Служение человека Богу, законоположенное Богом, ясно и просто. Но мы сделались так слож­ны и лукавы, так чужды духовного разума, что нуждаемся в тщательнейшем руководстве и на­ставлении для правильного и благоугодного слу­жения Богу. Весьма часто мы приступаем к слу­жению Богу при посредстве такого способа, ко­торый противен установлению Божию, воспре­щен Богом, который приносит душам нашим не пользу, а вред. Так некоторые, прочитав в Свя­щенном Писании, что любовь есть возвышенней­шая из добродетелей (1 Кор.13:13), что она — Бог (1 Ин. 4:8), начинают и усиливаются тотчас раз­вивать в сердце своем чувство любви, им раство­рять молитвы свои, богомыслие, все действия свои.

Бог отвращается от этой жертвы нечистой. Он требует от человека любви, но любви истинной, духовной, святой, а не мечтательной, плотской, оскверненной  гордостию и сладострастием. Бога невозможно иначе любить, как сердцем очищен­ным и освященным Божественною благодатию. Любовь к Богу есть дар Божий: она изливается в души истинных рабов Божиих действием Свя­того Духа (Рим. 5:5). Напротив того, та любовь, которая принадлежит к числу наших естествен­ных свойств, находится в греховном поврежде­нии, объемлющем весь род человеческий, все су­щество каждого человека, все свойства каждого человека. Тщетно будем стремиться к служению Богу, к соединению с Богом этою любовию! Он свят и почивает в одних святых. Он независим: бесплодны усилия человека приять в себя Бога, когда нет еще благоволения Божия обитать в че­ловеке, хотя человек — богозданный храм, сотво­ренный с тою целию, чтоб обитал в нем Бог (1 Кор. 3:16). Этот храм находится в горестном запустении: прежде освящения он нуждается в обновлении.

Преждевременное стремление к развитию в себе чувства любви к Богу уже есть самооболь­щение. Оно немедленно устраняет от правиль­ного служения Богу, немедленно вводит в разно­образное заблуждение, оканчивается поврежде­нием и гибелию души. Мы будем доказывать это Священным Писанием и писаниями святых от­цов; будем говорить, что шествие ко Христу начинается и совершается под водительством стра­ха Божия; наконец, покажем, что любовь Божия есть тот блаженный покой в Боге, в который вхо­дят совершившие невидимый путь к Богу.

Ветхий Завет — в нем истина изображена те­нями и события со внешним человеком служат образом того, что в Новом Завете совершается во внутреннем человеке, — повествует о страш­ной казни, которой подверглись Надав и Авиуд, два сына Аароновы, жрецы народа израильско­го. Каждый из них — сказано в книге Левит — взял свою кадильницу, вложил в нее фимиам, принес пред Господа огнь чуждый, которого Гос­подь не повелел приносить. Только освященный огнь, хранившийся в Скинии Свидения, мог быть употребляем при священнослужении израиль­тян. И исшел огнь от Господа, и попалил их, и они умерли пред Господом (Лев. 10: 1—2). Чуж­дый огнь в кадильнице жреца израильского изоб­ражает любовь падшего естества, отчуждившегося от Бога во всех своих свойствах. Казнию жреца дерзостного изображается умерщвление души, безрассудно и преступно приносящей в жертву Богу вожделение нечистое. Поражается такая душа смертию, погибает в самообольще­нии своем, в пламени страстей своих. Напротив того, священный огнь, который один употреблялся в священнодействиях, означает собою благо­датную любовь. Огнь для богослужения взима­ется не из падшего естества — из Скинии Божи­ей. «Огнь, снисшедши в сердце, — говорит свя­той Иоанн Лествичник, — восстановляет молит­ву. Когда же она восстанет и вознесется на небо, тогда совершается сошествие огня, в горницу души» (Слово 28, гл. 45, по переводу Паисия Нямецкого). Се, вси вы, говорит пророк, которые ходите, то есть руководствуетесь в жизни вашей светом огня вашего, и пламенем падшего есте­ства, егоже разжегосте, вместо того, чтоб угасить его, — все вы погибнете в огне и пламени адском Неправильным и преступным действием в себе самих вы огнь разжигаете и укрепляете для себя пламень геенны (Ис. 50:11; по объяснению пре­подобного Варсонофия Великого — Ответ 158). Тому же научает и Новый Завет притчею о вшедшем на брак в одеянии небрачном, хотя вшедший и был из числа званных. Сказал царь слугам, указывая на недостойного: Связавше ему руце и нозе, возмите его, и вверзите во тму кромешнюю (Мф. 22:13). Связанием рук и ног озна­чается отъятие всякой возможности к преуспея­нию духовному. Точно: приходит в это состояние принявший ложное направление, устремивший­ся прямо из состояния греховности и еще в этом состоянии к любви, которая совершает соедине­ние человека с Богом, но человека, уже предочищенного покаянием. Ввержением во тьму кро­мешную означается ниспадение ума и сердца в заблуждение и самообольщение. При заблужде­нии и самообольщении каждая мысль, каждое чувство, вполне мрачны, вполне враждебны Богу. Слуги, власти которых предается несчастный, — демоны: хотя они и заражены безумною ненавистию к Богу, но вместе пребывают Его слугами по Его неограниченным всемогуществу и премуд­рости; они овладевают только теми человеками, которые за произвольное их поведение предают­ся власти демонов. Предается этой власти всту­пивший в направление, воспрещенное Богом, как увлеченный самомнением, как произвольно от­вергший повиновение Богу.

Превознесена и прославлена святая любовь в Священном Писании. Апостол Павел, исчислив в первом послании к Коринфянам дары Святого Духа, упомянув о дарах чудотворения, пророче­ства, рассуждения духов, знания разных языков, сказал: Ревнуйте же дарований больших: и еще по превосхождению путь вам показую (1 Кор. 12:31). Что же может быть выше пророка, чудот­ворца, говорящего на иностранных языках по Дару Святого Духа, а не по обычному изучению человеческому? — Аще языки человеческими и ангельскими глаголю, отвечает великий Павел, любве же не имам, бых яко медь звеняща, или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть. Любы николиже отпадает, аще же пророчествия упразднятся, аще ли языцы умолкнут, аще разум испразднится. Отчасти бо разумеваем, и отчасти проро­чествуем: егда же приидет совершенное, тогда, еже отчасти, упразднится (1 Кор. 13: 1—3, 8— 10). Что это — совершенное? Любовь ест соуз (совокупность) совершенства (Кол. 3:14). Долж­но достигнуть совершенства во всех добродете­лях, чтоб вступить в совершенство всех совер­шенств, в слияние их, в любовь. Всяк любяй от Бога рожден есть и знает Бога (1 Ин. 4:7). Бог любы есть, и пребываяй в любве, в Боге пребыва­ет, и Бог в нем пребывает (1 Ин. 4:16). О сем разумеем, яко в Нем пребываем, и Той в нас, яко от Духа Своего дал есть нам (Ин. 4:13). Единый истинный признак достижения любви, данный нам самим Святым Духом, есть явное присут­ствие в нас Святого Духа. Тот, кто не соделался храмом Святого Духа, да не льстит себе, да не обманывает себя: он не может быть обителию любви, он чужд ее. Изливается в сердца наши любовь вместе с Духом Святым. Она — Его свой­ство. В кого нисходит Святой Дух, в том являет­ся Его свойство — любовь (Рим. 5:5). «Кто стяжа­ет любовь, тот вместе с этим облекается в Самого Бога», — сказал святой Исаак Сирский (Слово 48). Может быть, на это возразят: «Мы христиане; мы обновлены святым крещением, которым ис­целяются все недуги падшего естества, восстановляются образ и подобие Божии в первоначаль­ном изяществе их, насаждается в человека Свя­той Дух, уничтожается повреждение свойств, а потому и любви». Так! но благодатное состояние обновления и пакибытия, доставляемое святым крещением, нуждается в поддержании житель­ством по евангельским заповедям. Аще заповеди Моя соблюдете, сказал Господь, пребудете в люб­ви Моей. Будете во мне и Аз в вас. Яко же розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе: тако и вы, аще во Мне, не пребудете. Аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, яко же розга, и изсшет, и собирают ю, и во огнь влагают, и сгорает (Ин. 15:10,4,6). Не поддер­живающий приобретений, дарованных святым крещением, жизнию по заповедям, утрачивает приобретенное. «Неизреченная и страшная сла­ва, — говорит святой Иоанн Златоуст, — достав­ляемая крещением, пребывает в нас один или два дня; потом мы ее погашаем, наводя на нее бурю житейских попечений и закрывая лучи густыми облаками» (ср. Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 5. Добротолюбие, ч. 2). Ожив в пакибытие кре­щением, мы снова умерщвляем себя жизнию по плоти, жизнию для  греха, для земных наслажде­ний и приобретений. Святой апостол Павел ска­зал: Должны есмы не плоти, еже по плоти жити. Сущии же во плоти Богу угодити не могут. Муд­рование бо плотское смерть есть (Рим. 8:12, 8, 7,6). Благодать крещения остается без действия, как светлое солнце, закрытое тучами, как драго­ценный талант, закопанный в землю. Грех начи­нает действовать в нас со всею силою или и еще сильнее, нежели до принятия крещения, сооб­разно тому, в какой степени мы предаемся гре­ховности. Но данное нам сокровище духовное не отнимается от нас окончательно до самой смер­ти, и мы можем раскрыть его снова во всей силе и славе покаянием (Каллиста и Игнатия, гл. 6). Раскаяние в греховной жизни, печаль о грехах произвольных и невольных, борьба с греховны­ми навыками, усилие победить их и печаль о насильном побеждении ими, принуждение себя к исполнению всех евангельских заповедей — вот наша доля. Нам предлежит испросить прощение у Бога, примириться с Ним, верностию к Нему загладить неверность, дружество со грехом заме­нить ненавистию ко греху. Примирившимся свойственна святая любовь. Не столько мы ищем ее, сколько Бог ищет, чтоб мы сделались способ­ными принять ее и приняли ее. Обличив в заб­луждении того, кто был удовлетворен собою по своим самомнению и слепоте, призвав его к рев­ностному покаянию, Господь произнес следую­щее утешение и обетование: Се стою при дверех, и толку: аще кто услышит глас Мой, и отвер­зет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той - со Мною. Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, яко же и Аз победих, и седох со Отцем Моим на престоле Его (Откр. 3: 20, 21). Это говорит всесвятая Любовь. — Ощущение любви, которое приписывает себе грешник, не перестающий утопать во грехах, которое припи­сывает он себе неестественно и гордо, есть не что иное, как одна обманчивая, принужденная игра чувств, безотчетливое создание мечтательности и самомнения. Всяк согрешаяй не виде Его, ни по­зна Его (1 Ин. 3:6) — Бога, Который есть Любовь. Обратимся к гражданам пустынь, вертепов, пропастей земных, к тем из человеков, ихже не бе достоин весь мир, к преподобным инокам,

которые занимались высочайшею из наук, нау­кою,  принесенною Господом с неба. Эта наука — познание Бога и, при посредстве истинного, опытного Богопознания, познание человека. Бе­зуспешно трудились и трудятся над приобрете­нием этого познания мудрецы мира сего при све­те собственного разума, омраченного падением. Здесь нужен свет Христов! единственно при сия­нии этого света человек может увидеть Бога, уви­деть себя. Озаряемые Христовым светом, препо­добные пустынножители трудились на селе сер­дца своего, обрели на нем драгоценный бисер — любовь к Богу. В боговдохновенных писаниях своих они предостерегают нас от тех бедствий, которые обыкновенно последуют за преждевре­менным исканием любви. С особенною ясностию рассуждает об этом предмете святой Исаак Сирский. Из сочинений его мы выписываем не­сколько свидетельств и душеполезнейших на­ставлений.

«Премудрый Господь, — говорит великий на­ставник монашествующих, — благоволит, чтоб мы снедали в поте лица хлеб духовный. Устано­вил Он это не от злобы, но чтоб не произошло несварения и мы не умерли. Каждая добродетель есть матерь следующей за нею. Если оставишь матерь, рождающую добродетели, и устремишь­ся к взысканию дщерей прежде стяжания мате­ри их, то добродетели эти соделываются ехидна­ми для души. Если не отвергнешь их от себя — скоро умрешь» (Слово 72). «Духовный разум ес­тественно последует за деланием добродетелей. Тому и другому предшествуют страх и любовь. Опять страх предшествует любви. Всякий, бес­стыдно утверждающий, что можно приобрести последующее, не упражняясь предварительно в предшествующем, без сомнения, положил пер­вое основание погибели для души своей. Госпо­дом установлен такой путь, что последнее рож­дается от первого» (Слово 5-е).

В 55-м Слове, которое служит ответом на по­слание преподобного Симеона Чудотворца, свя­той Исаак говорит: «Ты написал в послании тво­ем, что душа твоя возлюбила возлюбить Бога, но что ты не достиг того, чтоб любить, хотя и име­ешь великое желание любить. К этому присово­купляешь, что отшельничество в пустыне вожде­ленно тебе, что чистота сердца началась в тебе и что память Божия очень воспламеняется в сер­дце твоем, разжигает его. Если это истинно, то оно велико. Но мне не хотелось бы, чтоб оно было написано тобою: потому что тут нет никакого порядка. Если же ты поведал для вопроса, то по рядок вопроса — иной. Говорящий, что душа его не имеет еще дерзновения в молитве, потому что не победила страстей, как смеет сказать, что душа его возлюбила возлюбить Бога? Нет способа воз­будиться в душе божественной любви, вслед ко­торой ты таинственно шествуешь в отшельниче­стве, если душа не победила страстей. Ты же ска­зал, что душа твоя не победила страстей, а воз­любила возлюбить Бога: в этом нет порядка. Го­ворящий, что страстей не победил, а возлюбить Бога любит, — не знаю, что и говорит. — Возра­зишь: я не сказал: люблю, но: люблю возлю­бить. И это не имеет места, если душа не дос­тигла чистоты. Если же хочешь сказать обыкно­венное слово, то не ты один говоришь, но и каж­дый говорит, что желает любить Бога; говорят это не только христиане, но и неправо поклоняющи­еся Богу. Это слово  говорится обыкновенно каж­дым. Но при таких словах движется только язык, между тем как душа не ощущает того, что гово­рится. Многие больные не знают даже того, что они больны. Злоба есть болезнь души, и прелесть — утрата истины. Весьма многие, заражен­ные этими недугами, провозглашают свое здра­вие и многими бывают похваляемы. Если душа не уврачуется от злобы и не стяжает естествен­ного здравия, в котором она создана, если не возродится в здравие Духом, то человеку невозмож­но пожелать чего-либо  вышеестественного, свой­ственного Духу» потому что душа, доколе нахо­дится в недуге по причине страстей, дотоле не­способна ощущать ощущением своим духов­ное и не умеет желать его, но желает только от слышания и чтения Писаний».

«Деяние креста — сугубо, сообразно составу естества, разделяемому на две части. Одно состо­ит в претерпении скорбей телом, совершается действием душевной силы ревности, и назы­вается собственно деянием. Другое же приобре­тается тонким деланием ума, непрестанным по­мышлением о Боге и пребыванием в молитве, что совершается силою желания, и называется виде­нием. Первое, то есть, деяние, очищает страст­ную часть души силою ревности; второе же очи­щает мысленную часть души действием душев­ной любви или вожделением душевным. Каж­дый, прежде совершенного обучения в первой части переходящий ко второй, увлекаясь ее сладостию, чтобы не сказать от лености, подвер­гается гневу за то, что не умертвил прежде уды свои, яже на земли (Кол. 3:5), то есть, не увраче­вав немощи помыслов терпеливым пребывани­ем в делании крестного поношения, дерзнул воз­мечтать в уме своем славу креста. Сие-то значит сказанное древними святыми: «Если ум захочет взойти на крест, прежде нежели исцелятся чув­ства от немощи, то постигает его гнев Божий. Восхождение на крест тогда навлекает гнев, ког­да совершается не первою частию терпения скорбей или распятием плоти, но стремлением к видению, второю частию, имеющею место по исцелении души. Такового ум осквернен постыд­ными страстями и устремляется к мечтам и по­мыслам самомнения. Ему заграждается путь зап­рещением: потому что он не очистил сперва скорбями ум, не покорил плотских похотений, но от слуха и буквы устремился прямо вперед, в путь, исполненный мрака, будучи сам слеп. И те, у ко­торых зрение здраво, которые исполнены света и стяжали наставников, исполненных благодати, и те бедствуют и днем и ночью; очи их исполне­ны слез; в молитве и плаче они трудятся день и ночь по причине опасностей путешествия, по причине стремнин более страшных, встречаю­щихся им, по причине образов истины, оказыва­ющихся перемешанными с обманчивыми при­зраками ее. Божие, говорят отцы, приходит само собою, когда ты не ожидаешь его. Так! но если место чисто, а не осквернено» (Слово 2-е).

Желающий приступить к Богу для служения Ему должен предаться руководству страха Божия. Чувство священного страха, чувство глубочайше­го благоговения к Богу указывается нам, с одной стороны, необъятным величием Существа Бо­жия, с другой — нашею крайнею ограниченностию, нашею немощию, нашим состоянием гре­ховности, падения. Страх предписывается нам и Священным Писанием, которое начало заме­нять для нас голос совести и естественного зако­на, когда они омрачились, стали издавать неяс­ные, по большей части лживые, звуки, — кото­рое вполне заменило их, когда явилось Еванге­лие. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. 2:11), научает нас Свя­той Дух; покорным Его велению Он говорит: Придите, чада, послушайте Мене, страху Гос­подню научу вас (Пс. 33:12); возвещает обетова­ние даровать страх Божий тем, которые истин­но вознамерятся усвоиться Богу: Страх Мой дам в сердце их, ко еже не отступити им от Мене (Иер. 32:40). Начало великой науки — деятель­ного Богопознания — страх Божий. Эта наука называется в Священном Писании премудростию. Начало премудрости страх Господень, ра­зум же благ всем творящим и: хвала его пребы­вает в век века (Пс. 110:10; Притч. 1:7). Венец мудрости страх Господень, восцветаяй мир и здравие исцеления. Страх Господень слава и похвала, и веселие, и венец радости. Страх Господенъ дар от Господа, и на стезях любения по­ставляешь (Сир. 1:18,11,13). Страхом Господ­ним научаемся уклоняться от грехов: Страх Гос­подень источник жизни, творит же уклонятися от сети смертныя. Страх Господень ненави­дит неправды, досаждения же и гордыни, и пути лукавых. В страхе Господни буди весь день (Притч. 14:27; 8:13; 23:17). Страхом Господним наставляемся на путь заповедей Божиих: Блажен муж бояйся Господа, в заповедех Его восхощет зело: сильно на земли будет семя его (Пс. 111:1, 2). Блажени вси боящиися Господа, ходящии в путех Его (Пс. 127:1). Ополчится Ангел Госпо­день окрест всех боящихся Его, и избавит их. Бойтеся Господа вси святии Его, яко несть ли­шения боящимся Его (Пс. 33: 8,10).

Напрасно же исполненные самомнения и са­мообольщения мечтатели гнушаются страхом Божиим, как принадлежностию презренных ра­бов, когда к страху призывает нас Бог, возвеща­ет, что Сам Он будет нашим учителем страха, что подаст нам духовный дар страха Божия. Не низ­ко для  человека, ничтожной твари, падшей, от­верженной, погибшей, усвоившей себе вражду к Богу, перейти из состояния вражды и погибели к состоянию рабства и спасения. Уже это рабство — великое приобретение! уже это рабство — великая свобода! Страх законополагается  нам как средство существенно нужное, необходимое для нас. Страх очищает человека, предуготовляет для любви: мы бываем рабами для  того, чтоб закон­но соделаться чадами. По мере очищения пока­янием начинаем ощущать присутствие Божие; от ощущения присутствия Божия является святое ощущение страха. Опыт открывает высоту чув­ствования. Высоко и вожделенно ощущение стра­ха Божия! При действии его часто ум притупля­ет свои очи, престает произносить слова, плодить мысли: благоговейным молчанием, превысшим слова, выражает сознание своего ничтожества и невыразимую молитву, рождающуюся из этого сознания. Превосходно описывает такое состоя­ние святой Исаак Сирский: «Смиренномудрый, когда приблизится к молитве или сподобится ее, то не осмеливается и помолиться Богу или по­просить чего. Он не знает, о чем бы помолиться; он молчит всеми помышлениями своими, ожи­дая только милости и той воли, которая изречется о нем от того Величия, Которому он поклоня­ется. Лице его преклонено на землю, а внутрен­нее видение сердца вознесено к превознесенным вратам во Святая Святых. Там Тот, Которого се­ление — мрак, притупляющий очи Серафимов, Чья доброта побуждает легионы к ликостоянию их, возлагая молчание на все чины их. Дерзнове­ние его простирается только до следующих слов, только об этом он осмеливается помолиться: Гос­поди, по воле  Твоей да будет со мною» (Слово 49). Страх Божий есть дар Божий. Как дар, он испра­шивается молитвою. Желал сподобиться этого дара святой пророк Давид, и потому умолял Бога: Постави  рабу Твоему слово Твое в страх, при­гвозди страху Твоему плоти моя (Пс. 118: 38, 102), то есть мои плотские пожелания. Страх Господень есть один из семи даров Святого Духа, которые святой пророк Исаия   исчисляет так: Дух премудрости и разума, Дух ведения и благочес­тия, Дух совета и крепости, Дух страха Божия (Ис. 11:2).

Господь наш Иисус Христос, принесший при­шествием Своим на землю мир от Бога и благо­воление Божие человекам, соделавшийся Отцом будущего века и Родоначальником святого пле­мени спасающихся, призывающий чад Своих в любовь и соединение с Собою, предлагает, одна­ко, во врачевание поврежденной природы нашей, между прочими средствами, страх. Предающе­муся порывам гнева и ненависти Он угрожает геенною огненною; попирающему совесть угро­жает темницею; увлекающемуся нечистыми вожделениями угрожает вечною мукою (Мф. 5: 22,25,26,29). Не прощающему от искренности сердца ближним согрешения их возвещает, что и его грехи не будут прощены (Мф. 6:15). Среб­ролюбцу и сластолюбцу напоминает смерть, мо­гущую восхитить их в то время, как они не ожи­дают ее (Лк. 12:16—20). Возвышен подвиг муче­ничества: и внушается он, и питается любовию. Но Спаситель мира в наставлении, которое Он преподал мученикам, поощряет их к мужеству, вспомоществует в подвиге страхом. Не убойте­ся, говорит Он, от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче Могущаго и душу и тело погубити в геенне (Мф. 10:28). Ей глаголю вам, Того убойтеся (Лк. 12:5). Всем во­обще последователям Своим Господь заповедал спасительный страх Божии, выражающийся в постоянных трезвении и бдительности над со­бою. Да будут чресла ваша препоясана, сказал Он, и светилъницы горящии: и вы подобии чело­веком, чающим Господа своего, когда возвратит­ся от брака, да пришедшу и толкнувшу, абие отверзут Ему. Блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих (Лк. 12:35,36,37). Всем глаголю: бдите (Мк. 13:37).

Величественно изображено в Евангелии от Матфея (Мф. 25) второе, славное пришествие  Господа, нелицеприятный и страшный суд Его над племенами и народами. Эта необыкновен­ная картина, представленная с необыкновенною простотою и ясностию, невольно оживляется пред взорами ума, поражает сердце страхом. Со­зерцая эту картину, можно изобразить состоя­ние, в которое она приводит душу, словами Иова: Ужас мя срете и трепет, и зело кости моя стрясе: устрашишася же власи мои и плоти (Иов. 4:14). При наступлении суда для изгнанников с неба страна изгнания и клятвы — земля — за­пылает, а небо свиется, как свивается одежда (2 Петр. 3:10; Откр. 6:14). Мертвецы всех времен и народов, возбужденные животворящею тру­бою — Словом Божиим — восстанут из гробов и составят из себя необозримое и неисчислимое собрание (1 Фес. 4:16; Ин. 5:28). Полки и воин­ства святых ангелов придут на страшное зрели­ще, на великое служение. И ангелы отвержен­ные предстанут на суд. Сын Божий воссядет на престол славы, славы страшной по необъятному величию ее. Все разумные создания потрясутся от страха, увидев Создателя своего, вызвавшего их в бытие из ничтожества единым всемогущим Словом. Они будут предстоять пред Тем Словом, для Которого нет невозможного исполнения. Они будут предстоять пред Тою Жизнию, при Которой, вне ее, не может быть иной жизни. Справедливо сказали отцы, что в это грозное вре­мя вся тварь, если б она не была удержана все­могуществом Божиим и была предоставлена са­мой себе, обратилась бы в ничтожество (прп. Нил Сорский. Слово 7). Праведники, увидев ли­цом к лицу Правду совершенную, сочтут свою правду не имеющею никакого значения, а греш­ники оправданием, чуждым евангельского разу­ма, осудят себя. Решится участь всех на вечность. Прежде наступления этого суда Божественный апостол сознается, что он не может оправдать­ся, хотя и не знает за собою никакого греха: по­тому что Судия его — Бог(1 Кор. 4:4). Все святые во время земного странствования своего часто приходят воспоминанием и размышлением бла­гочестивым на Страшный Суд Христов — бла­говременным, спасительным страхом огражда­ют себя от страха, который возбудится в погиб­ших отчаянием; благовременным осуждением себя они стараются благовременно снискать оп­равдание, плачем отвратить плач. Братия! нуж­но, необходимо нам, немощным и грешным, ча­стое воспоминание второго пришествия и Страшного Суда Христова: такое воспоминание есть благонадежнейшее приуготовление. Стра­шен тот Суд, который ожидает всех человеков после общего воскресения; страшен и тот суд, который ожидает каждого человека после его смерти. Последствия того и другого суда или вож­деленны, или бедственны. Если земные суды, на которых дело идет об одном тленном и времен­ном, возбуждают нашу заботливость: тем более должен озабочивать нас суд Божий. С какою дру­гою целию Господь возвестил нам о нем так ясно, как не с целию возбудить в нас душеспаситель­ный страх, могущий предохранить нас от грехов­ной, беспечной жизни, в которой — условие на­шей погибели? Преподобный Илия, египетский инок, безмолвствовавший в Фиваидской пусты­не, говаривал: «Меня устрашают три времени: время исшествия души из тела, время суда Бо­жия и время изречения, какое последует о мне от Бога» (Алфавитный Патерик и Достопамят­ные Сказания).

Нужно ли предупреждать, что учение всех свя­тых отцов Православной Церкви о страхе Божи­ем согласно с учением Священного Писания, когда учение Священного Писания служит ис­точником для учения отцов, когда обоих этих учений источник один — Святой Дух? «Страх Божий есть начало добродетели, — говорит свя­той Исаак Сирский. — Утверждают, что он — порождение веры и насевается в сердце, когда ум устранится от попечений мира сего для со­брания скитающихся помышлений своих из рас­сеянности в непрестанное изучение будущего возустроения... Умудрись положить в основание путешествия твоего страх Божий, и в немногие дни окажешься при вратах Царствия, не понуждавшись в продолжительном пути» (Слово 1). Между наставлениями преподобного Пимена Великого читаем следующие: «Мы нуждаемся в смиренномудрии и страхе Божием столько же, сколько в дыхании. Три главные делания инока: бояться Бога, молиться Богу и делать добро ближ­нему. Когда пчелы будут прогнаны дымом из улья, тогда взимается сладостный труд их: так и плот­ское наслаждение изгоняет страх Божий из души и губит все благое дело ее. Начало и конец духов­ного пути — страх Господень. Писание говорит: Начало премудрости страх Господень (Пс. 110:10). И опять, когда Авраам устроил алтарь, Господь сказал ему: Ныне познах, яко боишися ты Бога» (Быт. 22:12). На вопрос брата, кто гово­рит: причастник Аз есмь всем боящимся Тебе (Пс 113:63), Великий отвечал: «Дух Святой говорит это о Себе». Также он передавал изречение свя­того Антония Великого о преподобном Памве, что при  посредстве страха Божия  Памва  соделал себя обителию Святого Духа (Алфавитный Па терик). «Начало нашего спасения, — говорит преподобный Кассиан Римлянин, — есть страх Господень. Им доставляется и начало обращения, и очищение от страстей, и хранение добродете­лей в тех, которые наставляются на путь совер­шенства. Он, когда проникнет в сердце челове­ческое, рождает в нем презрение ко всему веще­ственному, забвение родственников и ненависть к самому миру».⁷ В этом же Слове, объясняя заповедание Господа: Иже не приимет креста сво­его, и вслед Мене грядет, несть Мене достоин (Мф. 10:38), преподобный Кассиан рассуждает так: «Крест наш есть страх Господень. Как рас­пятый уже не может обращать или двигать чле­нов по желанию души своей, так и мы должны направлять волю и желания наши не сообразно тому, что нам приятно и увеселяет нас в настоя­щее время, но сообразно Закону Господа, к чему он повелевает. Как пригвожденный к древу кре­стному уже не любуется настоящим, не помыш­ляет о своих пристрастиях; он не развлекается заботами и попечениями о завтрашнем дне; в нем не действует никакое пожелание к приоб­ретению имущества; он не воспламеняется ни­какою гордостию, никакою сварливостию; не скорбит о настоящих бесчестиях, о прошедших уже не помнит; хотя он еще дышит в теле, но считает себя по всем отношениям уже умершим, ус­тремляя сердечные взоры туда, куда он не сомне­вается переселиться: так и нам должно быть рас­пятыми страхом Господним ко всему этому, то есть нам должно быть мертвыми не только к плотским страстям, но и к самым началам их, . иметь очи души устремленными туда, куда пе­реселения ежеминутно должны надеяться. Та­ким образом мы можем стяжать умерщвление всех наших похотений и плотских пристрастий» (cap. 35). Легко можно усмотреть, что описывае­мое здесь преподобным Кассианом распятие на кресте страха Божия есть называемое Исааком Сирским деяние, состоящее, по выражению апо­стола, в распятии плоти со страстми и похотми (Гал. 5:24), составляющее первую половину духовного пути, ведущего христианина к пред­назначенному ему совершенству.

Священное Писание, научающее нас, что страх Господень чист, пребываяй в век века (Пс. 18:10), говорит также, что страха несть в люб­ви, но совершенна любы вон изгоняет страх, яко страх муку имать: бояйся же не совершися в любви (1 Ин. 4:18). Это, как кажется при повер­хностном взгляде, разногласие святые отцы объясняют так: «Два страха: один вводительный, другой — совершенный; один свойствен начинающим, так сказать, благочествовать, другой со­ставляет принадлежность совершенных святых, достигших в миру любви. Например: кто испол­няет волю Божию из-за страха мук, тот, как мы сказали, еще новоначальный: он еще не делает добра для  самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из-за самой любви к Богу, любя собственно волю Божию, ис­полняет ее, чтоб благоугодить Богу. Таковый знает, что — существенное добро! таковый по­знал, что значит быть с Богом! таковый имеет истинную любовь, которую святой называет со­вершенною (1 Ин. 4:18). Эта любовь приводит его в совершенный страх: потому что таковый страшится и соблюдает верность воле Божией не из-за страха казней, не для  того, чтоб избегнуть (вечной) муки, но потому что, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, бо­ится отпасть, боится лишиться ее. Этим страхом совершенным, действующим по причине любви, изгоняется вводительный страх. Поэтому и ска­зано: Совершенная любы вон изгоняет страх. Однако невозможно достигнуть совершенного страха иначе, как только страхом вводительным» (прп. Авва Дорофей. Поучение 4-е о страхе Бо­жием). Самое величие Божие наводит святой, благоговейный страх на те разумные создания Божия, которые по причине чистоты и святости своей удостоились ближайшего предстояния Богу. Бог прославляем в совете святых, велий и стра­шен есть над всеми окрестными Его (Пс. 88).

Неужели же нам, потому что мы грешники, вовсе не любить Бога? — Нет! будем любить Его, но так, как Он заповедал любить Себя; будем  всеусильно стремиться к достижению святой люб­ви, но тем путем, который указан нам Самим Бо­гом. Не будем предаваться увлечениям обманчи­вым и льстивым самомнения! не будем возбуж­дать в сердце пламени сладострастия и тщесла­вия, столько мерзостных пред Богом, столько пагубных для нас! Бог повелевает любить Себя следующим образом. Будите в любви Моей, го­ворит Он. Аще заповеди Моя соблюдете, пребу­дете в любви Моей: яко же Аз заповеди Отца Моего соблюдох, и пребываю в Его любви (Ин. 15: 9,10). Сам Сын Божий, вочеловечившись, пока­зал образ этого жительства и подвига, смирив Себе и послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Флп. 2:8). Отвергнем гордость, при­писывающую нам достоинства; облобызаем сми­рение, открывающее нам наши падение и гре­ховность. Любовь ко Христу докажем послуша­нием Христу; любовь к Отцу Богу докажем по­слушанием Сыну Богу, Который от Себя не глаголал к нам, но возвестил нам то, что заповедал возвестить Отец, Которого заповедь есть живот вечный (Ин. 12:49,50). Имеяй заповеди Моя, ска­зал Господь, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя. Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет. Не лю­бяй Мя, словес Моих не соблюдает (Ин. 16: 21, 23, 24). Исполнение заповедей Спасителя — единственный признак любви к Богу, принима­емый Спасителем. «По этой причине все благо-угодившие Богу благоугодили не иначе, как оста­вив свою правду, поврежденную грехопадением, и устремясь к исканию правды Божией, изложен­ной в учении и заповеданиях Евангелия. В прав­де Божией они обрели любовь, сокровенную от падшего естества. И Господь, заповедав многое о любви, повелел прежде искать правды Божией, зная, что она — мать любви» (прп. Макарий Ве­ликий. Беседа 37, гл. 2, 3). Если желаем стяжать любовь к Богу, возлюбим евангельские заповеди; продадим наши похотения и пристрастия: купим ценою отречения от себя село — сердце наше, которое без этой купли не может принадлежать нам; возделаем его заповедями и найдем сокро­венное на нем небесное сокровище — любовь (Мф. 13:44).

Что же ожидает нас на этом селе? — Нас ожи­дают труды и болезни; нас ожидает сопостат, который не легко уступит нам победу над собою: нас ожидает, для противодействия нам, живущий в нас грех. Живет он в уме, живет в сердце, жи­вет в теле. Нужен усильный подвиг, чтоб скло­нить гордый и слепой ум в послушание запове­дям Христовым. Когда ум подчинится Христу — наступает новый подвиг: соглашение испорчен­ного, упорного сердца с учением Христовым, по­корение сердца Христову учению, которому оно враждебно. Наконец, если ум и сердце придут в состояние повиновения Христу, должно быть привлечено в него и брение, предназначенное для неба, тело. Каждый шаг в невидимой борьбе на­шей ознаменован подвигом, ознаменован стра­данием, окроплен потом усильного насилия над собою. То побеждаем, то побеждаемся; то явля­ется надежда на расторжение плена, то снова видим, что цепи наши крепки, нисколько не ос­лаблены теми средствами, которыми мы думали ослабить их. Нас низлагают и немощь есте­ственная, и немощь произволения, и омрачение разума, произведенное прежнею греховною жизнию, и расстройство сердца, стяжавшего пороч­ные навыки, и влечения тела, вкусившего наслаж­дений скотоподобных, заразившегося вожделе­нием их; нас наветуют падшие духи, желая удер­жать в порабощении. Вот тот тесный и прискорбный путь, устланный тернием, по которому ве­дет грешника к примирению с Богом молитвен­ный плач пред Богом, споспешествуемый дела­ми покаяния, делами смирения, исполнением евангельских заповедей, внушаемый страхом Божиим.

Союз страха Божия с Божественною любовию превосходно изображен духоносными отцами Исааком Сирским и Симеоном Новым Богосло­вом. Благолепными словами их украшаем наше убогое слово. «Покаяние, — говорит святой Иса­ак, — дано человекам благодатию на благодать. Покаяние есть второе возрождение нас от Бога. Мы ожидаем, что при посредстве покаяния нам будет даровано то, чего залог прияли верою. По­каяние есть дверь милости, отверстая усильно ищущим его. Этою дверию входим в Божию ми­лость; кроме этого входа не обретем милости: вси бо, по слову Божественного Писания, согрешиша, оправдаеми туне благодатию Его (Рим. 3: 23—24). Покаяние есть вторая благодать и рож­дается в сердце от веры и страха. Страх есть оте­ческий жезл, управляющий нами, доколе не дос­тигнем духовного рая благ; когда достигнем туда, он оставляет нас и возвращается. — Рай есть лю­бовь Божия, в которой — наслаждение всех бла­женств, где блаженный Павел напитался пищею превышеестественною. Вкусив там от древа жиз­ни, он воззвал: Ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор. 2:9). Вкушение от этого дре­ва возбранено было Адаму по кову, устроенному диаволом. Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам, и уже не встречала его ра­дость, но работал он и трудился на земле терний. Лишившиеся любви Божией, если и правильно шествуют, но едят хлеб пота в делах своих, кото­рый повелено есть первозданному по отпадении его. Доколе не обретем любви, дотоле делание наше на земле терний; сеем и жнем посреди тер­ний. Хотя бы сеятва наша была сеятвою правды, однако ежечасно бываем уязвляемы тернием и, сколько бы ни трудились для правды, живем в поте лица нашего. Когда же обретем любовь, тог­да питаемся небесным хлебом, укрепляемся без дел и труда. Христос есть хлеб, сшедый с небесе, и даяй живот миру (Ин. 6: 51, 33). Это — пища ангелов. Обретший любовь вкушает Христа на каждый день и час. Кто снестъ от хлеба сего, говорит Он, егоже Аз дам, жив будет во веки (Ин. 6:51). Блажен ядущий хлеб любви, который есть Иисус. А что имеющий пищею любовь имеет пищею Христа, над всеми Бога, о том свидетель­ствует Иоанн, который говорит: Бог Любы есть (Ин. 4:8). Затем, живущий в любви наслаждает­ся жизнию, источающеюся из Бога, и, находясь в сем мире, уже здесь дышит воздухом воскресе­ния. Этим воздухом наслаждаются праведные по воскресении. Любовь есть то Царство, таинствен­ное вкушение которого Господь обещал апосто­лам. Сказанное: да ясте и пиете на трапезе Моей во Царствии Моем (Лк. 22:30), что означает, как не любовь? Достаточно этой любви, чтоб напи­тать человека, вместо пищи и пития. Она — вино, веселящее сердце человека (Пс. 103:15). Блажен пивший это вино. Пили его невоздержные — и сделались благоговейными; пили грешные — и забыли пути преткновений своих: пили пьяни­цы — и сделались постниками; пили богатые — и пожелали нищеты; пили убогие — и обогати­лись надеждою; пили недужные — и соделались сильными; пили невежды — и упремудрились.

Как невозможно проплыть великое море без корабля, так никто не может достигнуть любви без страха. Смрадное море, находящееся между нами и мысленным раем, можем проплыть в корабле покаяния, имеющем гребцами — страх. Если эти гребцы — страх — не управляют ко­раблем покаяния, на котором преплываем море мира к Богу, то утопаем в смрадном море. Пока­яние — корабль; страх — кормчий его; любовь — Божественная пристань. Страх вводит нас в корабль покаяния и перевозит чрез житейское смердящее море, направляя к Божествен­ной пристани, к любви, к которой стремятся вси труждающиеся и обремененнии (Мф. 11:28) по­каянием. Если мы достигли любви, то достигли Бога; путь наш совершился: мы пристали к ост­рову того мира, где Отец и Сын и Святой Дух».

Заглавие второго Слова в книге святого Симе­она, написанной стихами, заключает в себе со­держание всего нашего Слова, и потому поме­щаем во-первых это заглавие: «От страха рож­дается любовь; любовию же искореняется страх из души, и пребывает в душе одна любовь, будучи Дух Божественный и Святый». Слово свое святой начинает так: «Как воспою, как про­славлю, как достойно восхвалю Бога моего, при­зревшего многие грехи мои? как воззрю к небу? как отверзу очи? как отверзу уста, Отец? как буду двигать устами? как простру руки к высоте не­бесной? какие придумаю слова? какие принесу глаголы? как осмелюсь начать беседу? как буду просить отпущения безмерных моих согреше­ний, прегрешений многих? Поистине соделал я дела, никак не заслуживающие прощения. Ты ведаешь, Спаситель, что говорю я! Я превзошел всякое естество; я соделал дела нижеестественные; я оказался худшим бессловесных, худшим всех животных морских, всех скотов земных; поистине худшим и гадов, и зверей, преступив Твои заповеди больше естества бессловесных, осквернив тело мое и душу обесчестив. Как яв­люсь Тебе? как увижу Тебя? как осмелюсь стать, окаянный, пред лицем Твоим? как не побегу от славы Твоей, от света, которым блистает Святой Дух Твой? как не пойду во тьму один, соделав-ший дела тьмы? и буду отлучен от множества свя­тых! как стерплю глас Твой, отсылающий меня во тьму? Отсюда нося осуждение дел моих; весь ужасаюсь, весь трепещу. Одержимый страхом и ужасом, вопию Тебе: Спаситель мой! знаю, что никто иной не согрешил пред Тобою, как я, ниже соделал деяния, которые соделал я, окаянный. Причиною был я погибели и других. Но и то опять знаю, в том удостоверился я, Боже мой, что ни великость согрешений, ни множество грехов, ни нечистота деяний никогда не превзойдут Тво­ей человеколюбивой и великой, превысшей ве­ликой, превысшей слова и превысшей ума мило­сти, которую Ты обильно изливаешь на согреша­ющих и кающихся с теплотою. Ты очищаешь их и просвещаешь и соделываешь причастниками света, соделывая независтно общниками Боже­ства Твоего. Ты часто беседуешь с ними, как с истинными друзьями Твоими, о чудном для ан­гелов и для человеческих мыслей. О благость без­мерная! о любовь неизъяснимая! Потому-то и припадаю, и вопию к Тебе! как принял Ты блуд­ного и блудницу пришедших, так прими меня, Щедрый, кающегося от души. Вменив, Христе мой, слез моих капли в источники, источающие­ся непрестанно, омой ими душу мою. Омой ими и осквернение тела, произведенное страстями; омой от всякого лукавства и сердце: оно корень и источник всякого греха. Лукавство есть сеяние сеятеля лукавого. Где оно находится, там и про­зябает, и восходит на высоту, и произращает многие ветви лукавства и злобы. Его корни из глу­бин исторгни, Христе мой, и очисти нивы моих души  и сердца. Щедрый! насади в них страх Твой. Сподоби ему вкорениться и возрасти удовлетво­рительно, чтобы высоко возрос он, хранением заповедей Твоих умножаясь, ежечасно, умноже­нием же умножая точащиеся течения слез. Напаяваясь ими более и более, он возрастает и воз­вышается. Вместе со страхом, соразмерно ему, возрастает смирение. Смирению уступают все страсти, а с ними отгоняется и полк бесов. Все добродетели усматриваются последующими за ним, окружающими его, как царицу, как влады­чицу хранительницы, другини и рабыни. Когда ж они соберутся и соединятся одни с другими, тогда процветает посреди их, как древо при ис­точниках вод, страх, Тобою насажденный, и мало-помалу испускает странный цвет. Сказал я странный: потому что всякое естество рождает по роду и семя всех дерев находится в каждом но роду; страх же Твой производит и цвет, стран­ный естеству, и плод, подобно странный и чуж­дый себе. Страх этот естественно исполнен се­тования, и стяжавших его заставляет непрестан­но сетовать, как рабов, достойных многих казней, как ожидающих ежечасно посечения смертию, видящих серп смертный, часа смертного не зна­ющих, не имеющих надежды, ни извещения в совершенном прощении, но трепещущих преде­ла, ужасающихся конца, по неизвестности изре­чения, которое последует на суде, о Боже мой. Цвет, производимый страхом, неизъясним по виду, еще более неизъясним по образу. Он зрит­ся процветающим; но немедленно скрывается, что неестественно и не в порядке, что превыше естества, превосходит всякое естество. Однако цвет является прекрасным, превысшим всякого слова, восхищает к видению своему весь ум мой, не допуская помнить ничего того, о чем страх доставляет познание, но производит во мне тог­да забвение всего этого, и улетает скоро. Древо страха опять остается без цвета. И скорблю, и воздыхаю, и усильно вопию к Тебе! И опять вижу на ветвях древа цвет! О Христе мой! имея взор устремленным к одному цвету, не вижу тогда древа этого. Но цвет чаще проявляется и, при­влекая всего меня к себе вожделением, оканчи­вается в плоде любви. Опять этот плод не тер­пит пребывать на древе страха. Напротив — ког­да он созреет, тогда зрится один, без древа. Страх в любви отнюдь не обретается, так как, в проти­воположность этому, душа не приносит пло­да без страха. Поистине чудо, превысшее слова, превысшее всякого помышления! Древо с трудом процветает и приносит плод; плод же, напротив, искореняет все древо, и пребывает плод, пребыва­ет один. Как плод без древа? никак не могу объяс­нить. Однако он пребывает, однако он есть, лю­бовь эта без страха, родившего ее. Эта любовь есть поистине величайшее веселие, исполняет стяжавшего ее радости и душевного наслажде­ния, изгоняет вне мира по ощущению, чего страх никак не может сделать. Он, находясь внутри видимых и внутри чувственных, как может стя­жавшего страх поставлять вдали от всего и всего совокуплять с невидимыми посредством ощуще­ния (духовного)? Поистине, никак не может. Цвет и плод эти, порождаемые страхом, находятся вне этого мира. Они и ныне восхищают душу, и возносят, и поставляют вне этого мира. Как, скажи мне, эта любовь поставляет вне мира? Хо­тел я определенно узнать это. Это необъяснимо: Любовь — Божественный Дух».

Каким образом происходит самая перемена в сердце? Каким образом совершает оно непос­тижимый переход от страха к любви? — Пред­ставим ответ из святой опытности святых Божи­их. Наш современник и соотечественник, укра­шение и слава позднейшего монашества, Геор­гий, затворник Задонского монастыря, муж, до­стигнувший христианского совершенства, так говорит о себе в беседе назидательной доверен­ности к ближнему: «Хочу сказать несколько слов о сущности любви. Это — самый тончайший огнь, превосходящий всякий ум и легчайший всякого ума. Действия этого огня быстры и чудны; они священны и изливаются на душу от Святого, Вез­десущего Духа. Этот огнь лишь коснется серд­ца — всякое помышление и чувство беспокойные мгновенно прелагаются в тишину, в смирение, в радость, в сладость, превосходящую все. О мно­гом относительно себя я был откровенен пред вами: намереваюсь и еще быть откровенным. Я провел здесь, в моем уединении, кажется, уже шесть лет, когда Господу угодно было привести мое сердце в совершенное сокрушение. Тогда думал, что уже пропал и что гнев Божий пожжет мою законопреступную душу, унывающую и нерадеющую...  Я впал  в великое изнеможение и едва дышал; но непрестанно повторял в сердце: Гос­поди Иисусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя, грешного. Вдруг, в одно мгновение, вся немощь отпала и огнь чистой любви коснулся моего сер­дца: я весь исполнился силы, чувств, приятности . и радости неизъяснимой; я до такой степени был восхищен, что уже желал, чтоб меня мучили, тер­зали, ругались надо мною; желал этого, чтоб удер­жать в себе сладкий огнь любви ко всем. Он столько силен и сладок, что нет ни горести, ни оскорбления, которого бы он не претворил в сла­дость. Чем более подкладывают дров в огнь, тем огнь сильнее: так действуют на нас скорби и го­рести, наносимые человеками. Чем более напа­дение: тем более сердце разгорается святою любовию. И какая свобода, какой свет! Нет слов к изъяснению: радовался бы, если б кто лишил меня очей моих, чтоб не видеть суетного света; рад был бы, если б кто взял меня, как преступника, и зак­лал в стену, чтоб мне не слышать голоса, не ви­деть тени человеческой...» (Письма затворника Георгия, ч. 2, письмо 37. Издание 1860 года). «Лю­бовь, — говорит святой Исаак Сирский, — не знает стыдливости, а потому не умеет доставлять членам своим вида благочиния. Любви свойствен­но по естеству отвержение стыдливости и забве­ние мер своих. Блажен нашедший тебя — при­стань бесконечной радости!» (Слово 89).

Божие приходит само по себе в то время, ког­да мы не ожидаем его и не надеемся получить его. Но, чтобы последовало к нам благоволение Божие, нужно предочищение себя покаянием. В покаянии совмещаются все заповеди Божии. Покаянием вводится христианин сперва в страх Божий, потом в Божественную любовь.

Да возлежит на персях Иисусовых Иоанн, дев­ственник и Богослов, ученик, его же любляше Иисус (Ин. 21:20). Да присоединятся к нему про­чие святые Божии, наперсники святой любви! Здесь не наше место. Наше место в сонме про­каженных, расслабленных, слепых, глухих, не­мых, беснующихся. Мы принадлежим к числу их по состоянию душ наших, и в числе их присту­пим к Спасителю нашему. С ними поставляет нас Мать наша, святая Церковь, влагая в уста чад сво­их умилительные, проникнутые чувством созна­ния своей греховности молитвы акафиста Слад­чайшему Иисусу. Дает нам духовная Мать наша верное положение, чтоб тем вернее было для нас получение милости. Господь усыновил нас Себе святым крещением; но мы нарушили священный союз с Ним нарушением Его святых заповедей, союзом прелюбодейным с мерзостным грехом. Князи Содомстии, людие Гоморстии (Ис 1:10) — так Господь называет народ по впадении его в беззакония, тот народ, о котором Он возвестил прежде: Бысть часть Господня людие его Иаков, уже наследия Его Израиль (Втор. 32:9).

Блудный сын, прожив в стране чужой имение отца, подвергшись несказанным бедствиям, ког­да начал размышлять о возвращении к отцу, то при этом размышлении, наставляемый самым бедственным положением своим и великим бо­гатством отца, предначертал себе самый благо­разумный образ действия. Востав, говорил он, обдумывая намерение, иду ко отцу моему, и реку ему: отче! согреших на небо и пред тобою: и уже несмь достоин нарещися сын твой: сотвори мя яко единаго от наемник твоих (Лк. 15:18—19). Смирение, образовавшееся в мыслях, сын осуще­ствил на самом деле, и еще ему далече сущу узре его отец его, и мил ему бысть (Лк. 15:20). Так и мы, потеряв в суетных и греховных занятиях дан­ную нам Отцом Небесным красоту усыновления, когда решимся обратиться к Нему, то должны приступать к престолу славы и величества Его с глубоким смирением, с благоговейным страхом.

Первым действием нашим должны быть созна­ние и исповедание согрешений наших, оставле­ние греховной жизни, вступление в жизнь по евангельским заповедям. Душою молитв наших и прочих благочестивых подвигов должно быть чувство покаяния. От полноты убеждения мы должны считать себя недостойными любви, не­достойными имени сынов и дщерей Божиих. Сотвори мя, говорит кающийся блудный сын, яко единаго от наемник твоих, трудящихся на ниве покаяния под надзором грозного пристав­ника — страха. Не будем искать того, приобре­тение чего зависит не от нас, для чего мы еще не созрели. Доколе, подобно упоминаемому в Еван­гелии сотнику, находимся под властию; доколе нами преобладают грех и падшие духи, будем свидетельствовать и исповедывать с благоразум­ным сотником: Господи, несмь достоин, да под кров мой внидеши, но токмо рцы слово, и исцелеет отрок мой (Мф. 8:8). Ты пречист и пресвят, почиваешь в одних чистых и святых; но я, оск­верненный, несмь достоин, да внидеши под кров мой.

«Думаю, — говорит святой Исаак, — как сын не сомневается об отце своем и не просит у него, говоря: научи меня художеству, или: дай мне то и то, так и монах не должен рассуждать и просить у Бога: дай мне то и то. Он знает, что Бог промышляет о нас больше, нежели сколько пе­чется отец о сыне. Следовательно, нам должно привести себя в смирение, восплакать о причи­нах невольных согрешений наших, соделанных нами или в помыслах, или в делах, и из сердца сокрушенного сказать словами мытаря: Боже, милостив буди мне грешнику (Лк. 18:13)... Как больной сын царя не говорит отцу своему: сде­лай меня царем, но прилагает попечение о неду­ге своем, и по выздоровлении царство отца само собою делается его царством: так и кающийся грешник, приемля здравие души своей, входит со Отцом в страну естества чистого и царствует во славе Отца своего» (святой Исаак Сирский. Сло­во 55-е). Аминь.

                                                                                                    1844  год. Сергиева пустынь