Слово Божие есть завещание: принявшим Слово Божие оно доставляет спасение и блажен­ство (1:5).

Любовь рождается от чистоты сердца, непо­рочной совести и нелицемерной веры (1:5).

Возделывай эти добродетели, сохраняя внима­тельность к себе и молчание, чтоб достичь люб­ви, которая — верх и совокупность христианс­кого совершенства.

Чистота сердца нарушается принятием гре­ховных помыслов, в особенности блудных; непо­рочность совести — произвольными грехами; вера ослабляется упованием на свой разум, не­искренностью и самолюбием.

Кто захочет рассуждать об истине без просве­щения свыше — тот только вдастся в пустые беседы и прения, уклонится от пути, ведущего в лю­бовь (1: 6-7).

От безвременного, превышающего знание, тщеславного рассуждения об истине родились ереси, заблуждения и богохульство.

Постоянство в православном исповедании догматов веры питается и хранится делами веры и непорочностью совести.

Не руководствующиеся верою в своих поступ­ках и нарушающие непорочность совести про­извольным уклонением в грехи не возмогут со­хранить своего знания догматов в должной чис­тоте и правильности: это знание как знание о Боге требует необходимо чистоты ума, которая свой­ственна одним только благонравным и целомуд­ренным (1:19).

Един Бог и Един Посредник между Богом и человеками — Богочеловек, Иисус Христос (2:5). Никто не может приступить и приблизиться к Богу без этого Посредника. Отвергающий По­средника отвергает и Бога. Отметаяйся Сына, ни Отца имать. Иже не верует в Сына, не уз­рит живота но гнев Божий пребывает на нем (1 Ин. 2:23; Ин. 3:36).

Духовный разум состоит в познании Исти­ны верою. Сперва приобретается познание веры; вера, усвоившись христианину, изменяет его разум откровением ему Истины, которая — Христос.

Достигшие мужеского возраста о Христе по­лучают непрестанную молитву, которую соверша­ют в тайне душевной клети на всяком месте и во всякое время. Христианин тогда получает непре­станную молитву, когда воля его и зависящая от воли деятельность поглощены будут разумением, желанием и исполнением воли Божией. Этим вод­воряется в сердце живая вера, евангельская про­стота, мир Божий, чуждый всякого возмущения.

Таковый разумный младенец непрестанно видит свою немощь, непрестанно верует, непре­станно алчет и жаждет божественной правды, и потому — непрестанно молится (1 Тим. 2:8).

Добродетели, особенно нужные безмолвнику, суть: кроткая покорность Богу, расположение к молчанию, удаление от бесед, даже полезных, но отдаляющих от беседы с Богом и нарушающих безмолвие сердечное. Особенно в начале своего подвига безмолвник способен к увлечению впе­чатлениями внешними. Тщательное пребывание в келлии, удаление от свиданий со знакомыми и от всех видов развлечения противодействуют этой немощи (2:11,12).

Новопостриженному иноку не должно пору­чать значащих должностей в монастыре: потому что он удобно может возгордиться и подвергнуть­ся другим козням диавола (1 Тим. 3: 6—7).Таинственное знание и ощущение веры со­блюдается чистотою совести.

Церковь Бога живаго есть столп и утвержде­ние истины. Потому Бог именуется здесь живым, что действует. Действует Он во всех верующих таинствами, а в избранных, сверх таинств, мно­горазличными явными благодатными даровани­ями. Этим доказывается твердость и непоколе­бимость в истине Восточной Церкви. Напротив того, Церкви инославные, хотя и украшают себя именем Церквей Христовых, хотя признают Бога, но не действующего, как бы мертвого (для мертвых и живой — мертв!), чем обнаруживают, что они поколебались, не устояли в истине.

Великое таинство благочестия (3:16)! Бог явился во плоти; доказал, что Он Бог, Духом, то есть учением Своим, которое — Дух и живот, делами своими, совершенными о персте Божии, дарованием Духа Святаго человекам. Облекшись плотию, Он соделался видимым не только для человеков, но и для ангелов, для которых по Бо­жеству Он — невидим (прп. Макарий Великий. Беседа 4, гл. 9). Язычники, погибавшие от неве­дения Бога, услышали проповедь спасения. При­емлет учение о Боге не мудрость земная, не возвышенный разум, не обширная ученость, не бо­гатое, высокое и славное мира, но смиренный залог сердца, верою. Уверовавшие в Бога всту­пают в усвоение Ему и, вознесшись благодатию превыше всего временного, получают таинствен­ное, опытное знание, что Он вознесся на небо и возносит туда с Собою истинно верующих в Него.

Не утвердившие и не возрастившие веру от слуха делами веры удобно обольщаются учени­ем лжи, лицемерно принимающей вид истины (1 Тим. 4:1).

Телесные подвиги вмале полезны (4:8), то есть они могут только укротить страсти, а не искоре­нить их. Благочестие же, которое состоит в неви­димом упражнении ума и сердца, при православ­ной вере на все полезно: при нем только может человек ощутить жизнь вечную, вкушаемую свя­тыми здесь отчасти, как в обручении, вполне рас­крывающуюся по разлучении души с телом. Жизнь вечная заключается в многообразном дей­ствии благодати в душе, которое ощущается по мере очищения от страстей. Слово это, как ска­занное от духовного опыта, верно; оно достойно быть принятым (4:9) как начало, от которого христианин может востечь к неизреченным бла­гам, полагая восхождения в сердце своем.

Вера и внимание приводят к познанию крес­та Христова, от чего великодушное терпение скорбей, рождаемое и питаемое упованием на Бога живаго, то есть действующего благодатным утешением в сердце терпящего о Христе (4:10).

Когда благодатное утешение действует при та­инственном познании Христа и Его смотрения, тогда христианин не осуждает ни иудея, ни языч­ника, ни явного беззаконника (прп. Макарий Ве­ликий. Беседа 8, гл. 6); но пламенеет ко всем ти­хою, непорочною любовию. Он созерцает чисто­тою ума своего, что со времени пришествия Хри­стова достоинство, цену, похвалу и спасение че­ловека составляет Христос, а не естественные доб­родетели человеческие. Он непрестанно желает быть распятым, потому что слух его отверзся и он слышит глас Христа Бога своего, ему говоря­щий: Иже не приимет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин. Обретый душу свою погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 10: 38—39). Чашу скорбей он считает чашею спасения, свидетельством из­брания, даром Божиим. Он не может иметь не­нависти и врагов — потому что наносящие ему скорби в глазах его — не что иное, как орудие про­мысла Божия (прп. Макарий Великий. Беседа 37, гл. 2,4); он извиняет их, приводя в причину оправдания неведение их; он благословляет их как ору­дие благодетельствующего ему Бога. «Могу ли, — говорит он себе, — могу ли осудить тех, которые теперь предо мною впадают в явные беззакония, когда Христос уже искупил все грехи их, прошед­шие, настоящие и будущие, когда они во Христе уже имеют оправдание и спасение, которых ина­че лишаться не могут, как отвергнув Христа до конца?»²³

Не должно подавать ближним никакого со­блазна своим поведением (4:12). Почему сохра­няй по душе и по телу благоговение. Будь скро­мен и прост в словах и телодвижениях; в домаш­ней твоей жизни будь воздержен, целомудрен, не дерзок; по душе будь кроток, ко всем любовен, правдив, мудр, никак не допускай себе лукавства и лицемерия; вместо их имей веру, которая на­учит тебя, что мир и судьбы каждого человека управляются промыслом Божиим, а не ухищре­ниями разума человеческого, и что по этой при­чине должно наблюдать кроткую христианскую правоту в делах, словах и помышлениях.

Доколе не приду к тебе, говорит благодать Божия подвижнику Божию, и, вселившись в тебя, не заменю собою всякое наставление извне, за­нимайся внимательно чтением, молитвою, на­ставляйся учением преуспевших. Не позволяй себе нерадения, но с постоянством пребывай во внимании. Тогда постепенное преуспеяние твое будет очевидно; ты стяжаешь спасение и будешь полезен для ближних словом назидательным и спасительным (4:14—16).

Кто истинно ощутил бедность естества Ада­мова, кто познал что оно находится в горестном падении и погибели, — тот, конечно, вместе с этим понял и убедился, что человеку для спасе­ния необходимо приобщиться Христу. Такое познание есть признак истинной вдовицы. Ей дозволяется вступить в безмолвие, чтоб пребы­вать в молитвах и молениях день и нощь, чтоб ощутительно вообразился в ней Христос (5:5).

Как кормчий смотрит на звезды и по ним на­правляет ход корабля, так и безмолвник должен непрестанно взирать на Бога, Его видеть очами веры и надежды, чтоб сохраниться в постоян­стве и терпении. На море безмолвия предше­ствуют необыкновенной тишине необыкновен­ные бури.

Безмолвник, увлекающийся чревоугодием, предающийся излишнему сну и изнеженности или вообще сластолюбию и самолюбию, доказы­вает этим, что он мертв душею, хотя и жив по телу (4:6). Христос, истинная Жизнь, обитает в одних только распятых.

Возраст вдовицы, способный к безмолвию, оп­ределяется шестидесятью годами (5:9), чем озна­чается в духовном отношении средняя мера пре­успеяния, изображаемого в Евангелии числами: тридцать, шестьдесят и сто. В этой средней мере находятся те, которые, хотя и душевны, но при­яли молитвенную силу к победе во время браней, которым открылось таинство креста, которые ощущают во время скорбей, наносимых извне, благодатное действие в душах своих, служащее вместе и светом, и утешением для сердца.

Безмолвник прежде вступления в безмолвие должен иметь свидетельство от добрых дел. Рас­сматривай себя, ты, желающий вступить в при­станище или, правильнее сказать, в море безмол­вия! Последовал ли ты всякому делу благому не по естеству ветхого Адама, но сообразно свой­ствам Нового? (5:10). Иначе: приял ли ты на себя иго смирения и кротости, вкусил ли ты, что это иго благо и бремя легко? Иначе: изучил ли запо­веди Евангельские? ум твой и сердце соделались ли их скрижалями, а поведение твое — их выра­жением и последствием? Не ищешь ли ты прав­ды вне креста? Если ищешь — то ты не спосо­бен, не готов к безмолвию, в которое вступать, не осудив себя и пребывая в осуждении ближ­них, бедственно.

Юных по духовному возрасту подвижников, хотя бы они были и стары по плоти, хотя б они отреклись от мира и потому заслуживали имя вдовиц, не должно допускать до безмолвия (5:11). Они по недостатку духовного разума не могут быть постоянны в мысли, что для спасения един­ственно необходим един Христос; они не стер­пят своей мертвости, захотят оживить свое я в добрых делах, принадлежащих душевному чело­веку, чем свергнут с себя иго Христово и вступят в естество ветхого Адама. Лучше им упражнять­ся в деятельных добродетелях; лучше им, укло­няясь от всего нижеестественного, пребывать в естестве своем, чем стремиться преждевремен­но и неправильно к сверхъестественному.

Не воспрещается и им стремление к обновле­нию себя в Господе; но завещается стремление правильное: пусть они стараются исправить свои нравы по нраву Христову, изображенному в Еван­гелии. При исцелении нравов постепенно исцеля­ется и ум. Он, получив исцеление, то есть сделав­шись чистым, ясно усматривает Истину, призна­ет ее, и исповедует. После этого, если Истине угод­но, единственно по ее благоволению и избранию, ученик возводится на гору и соделывается зрите­лем Преображения. Если же не так, то оставайся под горою, займись изгнанием беса из отрока. Бес изгоняется верою, молитвою и постом. Под име­нем поста должно разуметь не одно воздержание от неумеренности в пище, но воздержание от всех греховных начинаний. Вникавший в свое состоя­ние и в состояние всего рода человеческого, зара­женного грехом, подчинившегося духам тьмы, может понять таинственный ответ, данный Спа­сителю отцом беснующегося о времени, с которо­го началась болезнь сына: рече: издетска (Мк. 9:21). Покушение на преждевременное безмолвие влечет за собою неминуемые пагубные послед­ствия. Дерзновенный, самонадеянный, омрачен­ный и связанный неведением подвижник не най­дет пищи для души своей в безмолвии, а от этого непременно впадет в уныние, которое в безмолвниках действует с особенною силою и вредом, предавая их увлечению разнообразными лукавы­ми помыслами и мечтаниями. Пища для безмолвников есть благодатное просветительное утеше­ние откровением таинства креста Христова. Оно — дар свыше, а не познание, свойственное собственно естеству человеческому. Душевным духовное заменить невозможно. Если же кто бу­дет усиливаться заменить — тот усвоит себе ложь вместо истины, в лицемерном образе истины. Плод лжи — расстройство, так же как и плод уны­ния. Но расстройство от лжи различествует от расстройства, рождаемого унынием. Первое об­наруживается в самообольщении, в высоком о себе мнении, в хвастовстве мнимыми добродете­лями своими и дарованиями, в презрении и осуж­дении ближних; оканчивается гордостию, прелестию, исступлением ума, иногда впадением в плотские страсти, а иногда самоубийством, всего чаще беснованием и умоповреждением, которые обыкновенно называются сумасшествием. Второе обнаруживается в праздности, лености, в остав­лении своей келлии, в расположении к развлече­нию беседами, частыми выходами, странствова­ниями, обращением к земной мудрости и учено­сти. С оживлением душевного разума по свойству ветхого Адама отвергается вера, скрывается про­мысл Божий от очей ума; человек, как бы вечный на земле, устремляется всецело к одному земно­му, и постепенно ниспадает в состояние нижеественное, страстное, плотское, которое есть, по от­ношению к истинной жизни — Христу — смерть души (5:12-13).

Кто впал в расстройство того и другого рода, в особенности же первого, тот по большей части делается вовсе неспособным к жизни подвижни­ческой. Впрочем, «смирение исцеляет и такие недуги, которые сами по себе неисцелимы», — сказал Иоанн Лествичник (Слово 25).

Желающий быть чистым исполнителем запо­ведей Христовых должен крайне храниться от пристрастий (5:21). Когда сердце заражено при­страстием, оно не может исполнить чистой и свя­той воли Христовой с подобающею святостию и чистотою. Исполняя волю свою вместо воли Хри­стовой и упорствуя показывать, что творим волю Христову, впадаем в лицемерие. Нередко, выка­зывая, а может быть, и думая, что творим волю Христову, по самой вещи исполняем волю диа­вола.

Те, которые стараются познать Христово учение не для него самого, но с целию посто­роннею, земною, с целию приобретения коры­сти или чести, никогда не возмогут получить ис­тинного духовного разума: потому что он есть дар Божий, даруемый смиренным по мере веры их, очищения от страстей и самоотвержения (6: 4—5).

Если увидишь, что именующие себя учителя­ми и мнящиеся знать Христа предаются спорам, зависти, злоречию, подозрительности, ненависти и прочим страстям, — то знай, что они имеют одно мертвое знание от слуха, а ум и сердце их во мраке и недуге, как не исцеленные и не очи­щенные деланием заповедей евангельских (6:4). Против их гремит изречение Господа: Не вем вас!

(Мф. 25:12; 7:23). — Это говорит о Себе Исти­на — Христос тем, которые думают ведать Его не от дел веры, а от одного лишь слуха.

Кто познал, что род человеческий находится в падении, что земля есть место нашего изгнания, наша темница, где пробыв краткое время, мы выходим для получения или вечного блаженства, или вечной казни, — тот, конечно, познал и то, что единое сокровище человека на земле — Хри­стос, Спаситель погибших. Следовательно, един­ственное и неоценимое приобретение человека на земле — познание Христа и усвоение Христу. Желающий стяжать это сокровище будет ли желать приобретений и наслаждений времен­ных? Напротив — он будет убегать их, опасаясь, чтоб они не развлекли его. Он будет доволен не только необходимым, но и скудостию. А доволь­ный — богаче богатых! (6:6).

Братия, мы вступили нагими в мир сей; выхо­дя из него, оставим в нем и тела наши. Зачем же искать приобретений тленных? зачем искать того, что должно покинуть непременно? Не бу­дем терять драгоценного времени для  тления, чтоб не утратить единственного нашего сокро­вища — Христа. К Нему устремим и ум, и серд­це; имея пищу и одежду, будем этим довольны; не допустим к себе излишеств и прихотей, чтоб они, мало-помалу привлекая к себе нашу любовь, не лишили нас Христа (6: 7—8).

Желающие обогатиться впадают в напасти и сети, которые приготовляет им самое их стрем­ление к обогащению. Первым плодом этого стремления есть множество попечений и забот, отводящих ум и сердце от Бога. Душа, мало, хо­лодно, небрежно занимающаяся Богом, получа­ет грубость и впадает в нечувствие; страх Божий в ней изглаждается; отступает от нее воспоми­нание о смерти; ум помрачается и престает ви­деть промысл Божий, от чего теряется вера; на­дежда, вместо того чтобы утверждаться в Боге, обращается к идолу, приводя к подножию его и любовь. Тогда человек умирает для добродетелей, предается лжи, лукавству, жестокости, словом сказать, всем порокам, и впадает в совершенную погибель, соделавшись сосудом диавола. Корень всех злых есть сребролюбие как содержащее в себе причину и повод ко всем грехам (6: 9—10).

И те, которых не вполне погубило сребролю­бие, потому что они не вполне предались ему, а только искали умеренного обогащения, потерпе­ли многие бедствия. Они опутали себя тяжкими заботами, впали в разнообразные скорби, при­нуждены были нередко нарушать непорочность совести, потерпели большой урон в духовном преуспеянии и видели в себе значительное укло­нение от веры и духовного разума. Для христиа­нина нищета евангельская вожделеннее всех со­кровищ мира, как руководствующая к вере и ее плодам. Подвижник Христов чем свободнее от мира, тем безопаснее, а сколько связался с ми­ром, столько уже победился.

Лжеименный разум (6:20) есть образ мыслей и суждений, усвоившийся уму по падении чело­века. Как следствие падения, он имеет характер самообольщения, как следствие лжи и обмана, он не приемлет Истины — Христа; как высоко це­нящий все земное, между тем как земля есть ме­сто изгнания падших, он противен вере и рожда­емому ею духовному разуму, взирающему на все земное оком странника. Предмет лжеименного разума — одновременное и тленное. Когда пред­метом его делается вечное и духовное, то сужде­ния его вполне неосновательны и ошибочны. Он лишен просвещения свыше, объясняющего пред­меты духовные; для собственных его сил, без от­кровения, эти предметы недоступны; посторон­ний в нем свет есть свет темных духов лжи. Все сведения доставляются ему чувствами телесны­ми, которые повреждены падением. Когда неви­димое чувственными очами соделается для него доступным каким-либо средством, например магнетизмом, то этим он умножает только свои заблуждения, укрепляет свое омрачение и само­обольщение, как пребывающий в области лжи, как стяжающий одни превратные познания. Пос­ледователи его находятся в непрестанном несог­ласии между собою, противоречат один другому и сами себе. Он не требует от человека благонра­вия, напротив — предоставляет свободу грешить. Он считает себя правителем мира, почему отвер­гает промысл Божий, если не всегда словами, то всегда самым делом. Он содержит в себе начало безбожия, которое составляет всю сущность каж­дого заблуждения, раскрываясь в нем более или менее. Наконец, он есть отрицательное богатство падших духов и тех человеков, которые находят­ся в общении с падшими духами.

Оставим мудрость мира сего, оставим упова­ние на нее и приступим с верою и смирением к Божией мудрости и силе, к святой Истине — Христу, Который пришел в мир, да спасется Им мир (Ин. 3:17). Он Свет, которого тьма не объем­лет и не приемлет (Ин. 1:5). Тот только способен Его приять, кто возлюбил правду. Всяк делаяй злая ненавидит Света. Не веруяй в Онь уже осужден есть. Сей есть суд, яко Свет прииде в мир, и возлюбиша человецы паче тму неже Свет: беша бо их дела зла (Ин. 3:19—20; 1 Тим. 6:11,16). Аминь.

Об образе и подобии Божиих в человеке

Размышление, заимствованное из первого послания святого апостола Павла к Тимофею, относящееся преимущественно к монашеской жизни

О существенном делании монаха