блаженный же Дорофей, видя, что он так сильно страдал, скорбел об этом, боясь, чтобы он не по­вредился умом. Через несколько дней Досифей опять возвестил об этом старцу, говоря: «Владыко мой, не могу больше [жить]». Тогда старец отвечал ему: «Иди, чадо, с миром, предстань Святой Троице и молись о нас».

Услышав этот ответ старца, братья начали негодовать и говорить: «Что он сделал особенного или каков был подвиг его, что он услышал эти слова?» Ибо они действи­тельно не видели, чтобы Досифей особенно подвизался, или вкушал пищу через день, как делали некоторые из бывших там, или чтобы он бодрствовал прежде обычного бдения, но и на самое бдение вставал не к началу. Также не видели, чтобы он имел особенное воздержание, но на­против примечали, что если случайно оставалось от боль­ных немного соку, или рыбьих голов, или чего-нибудь подобного, то он ел это. А там были иноки, которые, как я сказал, долгое время вкушали пищу через день и удва­ивали свои бдения и воздержание. Они-то, услышав, что старец послал такой ответ юноше, пробывшему в монас­тыре только пять лет, смущались, не зная делания его и несомненного во всем послушания: что он никогда ни в чем не исполнил своей воли, что если случалось когда-нибудь блаженному Дорофею сказать ему слово, смеясь над ним (и как бы что-нибудь приказывая), то он поспеш­но шёл и исполнял это без рассуждения. Например, сна­чала он по привычке говорил громко. Блаженный Дорофей, смеясь над ним, однажды сказал ему: «Тебе нужен вукократ, Досифей? Хорошо, пойди же, возьми вукократ». Он, услышав это, пошёл и принёс чашу с вином и хле­бом ( В греч.: ибо это и значит вукократ), и подал ему, чтобы принять благословение. Авва Дорофей, не понимая этого, посмотрел на него с удивле­нием и сказал: «Чего ты хочешь?» Он отвечал: «Ты велел мне взять вукократ, так дай мне благословение». Тогда он сказал: «Бессмысленный, так как ты кричишь подобно готфам, которые кричат, когда [напьются] и рассердятся, то и я сказал тебе: „Возьми вукократ", ибо ты говоришь, как готф». Досифей же, услышав это, поклонился и отнёс обратно принесённое им.

Однажды пришёл он также спросить [авву Дорофея] об одном изречении святого Писания, ибо ради чистоты своей он начал понимать Святое Писание. Блаженный же Дорофей не хотел, чтобы он вдавался в это, но чтобы лучше охранялся смирением. Итак, когда Досифей спро­сил его, он отвечал ему: «Не знаю». Но тот, не поняв [намерения отца своего], опять пришёл и спросил его о другой главе. Тогда он сказал ему: «Не знаю, но пойди и спроси отца игумена», и Досифей пошёл, уже ни мало не рассуждая. Авва же Дорофей предварительно сказал игу­мену: «Если Досифей придёт к тебе спросить что-нибудь из Писания, то побей его слегка». Итак, когда он пришёл и спросил [игумена], тот начал толкать его, говоря: «Зачем ты не сидишь спокойно [в своей келии] и не молчишь, когда ты ничего не знаешь? Как смеешь ты спрашивать о таких предметах? Что не заботишься о нечистоте своей?» И, сказав ему ещё несколько подобных выражений, игу­мен отослал его, дав ему два лёгких удара по щекам. До­сифей, возвратясь к авве Дорофею, показал ему свои щёки, покрасневшие от ударов, и сказал: «Вот я получил, чего просил». Но не сказал ему: «Зачем ты сам не вразумил меня, а послал к отцу игумену?». Он не сказал ничего подобного, но всё, [что говорил ему отец его], принимал с верою и исполнял, не рассуждая. Когда же он вопрошал авву Дорофея о каком-либо помысле, то с такой уверен­ностью принимал слышанное и так соблюдал оное, что во второй раз уже не спрашивал [старца] о том же помысле.