Надобно нам уяснить себе, когда и как начинается истинно христианская жизнь для того, чтобы видеть, положено ли в нас на­чало жизни сей, и, в случае, если не поло­жено, знать как положить оное, на сколько это от нас зависит.

То не решительный еще признак истин­ной жизни во Христе, если кто-нибудь име­нуется христианином и принадлежит к Цер­кви Христовой. Не всяк глаголяй Ми: Госпо­ди, Господи, внидет в Царствие (Мф. 7, 21). И не ecu бо сущий от Израиля, суть Израиль (Рим. 9, 6). Можно быть в числе христиан, и не быть христианином. Это всякий знает.

Есть момент, и момент весьма заметный, резко обозначающийся в течении жизни нашей, — когда кто начинает жить по-хри­стиански. Это тот момент, когда в нем на­чинают качествовать отличительные черты жизни христианской. Христианская жизнь есть ревность и сила пребывать в общении с Богом деятельном, по вере в Господа на­шего Иисуса Христа, при помощи благода­ти Божией, исполнением святой воли Его, во славу пресвятого имени Его. Существо жизни христианской состоит в Богообще­нии о Христе Иисусе Господе нашем, — в Богообщении, в начале обычно сокровен­ном не только от других, но и от себя. Ви­димое же, или ощущаемое внутрь нас сви­детельство о ней есть жар деятельной рев­ности, исключительно о христианском Бо­гоугождении, с полным самоотвержением и ненавидением всего тому противного. Так, когда начинается сей жар ревности, тогда полагается начало христианской жизни; и в ком он постоянно действует, тот живет по-христиански.

На этой отличительной черте надобно остановить немного подолее наше внима­ние.

Огня приидох воврещи на землю, — гово­рит Спаситель, — и как желал бы Я, чтобы он возгорелся (Лк. 12, 49). Это говорит Он о христианской жизни, и говорит потому, что видимое ее свидетельство составляет воз­жигаемая в сердце Духом Божиим ревность о Богоугождении, похожая на огонь, ибо как огонь снедает то вещество, в котором внедряется, так и ревность о жизни по Хри­сте снедает душу, которая восприяла ее. И как во время пожара пламя охватывает все здание, так и воспринятый огнь ревности объемлет и наполняет все существо человека.

В другом месте Господь говорит: всяк ог­нем осолится (Мк. 9, 49). И это есть указа­ние на огнь духа, ревностию проникающе­го все существо наше. Как соль, проникая удоборазлагаемое вещество, предохраняет его от гниения, так и дух ревности, прони­кая все наше существо, изгоняет грех, рас­тлевающий нашу природу и по душе, и по телу, из всех даже малейших его вмести­лищ и хранилищ, и тем спасает нас от нрав­ственной порчи и растления.

Апостол Павел заповедует: Духа не уга­шать (1 Фес. 5, 19), быть тщанием нелени­выми, духом гореть (Рим. 12, 11), — запове­дует сие всем христианам, чтобы помнили, что горение духа, или неленостное тщание, есть неотъемлемое свойство христианской жизни. В другом месте о себе говорит он: задняя убо забывая, в предняя же простирал­ся, со усердием гоню к почести вышняго зва­ния Божия о Христе Иисусе (Флп. 3, 13,14); и другим внушает: тако тецыте, да постиг­нете (1 Кор. 9, 24). Значит, в жизни христи­анской, вследствие жара ревности, есть не­которая быстрота и живость духовная, с ко­торою берутся за дела Богоугодные, попи­рая себя и охотно принося в жертву Богу всякого рода труды, без жаления себя.

Утверждаясь на таком понятии, легко можно заключить, что холодное исполнение уставов Церкви, равно как регулярность в делах, установляемая расчетливым рас­судком, исправность, степенность и чест­ность в поведении еще не суть решитель­ные указатели, что качествует в нас истин­но христианская жизнь. Все это хорошо, но коль скоро не носит в себе духа жизни о Христе Иисусе, не имеет никакой пред Бо­гом цены. Такого рода дела будут тогда как бы бездушные истуканы. И часы хорошие идут исправно; но кто скажет, что в них есть жизнь?! Так и тут: часто имя только имеют, что живы, будучи на деле мертвы (Апок. 3,1). Эта добропорядочность поведе­ния больше всего вводит в обольщение. Ис­тинное его значение зависит от внутренних расположений, в которых возможны зна­чительные уклонения от существенной правды при делах правых. Как, удерживаясь внешно от дел греховных, можно питать к ним привязанность или соуслаждение в сер­дце, так равно, делая дела правые внешно, можно не иметь к ним расположения сер­дечного. Только истинная ревность как добро хочет совершать во всей полноте и чистоте, так и грех преследует до малейших его от­тенков. Первого ищет она как насущного хлеба, с последним поступает как с врагом смертельным. Враг врага ненавидит не толь­ко в лице его собственном, но ненавидит родных его и знаемых, даже вещи его, цвет ему любимый, вообще все, что сколько-нибудь напоминает о нем. Тоже и ревность о Богоугождении истинная: преследует грех в малейших об нем напоминаниях или на­меках; ибо ревнует о решительной чистоте. Не будь этого, сколько нечистоты может залечь в сердце!

И какого успеха можно ожидать, когда нет стремительной ревности о христианс­ком Богоугождении? В чем нет труда, то будет еще исполняться; но коль скоро по­требуется в чем-либо усиленный труд, или какое-либо самопожертвование, — тотчас последует отказ, по невозможности совла­дать с собою. Ибо тогда не на что будет опе­реться, чтобы подвинуть себя на доброе дело: саможаление подорвет все опоры. Если же примешается другое какое побуждение, кроме указанного, то оно и доброе дело сделает недобрым. Соглядатаи при Моисее убоялись оттого, что себя жалели. Мучени­ки охотно шли на смерть оттого, что их сжигал внутренний огонь. Истинный рев­нитель не законное только делает, но и со­вет, и всякое благое внушение, тайно печатлеемое в душе; делает не представляю­щееся только, но бывает изобретателен на добро, весь в заботах об одном добре проч­ном, истинном, вечном. "Везде потребно нам, — говорит святой Иоанн Златоуст (бе­седа 31 на Деян.)— усердие и многое разжжение души, готовое ополчиться против са­мой смерти; ибо иначе невозможно Цар­ствие получить".

Дело благочестия и Богообщения есть дело многотрудное и многоболезненное; особенно на первых порах. Где взять сил, чтобы подъять все эти труды? При помощи благодати Божией — в одушевленной рев­ности. Купец, воин, судья, ученый прохо­дят службу многозаботливую и многотруд­ную. Чем поддерживают они себя в трудах своих? — Воодушевлением и любовию к своему делу. Не иным чем можно поддер­живать себя и на пути благочестия. А без сего мы будем находить в служении Богу томность, тяготу, скуку, вялость. И тихо­ход идет, но с болезнию, тогда как для бы­строй серны или проворной белки движе­ние и переход составляют удовольствие. Бо­гоугождение ревностное есть отрадное, ок­рыляющее дух шествие к Богу. Без него мож­но испортить все дело. Надо все делать во славу Божию, наперекор живущему в нас греху; а без сего мы будем все исполнять только по привычке, по требованию при­личия, потому что так издавна делалось, и так делают другие. Надо делать все; а в про­тивном случае мы иное сделаем, а иное нет, и притом без всякого сокрушения и даже памяти о пропусках. Надо все делать со вни­манием и осмотрительностию, как главное дело; а иначе мы будем делать, как при­шлось.

Итак, ясно, что без ревности христиа­нин плохой христианин, — вялый, расслаб­ленный, безжизненный, ни тепел, ни хла­ден, — и жизнь такая не жизнь. Сие ведая, потщимся явить себя истинными ревните­лями добрых дел, чтобы быть истинно угод­ными Богу, не имея скверны или порока, или нечто от таковых.

Итак, верное свидетельство о жизни хри­стианской есть огнь деятельной ревности о Богоугождении. Спрашивается теперь, как возжигается сей огнь? Кто его производи­тели?

Такая ревность производится действием благодати, однако же и не без участия сво­бодной нашей воли. Жизнь христианская не есть жизнь естественная. Таково же должно быть и ее начало, или первое ее пробужде­ние. Как в семени растительная жизнь про­буждается тогда, как к сокрытому в нем ростку проникает влага и теплота, и чрез них — всевосстановляющая сила жизни, так и в нас жизнь Божественная пробуждает­ся, когда проникает в сердце Дух Божий и полагает там начало жизни по духу, очищает и собирает воедино омраченные и раз­битые черты образа Божия. Пробуждается желание и свободное искание (действием извне), потом нисходит благодать (чрез Та­инства) и, сочетавшись со свободою, рож­дает мощную ревность. И никто не думай сам собою родить такую силу жизни, об ней должно молиться и быть готовым приять ее. Огнь ревности с силою — это благодать Гос­подня. Дух Божий, сходя в сердце, начина­ет действовать в нем не снедающею толь­ко, но и вседействующею ревностию.

Иным приходит на мысль: зачем это дей­ствие благодати? Неужели мы сами не мо­жем делать добрых дел? Вот мы сделали то и то доброе дело. Поживем, и еще что-либо сделаем. Редкий, может быть, не останав­ливался на этом вопросе. Иные говорят, что мы не можем сами собою ничего доброго делать. Но здесь дело не об отдельных доб­рых делах, а о перерождении всей жизни, о жизни новой, о жизни в целом ея составе — такой, которая приводит ко спасению. При случае нетрудно что-нибудь сделать даже очень хорошее, как делали и язычники. Но пусть кто намеренно определит себя на неопустительное доброделание, определит по­рядок его по указанию Слова Божия, — и это не на один месяц или год, но на всю жизнь, — и положит неуклонно пребывать

в сем порядке, и потом, когда пребудет ве­рен тому, — пусть хвалится своею силою; а без сего не лучше ли заградить уста свои. Мало ли бывало и бывает опытов самодель­ного начинания и устроения христианско­го жития? И все они оканчивались и окан­чиваются ничем. Постоит немного человек в новоизбранном порядке — и бросает. И как иначе? Нет сил. Только вечной силе Бо­жией свойственно поддерживать нас неиз­менными в расположении среди беспрерывных приливов изменений временных. По­тому надобно преисполниться сею силою, испросить ее и принять по чину, — и она приподнимет нас и извлечет из этого тре­волнения временного.

Обратитесь еще к опыту и посмотрите, когда приходят такие помышления самодо­вольства? Когда человек бывает в покой­ном состоянии, когда его ничто не смуща­ет, ничто не прельщает и не влечет ко гре­ху, тогда он готов на самое святое и чистое житие. Но чуть движение страсти или со­блазн — куда все обеты?! Не говорит ли себе часто человек, ведущий невоздержанную жизнь: теперь не буду больше. Но насыще­ние страсти прошло, новый позыв восста­ет, и он опять является во грехах. Хорошо рассуждать о перенесении обид, когда все идет по нашей воле не наперекор самолюбию. Тут, пожалуй, странным покажется чувство оскорбления или серчания, како­му предаются другие. Но случись самим быть в подобном положении, тогда и один взгляд, не только слово, выведет из себя. Так можно в самонадеянности мечтать о возможности самому собою, без высшей помощи, вести жизнь христианскую, когда покоен дух. Но когда зло, слегшееся на дне сердца, возмятется, как прах ветром, тогда в собственном опыте найдет каждый осуж­дение своей заносчивости. Когда помысл за помыслом, желание за желанием, — одно другого хуже — начинают тревожить душу, тогда забудет всякий про себя и невольно воззовет с Пророком: воды внидоша до души моея: углебох в тимении глубины (Пс. 68, 2). О, Господи, поспеши же!(Пс. 117, 25).

Не бывает ли часто так: мечтает иной в самоуверенности пребывать в добре. Но вот воображено лицо или вещь, родилось же­лание, возбудилась страсть: человек увле­чен и пал. После сего оставалось бы только посмотреть на себя и сказать: как это худо! Но вот представился случай к развлечени­ям, и он снова готов забыться. Далее, кто-нибудь оскорбил: началась брань, укоры, суд; представилась неправая, но выгодная сделка, — берется и за то: одного унизил, с другим поделился, третьего столкнул с

места, — и все это после того, как хвалил­ся возможностию самому, без особой по­мощи свыше, вести себя свято. Где же сила? — Дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26,41). Ви­дишь добро и творишь зло: хотящу ми тво-рити доброе, яко мне злое прилежит (Рим. 7, 21). Мы в плену: искупи нас, Господи!

Один из первых вражеских наветов на нас есть помысл самонадеянности, т. е. если не отвержение, то нечувствование нужды в благодатной помощи. Враг как бы так гово­рит: "Не ходи туда — к свету, где хотят тебе дать какие-то новые силы! — Ты у меня и так хорош". Человек и предается покою. А враг между тем — где подкинет камень (не­приятности), где наведет на скользкое ме­сто (прелести страстей), где усеет цветами закрытые силки (светлая обстановка). Не оглядываясь, человек стремится все далее и далее, и не догадывается, что ниспадает все ниже и ниже, пока, наконец, не ни­зойдет на самое дно зла — к преддверию ада. Не нужно ли в таком случае крикнуть ему, как первому Адаму: "Человек, где ты? Куда ты зашел?" Вот это-то воззвание и есть действие благодати, которое заставляет грешника в первый раз осмотреться на себя.

Итак, желаешь начать жить по-христи­ански, взыщи благодати. Минута, когда низойдет благодать и сочетается с твоею волею, будет минутою рождения жизни хри­стианской — сильной, твердой, многоплод­ной.

Где обрести и как принять благодать, зачинающую жизнь? Стяжание благодати и освящение ею нашего естества совершает­ся в Таинствах. Здесь мы предлагаем дей­ствию Божию, или предносим Богу свою непотребную природу, — и Он действием Своим претворяет ее. Богу угодно было, для поражения гордого ума нашего, в самом начале истинной жизни, сокрыть силу Свою под сению вещества простого. Как это бы­вает, не постигаем, но опыт всего христи­анства свидетельствует, что иначе не быва­ет. Таинств, преимущественно относящих­ся к началу жизни христианской, два: Кре­щение и Покаяние. Потому и правила каса­тельно начала жизни истинно христианс­кой собираются одни вокруг Крещения, а другие — вокруг Покаяния.

Еп. Феофан. Путь ко спасению. Третья часть. М., 1899.

О ВЕЧНОСТИ МУЧЕНИЙ. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни

КАК НАЧИНАЕТСЯ В НАС ХРИСТИАНСКАЯ ЖИЗНЬ?

РУКОВОДСТВО К ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ   Бедствия.Их значение