На главную
страницу

Учебные Материалы >> Сектоведение.

Диакон Андрей Кураев САТАНИЗМ ДЛЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ Часть II.

Глава: 25. ЭЗОТЕРИКА КАК УКРЫТИЕ ОТ РЕАЛЬНОСТИ

Согласно теософии, все те, кого она почтила званием "Ве­ликого Учителя Человечества", должны быть единомыслен-ны. Поскольку Учитель Будда говорил, что перевоплощение существует, Моисей и Иисус обязаны считать так же.

На самом деле религии человечества совсем не так еди­нодушны в этом вопросе, как хотелось бы теософам. Даже в Индии, как уже говорилось, в эпоху написания "Вед" идея переселения душ была неизвестна. Нет этой идеи в исламе. Ее вообще не знали религии Средиземноморья.

У некоторых из греческих философов есть реинкарнационные мотивы, - но религия Гомера ничего хорошего не ожидает от жизни за гробом. Единодушие источников, прочно связывающих имя Пифагора с проповедью реин­карнации в греческом мире, означает, что идея странство­вания душ (независимо от того, действительно ли сам Пи­фагор считал важной эту идею, или она была лишь по­зднее приписана ему) не была привычна для греческой ре­лигиозной традиции. Историко-философская традиция вполне единодушно утверждает, что именно Николаю Фе­дорову принадлежит идея механического оживления "умер­ших отцов". Но из этого факта никак не следует, что идея механического бессмертия была органической частью рус­ской духовной культуры до Федорова или в его время.

 

 "В учении Н. Ф. Федорова западная мысль (а отнюдь не русская) впервые заговорила на языке православия, оставаясь все еще верной своим изначальным мировоззренческим позициям" - написал о нем митр. Антоний (Мельников) (А. М. Воскрешение чаемое или восхищае­мое? // Богословские труды. № 24. - М., 1983, с. 257). Сопоставление федоровской утопии и православия см. в статье свящ. Георгия Флоров­ского "Проект мнимого дела" ("Современные записки", 1935. Париж, № 59; републикация: "Культура и свобода", 1993, № 1-2).

 

 Точно так же та роль, которая приписывается Пифагору в распространении реинкарнационных идей в Греции, озна­чает именно, что эти идеи были вполне чужды предше­ствовавшей греческой традиции.

 

 Пифагор никак не был голосом греческой религиозной тради­ции, и поэтому древняя эллинская литература знает немало язвительных стрел в адрес Пифагора (в том числе и по поводу его доктрины метемпсихоза). Диоген Лаэртский пишет об этом так: "Величавость Пифагора не упускает случая задеть и Тимон в "Силлах", где пишет так: "А Пифагор, преклоняясь к волхвам, болтающим бредни, ищет людей уловлять, величавых речей говоритель". О том, что Пифагор в иное время был иными людьми, свидетельствует и Ксенофан... : "Как-то в пути увидев, что кто-то щенка обижает, он, пожалевши щенка, молвил такие слова: "Полно бить, перестань! живет в нем душа дорого- го друга: по вою щенка я ее разом признал. Так пишет Ксенофан. Насмехается над Пифагором и Кратин: " Едва завидев человека пришлого, тотчас к нему пристанут с переспросами, чтоб, ,сбился бедный, с ,, толку и запутался в противоречьях, сходствах, заключениях, потоплен в бездне мудрости блуждающей" (Диоген Лаэрт. VIII, 36-37).

И, кстати, стоит напомнить редко вооспроизводимое продолжение знаменитой фразы Гераклита: "Многознаниe уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора" (Диоген Лаэрт. IX, 1).

 

Заводя речь о прекрасной Элладе, теософы немедленно восторгаются духовной мудростью дионисийских мистерий, которую не могут вместить невежественные христиане. Но их пыл остужает трезвый голос действительного знатока античности: "Как бы ни превозносить умозрение, возник­шее на основе дионисийства, и каким бы образом ни объе­динять орфическую аскетическую мистику с религией Диониса - все равно нельзя ни в каком случае забывать, что дионисийский экстаз есть оргии пьяного разврата, не­забываемая картина которого содержится, например, в "Вакханках" Эврипида"2.

Поскольку же эллинские философы говорили, что реинкарнационным доктринам они научились у египтян, те­ософы заключают, что и религия Египта была единомысленна с "Упанишадами". И все же ни один из древних па­мятников египетской истории не указывает на присутствие идеи реинкарнации в Египетской религии3. Те главы "Кни­ги мертвых", на которые ссылаются теософы, являются наиболее поздними и механически прибавлены к началь­ным главам более древнего текста.

Но в тот период, когда греческие философы начали по­сещать Египет, там уже появилась интеллектуальная мода на индийские пряности. Но и тогда не было в Египте рели­гии перевоплощения, была лишь мода среди интеллекту­альных кругов. Нельзя же на основании того неоспоримо­го факта, что Блаватская и Рерихи родом из России, ска­зать, что в начале XX века религией России была теосо­фия, или что русские монахи и богословы хранили тайну перевоплощения и законы Кармы!

Религии Междуречья и Ближнего Востока настолько не утешают теософов, что им приходится утверждать, буд­то следов реинкарнационной веры в этих религиях не ос­талось потому, что вера была уж очень "эзотеричная".

Это, собственно, и есть та причина, по которой теософы уверяют, что учение о реинкарнации составляет суть эзо­терики: эта идея была распространена среди религий го­раздо меньше, чем это хотелось бы теософам. Вопреки фак­там они настаивают на универсализме своей доктрины и для доказательства своего хотения предлагают универсаль­ную отмычку: да, текстов на эту тему в Египте, древнегре­ческой, древнеиндийской, ветхозаветной, христианской, мусульманской и многих иных традициях нет - но толь­ко потому, что там они были ну очень секретны.

Методика создания оккультной системы проста как суп из топора: говори, что хочешь, выдавай свою доктрину за "сокровенное знание", дошедшее до нас из древности, а на любую историческую критику отвечай: история не может подтвердить распространенность моей эзотерической докт­рины именно потому, что наше учение было слишком тай­ным, чтобы оставлять исторические следы. В "эзотерику" можно упрятать любую желательную фантазию. Имея та­кой "внешний щит", я, например, могу безнаказанно ут­верждать, что во всех религиях мира было тайное, очень тайное откровение о том, что в конце второго тысячелетия в стране русов явится диакон Андрей Кураев и возвестит истину, ибо он будет подлинным посланником с Небес. Это сокровенное содержание всех вероучений мира было столь тайно, что никто не решился его записать. Но раз его ник­то не дерзал придать гласности - это и значит, что оно рассматривалось во всех религиях и народах как самое важное в их религиозном уповании. Гуру, в лесах Индос­тана приведший ученика к окончательному просветлению, открывал ему последнюю тайну: "Кураев придет!" Зулус­ский жрец, умирая, напоминал своему преемнику: "Жди Кураева!". Ацтекский первосвященник, вырывая сердце юноши при принесении человеческой жертвы, утешал себя тем, что это, мол, только "тень будущих благ", а истина воссияет с приходом Кураева.

В молчащую пустоту в принципе можно помещать что угодно. Но при научном, а не фантазирующем подходе к

исследованию лакуны все-таки надо соблюдать уважению к тому фактическому материалу, который ясно сохранил­ся. Можно предположить, что в недошедших до нас бесе­дах Христа или утраченных Евангелиях была идея пересе­ления душ. Предположить вообще можно что угодно. Труд­нее доказать: почему именно эту, а не иную мифологему следует предполагать в том молчании.

Это трудность, знакомая любому реставратору. Предпо­ложим, перед нами древняя мозаика, сохранившаяся лишь наполовину. Мы видим большую часть лика Христа и ви­дим Его десницу, преподающую кусочек хлеба. Но до нас не дошло изображение левой части изображения. Можно допустить, что в левой руке Христос держит банку пива. Можно предположить, что в несохранившейся левой части мозаики тело Спасителя было подобно помеси верблюда и крокодила. Можно предположить, что вторая часть мозаи­ки была выполнена в стиле Марка Шагала и потому неве­жественные и недоросшие до модернизма "средневековые инквизиторы" сокрушили ту часть шедевра, где находи­лись "летающие коровы".

Если же заниматься не оккультной реставрацией исто­рии Церкви, а научной, то лучше последовать примеру профессиональных восстановителей. Обычно - буде рес­тавраторы поддадутся искушению "доделать" памятник, - они исходят из предположения о его художественной и содержательной цельности. И при восстановлении утрат они ориентируются на те памятники, которые относятся к той же эпохе, к той же традиции, к той же школе, и дош­ли до нас в более полном виде. Таким образом, они прихо­дят к выводу о том, что если правая рука Спасителя дер­жит хлеб, то в другой половине мозаики логично предпо­ложить не мутанта, а обычную человеческую руку, кото­рая, вдобавок, держит чашу с вином.

Приведу лишь один пример "летающей коровы" из со­временной оккультно-медицинской литературы: "Вот выс­казывания Величайшего Целителя всех народов и времен Иисуса Христа, записанные его учеником Иоанном в ма­нускрипте "Евангелие мира Иисуса Христа", относящемся к I веку нашей эры. Иисус Христос дает простое средство для очищения толстого кишечника - клизму: "Возьмите большую тыкву, снабженную спускающимся вниз стеблем, длиной в человеческий рост; очистите тыкву от ее внут­ренностей и наполните речной водой, подогретой Солнцем. Повесьте тыкву на ветку дерева, преклоните колени перед Ангелом Воды и потерпите... чтобы вода проникла по всем вашим кишкам... Просите Ангела Вод освободить тело ваше от всех нечистот и болезней, наполняющих его. Потом пу­стите воду из тела своего, чтобы с нею устремилось из тела все... нечистое и зловонное. И увидите собственными гла­зами и почувствуете носом своим все мерзости и нечисто­ты, которые оскверняют Храм тела вашего. И поймете вы также, сколько грехов обитало в вас и терзало вас бесчис­ленными болезнями"... В четвертом, малодоступном Еван­гелии от Иоанна говорит нам Иисус Христос, - надо жить по Законам Матери Земли и тогда вы возродите себя зано­во САМИ"4. Замечу, кстати, что Малахов не дает ссылок на это "Евангелие", и где он его прочитал, - неизвестно. Но любимая идея оккультистов здесь налицо - "вы возро­дите себя заново САМИ", без Бога и без Христа.

Так что, если уж начинать "реставрацию древнего хри­стианства", то нужно ответить на вопрос: на каком основа­нии можно допустить, что тексты, ясно проповедующие воскресение мертвых, воскресение плоти, тексты, в кото­рых нет и следа кармических и реинкарнационных идей, составляют диптих с текстами (письменными или устны­ми), отвергающими телесное воскресение и утверждающи­ми переселение душ?

Логика теософов непостижима. Из факта, что Церковь отвергла апокрифические тексты, они делают вывод, что именно в апокрифах и изложена подлинная вера Церкви. Боюсь, что будущие поколения оккультистов будут исполь­зовать материалы Архиерейского Собора 1994 года как аргумент в пользу того, что до конца XX столетия право­славные христиане верили по "Живой Этике". "Раз Собор осудил рерихианство - значит, именно Рерихи хранили подлинно христианское учение".

Итак, действительно, не все раннехристианские источ­ники дошли до нашего времени. Много утрат не только в еретической, но и в собственно церковной литературе того времени. Но со страниц дошедших до нас христианских текстов (как апостольских, так и их непосредственных учеников) предстает вполне определенная и целостная, внут­ренне логичная картина. При соблюдении правил логики ни апологию Люцифера, ни идею о бесполезности смерти Христа, ни уверение в том, что Христос не воскресал теле­сно, ни пантеизм, ни реинкарнацию не удастся подстроить к раннехристианской проповеди.

 

 Между прочим, даже в апокрифической и парахристианской литературе идея реинкарнации встречается крайне редко. Ее нет ни в одном из апокрифических апостольских "деяний". Ее нет ни в одном из апокрифических Евангелий. То есть- этой идеи нет в текстах, быто­вавших вблизи церковных пределов. Она мелькает только в текстах однозначно антицерковной, антибиблейской направленности (например, в "Пистис Софиа").

 

Когда исследователь пробует вставить в древний текст некое дополнение (как ему представляется, бывшее в тек­сте и потом утраченное), ему следует посмотреть, не испы­тывает ли текст в целом аллергической реакции на допол­нение, не кричит ли он весь: "это не мое!"

Итак, непонятно и недоказуемо, почему именно идея реинкарнации должна находиться в утраченных текстах (например, в Третьем послании ап. Павла к Коринфянам).

 

 Толкования преп. Ефрема Сирина на апокрифическое Третье послание ап. Павла Коринфянам см. в 7-м томе его творений (Троице-Сергиева Лавра, 1900, ее. 367-393). Кстати, это послание исполнено полемикой именно с оккультизмом - "Итак, сыны гнева суть те, кои благосердие милости Божией отнимают от себя, говоря, что небо и зем­ля и вся тварь не суть дела Отца всего, но имеют проклятую веру змия" (3,19-20). Именно против офитов-змеепоклонников, столь горячо люби­мых Блаватской, и направлен этот апокриф.

 

Но, кроме того, непонятна и причина, по которой идея ре­инкарнации должна быть закрытой. Что "эзотерического" в этой идее?

Идея переселения душ с огромным энтузиазмом во все века воспринималась европейцами - в отличие от Индии, все религии которой стонут от морока бесконечных пере­воплощений и ищут способы выскочить из колеса сансары.

Так, скажите, где и кого в дохристианской Европе пре­следовали за проповедь реинкарнации? Тогда почему же ее надо было делать тайной? Или ее прятали не от поли­ции, а от невежественных масс? А почему? Что в этой идее такого, что делало бы ее неприятной и чужой для этих самых "масс"?

 

Как уверяет теософ, VI Вселенский Собор отверг идею переселе­ния душ из чисто эзотерических соображений - "осуждению подверга­лась не самая сущность вопроса, а лишь было установлено, что несвоевременно (было тогда) разглашать столь эзотерическое учение: несвоевре­менно (было тогда) облекать его в форму иную, чем притчи и символы" - Батюшков П. Перевоплощение. // Вестник теософии. 1913, №11, с. 39.

 

Она как раз очень понятна и даже спо­собна оказать нравственное воздействие.

Здесь я должен резко выступить против мифа, создан­ного самой христианской пропагандой. Языческий мир Римской империи не был так уж страшен, как иногда ка­жется. В нем никогда не убивали людей за проповедь люб­ви. В нем каждому народу и человеку дозволялось иметь любые религиозные убеждения (при минимуме внешнего уважения к официальному культу). В ней не преследовали философов. В ней никто не испытывал аллергии против проповеди восточных культов на Западе. Представление о родственной близости человека к миру богов было настолько обычно, что ап. Павел, проповедуя в Афинах, уместно вспомнил слова именно языческого поэта - "мы Его и род" (Деян. 17,28).

Идея переселения душ и связанные с ней кармические концепции, которых не было в классических религиях Средиземноморья (в том числе в Греции и Риме), спокойно и открыто проповедовалась несколькими философами и поэтами - и это не вызывало никаких репрессий.

В общем, нет ни одной теософской идеи, которую надо было бы скрывать в Римской империи и которая подверга­лась бы гонениям со стороны государства или толпы. Даже те люциферические двусмысленности, которые есть в тео­софии, были и в языческих культах - и потому тоже не воспринимались как нечто странное и опасное.

Христиан же преследовали и ненавидели. Философы и императоры, языческая толпа и иудеи, жречество и сати­рики. И все новозаветные тексты совершенно ясно говорят - за что именно. За проповедь "Христа распятого - для Иуде­ев соблазн, а для Еллинов безумие" (1 Кор. 1, 23) и за проповедь воскресения плоти. И даже цитирование язы­ческого поэта не помогло апостолу Павлу в Афинах - на­смешки начались, едва только он начал говорить о воскре­сении Христа. Идея страдающего Бога, ставшего челове­ком, умершего и в теле же Воскресшего и тем спасшего людей, - именно эта основная весть Евангелия была не­приемлема ни для философов, ни для толпы.

Кроме того, языческий собеседник христианского апо­логета II века Минуция Феликса так определил то, что кажется ему наиболее абсурдным в христианской проповеди: "Двукратная нелепость и сугубое безумие - возвещать гибель небу и звездам, которые мы оставляем такими же, какими застали, а себе, умершим, сгинувшим, которые как родимся, так и погибаем, обещать вечную жизнь!"5. В са­мом деле - оккультная идея вечности Космоса явно отри­цается Библией. Мир создан во времени и мир исчезнет со временем (когда "времени уже не будет" - Откр. 10, 6). А Бог и люди пребудут в Вечности. Это ровно противополож­но теософии, утверждающей вечность своей любимой кос­мической "материи", но отрицающей бессмертие челове­ческой личности.

Итак, со всей решительностью утверждаю: если бы апо­столы были теософами, им не пришлось бы умирать за проповедь Евангелия.

Те же ереси, которые действительно исповедовали ок­культизм, слегка прикрытый христианством, свой оккуль­тизм и веру в реинкарнацию не скрывали. И распространя­лись вполне успешно. Церковь боролась с гностицизмом - а элиты, да и массы были готовы принять и космические зоны, и перевоплощения - все, кроме самого Богочеловечества Христа.

Елена Рерих пишет: "Учение Христа содержало в себе те же великие Истины, но сознание Его современников не было готово к принятию их, отсюда и все искажения, при­ведшие к мертвым противоестественным догмам"6. Это к принятию пантеизма и имморализма, к принятию реин­карнации и космического материализма оказались не го­товы современники Христа? Но, во-первых, в этих идеях для них не было ничего нового. Во-вторых, гностицизм возник раньше христианства и попробовал его ассимили­ровать. "Юные христианские общины были окружены плот­ным кольцом языческого и иудейского гнозиса, который составлял одну из главных ветвей античного синкретизма"7.

В гностицизме языческий мир сделал немедленную по­пытку переинтерпретировать христианство именно в этих терминах, породив сотни гностических сект, каждая из которых по-своему жонглировала "зонами", "астралами", "планетами" и т. п. Об их методологии, столь похожей на методы работы Рерихов, уже в конце первого века говорит св. Игнатий Богоносец: "К яду своего учения еретики при­мешивают Иисуса Христа, чем и приобретают себе доверие: но они подают смертную отраву в подслащенном виде" (К Траллийцам).

В тех постулатах, которые гностики пытались выдать за "тайное учение Христа", не было ничего такого, что не могло бы быть радостно принято языческим миром.

Оккультизм всегда был довольно ходким рыночным товаром. Апостолы были бы обречены на успех, если бы составили какую-нибудь "Тайную Доктрину" с кармой, астралом и ярмарочным изобилием "эонов". Если бы хри­стиане согласились с "белой" (а при нужде и "черной") магией оккультизма, если бы они приняли модную в фи­лософских кругах идею реинкарнации, если бы они при­знали, что все боги - проявления Единого Безликого, они триумфально и быстро вошли бы в римский истеблишмент.

Нет, не "корысть", и не стремление к "защите от тол­пы" понуждали христиан мученического века дистанциироваться от обиходного оккультизма поздней Римской империи. Их вера действительно была - "другой", "но­вым учением" (по признанию как язычников - Деян. 17, 19, так и иудеев - Мк. 1, 27).

Что же касается "тайных доктрин", то они не могли существовать в Церкви потому, что одна из основных идей Библии (как Ветхого, так и Нового Заветов) состоит в том, что субъектом Завета с Богом является не отдельный чело­век, а народ. Не с Моисеем заключается Завет, а с народом Израиля. Не с Петром или Иоанном, а с "новым Израи­лем". И о старом Израиле и о новом (христианах) сказано, что он весь - народ священников. Это народ, который весь состоит из избранных Богом и посвященных. Народ эзоте­риков...

Язычники стояли вокруг своих храмов, признавая лишь за жрецами право входить внутрь святилища. Но любой иудей и любой христианин мог молиться внутри храма.

Более того, христианское духовенство (как епископы, так и священники) в древней Церкви избиралось народом. Этот принцип достаточно ясно виден уже в новозаветной книге Деяний; в "Апостольских Постановлениях" епископ, рукополагающий другого епископа, обязывается спросить о кандидате: тот ли это, кого пресвитеры и народ просят себе в пастыри?

Когда ариане изгнали св. Афанасия Александрийского из города, в вину их ставленнику Григорию Каппадокийцу было поставлено то, что он был рукоположен, не будучи испрошен народом. И напротив, епископы, защищавшие св. Афанасия, обосновывали законность его епископства тем, что он был рукоположен не тайно, но по просьбе народа8.

Достаточно вспомнить историю посвящения в еписко­пы св. Амвросия Медиоланского, избранного на кафедру, когда он не был даже крещен, - чтобы понять, что в та­кой Церкви просто не могло существовать двух "преданий": одно, тайное, для иерархов, а другое - для простого народа9.

Для сравнения напомню, что в целях сохранения "эзо­терического знания" Елена Рерих мечтала, как в идеаль­но-теософском обществе "вожди будущего будут назначаться не безответственными массами, но иерархией Света и Зна­ния"10. Демократизм раннего христианства просто не по­зволял сложиться в Церкви иерархическому "двоеверию".

И еще один вопрос к любителям эзотерики: считают ли они, что Христос пришел для того, чтобы что-то спрятать, или же для того, чтобы, напротив, явить, открыть? Вся Библия - это религия Откровения. Бог не желает пря­таться, Он стремится прорваться к людям, к глубине на­шей совести.

Истина, возвещаемая апостолами, с одной стороны, дей­ствительно эзотерична в том смысле, что Божественная полнота, Pleroma, что обитала во Христе (Кол. 2, 9), до конца непостижима и невместима никем более. И в то же время Истина Христа предельно экзотерична, потому что она открыта для всех: Pleroma для того и вошла в наш мир, чтобы раздать Себя людям. Христос многократно го­ворит, что Он пришел в мир явить Отца (или - "просла­вить", что означает то же самое). В этом отличие Истинно­го и Единого Посредника (1 Тим. 2, 5) от демонических иерархий, которые, по признанию самого языческого бо­гословия, именно скрывали собою Верховное Начало.

 

 Например, в даосизме повествуется о многоярусном Космосе, вся сложнейшая структура которого "заполнена многими тысячами все­возможных святых, духов, бесов, героев, отвечающих за отдельные частности Целого. И уже "за" ними стоит Дао, скрытое от человека пестрой завесой посредников" (Светлов Р. В. Древняя языческая рели­гиозность. - СПб., 1993, с. 27).

 

Служение пророка и священника в этой ситуации ока­зывается не в том, чтобы что-то "прятать" от людей, или, идя путем личной аскезы, обретать некое духовное знание, недоступное толпе. Мы видим скорее, что инициатива откровения принадлежит Богу. Он приходит и говорит тому, кому Он вручает крест пророка: "Восстань, пророк, И виждь и внемли. Исполнись волею Моей..." . При этой встрече не человек, поборов свои страсти и научившись какой-нибудь йоге, влезает на седьмое небо, чтобы высмотреть там нечто невиданно-гностическое. Нет - Бог Сам меняет человека, избранного Им на служение ("И вырвал грешный мой язык").

 

 Один молодой священник рассказывал мне, что ему стало гораз­до труднее молиться на Богослужениях после того, как из храма он перешел в алтарь и стал не просто присутствовать на службе, но совер­шать ее. И вот, когда он поделился этим со своим отцом, тот ему неожи­данно заметил: "А с чего ты взял, что ты должен молиться лучше, чем миряне? Священник в храме не столько сам молится, сколько помогает нам, мирянам, молиться".

 

То служение, которое вручает Бог пророку, - откры­вать людям волю Бога. Бог Библии жаждет быть откры­тым и известным людям. Пророк не гностик, который уходя от мира узнает некие тайны - он посредник между Богом и народом;

 

Знаменательно в этой связи сопоставление библейского 50-го псал­ма и гностического трактата "Пистис София". Псалмопевец говорит: "Избавь меня правдой Твоей и спаси меня; приклони ко мне ухо Твое и избавь меня". Гностик полагает надежду в ином: "Помоги мне и спаси меня тайнами твоими, приклони ко мне ухо твое и спаси меня" (цит. по: Трофимова М. К. К вопросу о гностической тайне. // Религии мира. История и современность. Ежегодник 1989-1990. - М., 1993, с. 172). Надежде на "правду Божию" противопоставлено упование на "тайны". И это действительно антонимы: правда Божия - это явленность Про­мысла в делах мира, открытость Бога к миру. Гностические "тайны" есть нечто укрываемое от мира людей...

 

 и при всей напряженности своего личного самосознания он отождествляет себя со своим народом, вплоть до того, что, как Осия, своей судьбой предрекает судьбу народа. Здесь нет индивидуально-отрешенной мис­тики. Бог заставляет пророка говорить. Это собственно цер­ковное служение, народное11.

И нет никаких оснований считать, что апостолы, гово­рившие о Церкви как новом народе Божием и Теле Хрис­та, вдруг начали бы превозноситься своим "знанием", ко­торое надо скрывать от людей. "Если и знаю все тайны"; но не использовал для назидания братьев и ставил бы знание выше любви - "нет мне в том никакой пользы" (1 Кор. 13, 2-3).

А потому оккультные игры с "эзотерикой" никак не втиснуть и в древнехристианскую этику.

Кроме того, попытка навязать Древней Церкви оккуль­тную космологию в качестве сокровенного предмета ее упо­ваний бессмысленна потому, что Завет Библии был заклю­чен не с "богом торговли" или "плодородия", но с "Богом человеколюбия", Который не только спас людей, но и со­здал их. И этот Бог - Бог Един. Эту истину отстаивали апостолы. И поэтому в мире языческого плюрализма они оказались обречены на смерть... Вся суть Завета (как Древ­него, так и Нового) говорит о том, что сам этот Завет зак­лючил с людьми не местный божок Палестины, не покрови­тель какой-то части космоса и не служебный ангел, но - Творец неба и земли. Именно поэтому "предание" Христо­во никак не могло содержать бесконечно варьирующих мифологий о взаимно порождающих и враждующих "эонах", "астралах", "планетах" и т. п.

Люди Церкви прекрасно знали космическую фантасти­ку современных им политеистов - и сознательно выбрали строгое единобожие. Они убегали от оккультизма, а сегод­ня нас уверяют, что именно его-то древние христиане бе­режно хранили и лелеяли в катакомбах!

Вновь повторю: я признаю существование таких рели­гиозных организаций, у которых есть два учения: экзоте­рическое и эзотерическое. Действительно, есть такие ре­лигиозные структуры, в которых учение, проповедуемое среди "посвященных", ровно противоположно тому учению, что вывешено на дверях. Так действуют сами теософские общества.

Но я не вижу никаких оснований относить раннюю хри­стианскую Церковь к числу таких сект. Дело в том, что секта экзотерически проповедует то, с чем согласно боль­шинство той среды, в которой секта начинает свою дея­тельность. Экзотерический вариант делается максимально приемлемым, привычным, нешокирующим. Внутри же таится то, что могло бы испугать "непосвященного обыва­теля". Однако, если верить оккультистам, в раннем хрис­тианстве все было ровно наоборот. Христиане публично провозглашали свое несогласие с оккультизмом и языче­ством, а втайне, оказывается, именно язычество и испове­довали. Христиане прятали то, во что открыто верили языч­ники. Лишь публично христиане отвергали оккультизм и иерархию богов; публично они готовы были умереть забуквальное понимание своего писания. Это - лишь для привлечения внимания. А в душе-то они все были неопла­тониками и буддистами... Но тогда - почему же они и в самом деле умирали? Почему они принимали пытки и му­ченическую казнь? Зачем христианам надо было вызывать к себе ненависть язычников, если втайне христиане вери­ли так же, как и они?

Секта прячет свое, скандально-отличное, от внешнего взгляда. Апостол Павел, напротив, проповедует Христа распятого - иудеям скандал и эллинам безумие.

По рецептам теософской науки даже из Александра Солженицына можно сделать верного ленинца: он лишь для вида скандалил с коммунистами, а в тесном кругу сво­их друзей настоятельно рекомендовал хранить ленинские заветы и всячески поддерживать КПСС...

И еще я вижу, что вся современная "эзотерическая" пропаганда строится на уверенности в фантастической глу­пости своих "оглашаемых". Ну, в самом деле - как же можно, с одной стороны, уверять, что "тайная доктрина" потому была тайной, что ее опасно было дать в руки рели­гиозно невежественной толпы (и при этом вести речь о "тол­пах", населявших эпохи, чья религиозность совершенно несравнима с нашим материалистическим веком), и одно­временно издавать учебники "Эзотерика для начинающих"?! Что такого произошло с людьми, что они, после 70-летия атеистической деградации вдруг стали способны к воспри­ятию "высших тайн" религиозной жизни?

И почему учение, которое скрывали Христос и апосто­лы, доподлинно теперь знают дамочки из рериховских об­ществ (кстати, почему все видные теософы, начиная с Бла­ватской - женщины?), причем не только знают, но и чув­ствуют себя уполномоченными рассказывать о них хоть по радио, хоть по телевидению? Нужно быть идиотом, чтобы не понять, что "Тайная Доктрина", издаваемая миллион­ным тиражом, на деле не может быть тайной, а является обычной пропагандой. Увы, теософы, выдавая себя за хра­нителей "древних тайных учений", о которых они опове­щают друг друга по газетам, похоже, именно за идиотов и считают всех окружающих.

Их ссылки на "эзотерику" на самом деле нужны лишь для того, чтобы человек, симпатизирующий христианству, не сразу понял, куда его затащили.

А кроме того, указания на "эзотеричность" - это пос­леднее прибежище оккультистов от исторической крити­ки. Если какое-то утверждение оккультистов оказывает­ся, мягко говоря, недоказуемым с точки зрения науки, оно тут же объявляется глубокомысленно-эзотерическим ("по­нимайте аллегорически!") или почерпнутым из тех высо­ких источников, к которым невежественная наука не мо­жет иметь доступа.

Другой инструмент из их арсенала духоведческих ис­следований - обвинение всех исторических религий в "ис­кажениях". Поскольку документов, подтверждающих на­личие подобных искажений, не предъявляется, следует, что апостолы Христа и ученики Будды совершили один и тот же грех: исказили тайные замыслы Блаватской.

V. ЕСТЬ ЛИ ИДЕЯ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ ДУШ В ХРИСТИАНСТВЕ? 24. СТРАДАНИЕ И РЕИНКАРНАЦИЯ 25. ЭЗОТЕРИКА КАК УКРЫТИЕ ОТ РЕАЛЬНОСТИ 26.   РЕИНКАРНАЦИОННЫЕ МЕСТА" В СВЯЩЕННОМ ПИСАНИИ