РУССКОЕ САМОСОЗНАНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

ОСОБЕННОСТЬ   РОССИИ   заключалась в полноте и чистоте того выражения, которое христианское учение получило в ней, — во всем объеме ее общественного и частного быта. В этом состояла главная сила ее обра­зованности..."   Так определил  своеобразие русской судьбы Иван Васильевич Киреев­ский, один из основателей славянофильства (1). К моменту, когда им были написаны эти строки, девять столетий русской истории безоговорочно подтверждали такой вывод. И все же XIX век, не предвещавший вначале, как каза­лось, никаких неожиданностей и волнений, стал эпохой жесто­чайшего кризиса русского религиозного самосознания — кризи­са, во многом предопределившего дальнейшую трагическую судьбу России.

То было время бурного развития науки и философии, литера­туры и искусства — "золотой век" русской классической культуры. Время исканий и надежд, разочарований и прозрений, пора окон­чательной потери соборного духовного равновесия народа, подо­рвавшая вековые устои русской православной государственности. От XVIII века России досталось тяжелое наследие. Судорож­ная эпоха Петра, разметавшая русскую старину в погоне за европейскими новшествами, сменилась господством череды вре­менщиков, мало любивших Россию и еще меньше понимавших неповторимые особенности ее характера и мировоззрения. Едва успевшая   передохнуть   за   время   царствования   государыни Елизаветы Петровны, страна вновь оказалась ввергнута в водо­ворот религиозных, политических, экономических и военных перемен и нововведений, продолжавших размывать традицион­ные ценности бытия Святой Руси.

Православная Церковь была унижена и ослаблена: ликвиди­рована каноническая форма ее управления (патриархат), изъяти­ем церковных земель подорвано благосостояние духовенства и возможности церковной благотворительности, резко сокращено количество монастырей — светочей христианской духовности и православного образования. Самодержавие как принцип правле­ния (предполагающий религиозно осознанное отношение к вла­сти как к церковному служению, послушанию) все более искажа­лось под влиянием идей западно-европейского абсолютизма.

Это особенно характерно для царствования Екатерины II. Позднее, в царствование таких государей, как Николай I, Александр III и Нико­лай II, здоровый христианский взгляд на царскую власть вновь возвра­щался, но это уже не могло само по себе остановить гибельные процессы в России.

Крепостное право, оправданное как тяжкая необходимость (а в своей начальной стадии — и как несомненное благо), станови­лось явлением все более ненормальным. Пока крепостными бы­ли все сословия (а до 1762 года дворянин был так же "прикреплен" к обязательной государственной службе царю, как крестьянин — к хлебопашеству у помещика), положение представлялось спра­ведливым и естественным. Но последовавшие за освобождени­ем дворянства искажения сословного строя привели к тому, что сословия начали различаться не столько по разности служе­ния Богу и Царю, не столько по разным обязанностям, сколько по правам, что противоречило русскому историче­скому опыту.

Раскол между массами простого народа, продолжавшими придерживаться традиционных взглядов на жизнь, и его "обра­зованной" (сказать бы — одурманенной!) частью усугублялся засилием среди высшей чиновной бюрократии иноверцев и ино­родцев. В целом, к началу XIX века существенному искажению подверглись основы русского жизнеустройства, те зиждительные силы, которыми Русь утверждалась и крепла: Православная Цер­ковь лишилась своего канонического устроения, Царская власть попала под влияние светского мировоззрения, общенародное всесословное единство оказалось подорванным.