СМУТА МЕЖДУ ТЕМ продолжала углубляться. Не процарство­вав и года, самозванец был свергнут народным восстанием и убит. Новым, "боярским" царем стал Василий Шуйский, возве­денный на трон по договору между знатнейшими родами мос­ковской аристократии. Именно он годом раньше возглавлял то самое московское войско, которое разгромило ватаги самозванца под Добрыничами. После воцарения Лжедмитрия Василий воз­главил боярскую оппозицию новому монарху, был уличен им в заговоре, приговорен к смертной казни, но, видимо, из боязни боярского мятежа — прощен, выслан из Москвы и тут же возвра­щен обратно.

Опирая свою власть на тесный круг высшей московской зна­ти, Василий стал первым в русской истории царем, который, вступая на престол, клялся ограничить свое самодержавие бояр­ской думой. С точки зрения политической это могло означать только одно: государственная власть слабела, теряла силу и авто­ритет. Ее священный ореол, омраченный клятвопреступлением, боярским произволом и соглашательством с иноверцами, — померк, и новый государь был вынужден искать опоры трону уже не в религиозно-нравственной, мистической области, но в балан­се интересов и сил представителей сословной верхушки, раз­дираемой вечными местническими противоречиями и спорами.

Тем временем страна гибла в мятежах и распрях. Прошло лишь несколько месяцев после того, как воцарился Шуйский, а Москва уже была осаждена войсками приверженцев "законной династии", требовавших низложить "самозваного царя Василия" Их предводителем был Иван Болотников — то ли беглый холоп, то ли мелкопоместный тульский дворянин, пришедший в Рос­сию то ли из Венгрии, где он воевал с турками, возглавляя десятитысячный казацкий корпус, то ли из Италии, куда попал, будучи галерным рабом на турецком корабле, взятом итальянца­ми в плен... (5).

Не успело правительство принять меры против этого мятеж­ника, как на южных рубежах появился Лжедмитрий II, пришед­ший в Россию во главе отряда польских авантюристов. К нему тут же примкнули остатки войск Болотникова, казаки и часть южно-русского дворянства. Через год новый самозванец уже стоял под стенами Москвы.

Борьба правительственных войск под предводительством мо­лодого отважного полководца Скопина-Шуйского против второ­го самозванца, несмотря на свою успешность, спровоцировала новый виток Смуты. В поисках союзников московское руковод­ство обратилось за помощью к Швеции, и отряд скандинавских наемников принял участие в боях с Лжедмитрием II. Но за его спиной стояла польская шляхта, а сама Речь Посполитая нахо­дилась в то время в состоянии войны со Швецией. Это и было использовано королем Сигизмундом III как повод для открытой интервенции против России.

Участие иноземцев в Смуте придало ей особую остроту. В сентябре 1609 года двенадцатитысячное польское войско при поддержке десятитысячного казацкого корпуса вторглось в Рос­сию.

Если иноверцы преследовали при этом свои вековые цели ослабление России и уничтожение Православия, — то казацкая вольница шла в поход просто пограбить и погулять. Единоверные православной Москве и единокровные ее народу казаки не имели никаких собственных целей Война была их ремеслом, их образом жизни, независимо от того — воевали ли они с турками, крымцами, поляками или отрядами Шуйско­го Формальным основанием их участия в походе было, конечно, стрем­ление "восстановить законную династию". Когда же стало ясно, что у поляков иные цели, охладели и их отношения с казацкой старшиной Дикий, вольный нрав казаков, их приверженность Православию и вы­сокие боевые качества надолго запомнились в Москве, став впоследст­вии основанием для создания казацкой оборонительной "прослойки" на неспокойных окраинах Русской державы.

Интервенты осадили Смоленск, героическая оборона которого сковала их главные силы на целых два года. Внезапная смерть Скопина-Шуйского и предательство шведского отряда наемников в решающий момент кампании 1610 года не позво­лила русским отрядам освободить город. Провинция практиче­ски вышла из-под контроля центрального правительства в Мос­кве. Да и в самой столице было неспокойно.

Дело кончилось тем, что 17 июля Москва разразилась очеред­ным мятежом, в ходе которого Василий Шуйский был свергнут с престола, пострижен в монахи и выдан полякам, которые зато­чили его в темницу, где Шуйский и скончался два года спустя. Договориться между собой о новом государе бояре уже не смогли, овладеть ситуацией в городе оказались неспособны. Опасаясь нового мятежа, "семибоярщина" пошла на заключение договора с командующим польскими войсками гетманом Жолкевским о признании русским царем польского королевича Владислава IV.

Но единожды вступив на скользкий путь предательства, оста­новиться невозможно, и 21 сентября 1610 года, опасаясь народ­ного возмездия за сговор с иноземцами и не умея его предот­вратить, бояре решились на открытую измену. Тайно, ночью, "семибоярщина" впустила в город оккупационный корпус интер­вентов, состоявший из 3,5-тысячного отряда польско-литовских солдат и 800 немецких ландскнехтов. В условиях полного хаоса, административного и военного развала этого оказалось достаточ­ным для того, чтобы с октября реальная власть в русской столице сосредоточилась в руках польского коменданта Гонсевского.

Практически одновременно с этими событиями в июле 1610 года началась и война Швеции против России. Неприми­римые соперники, поляки и шведы проявили трогательное еди­нодушие в деле разграбления русских земель, норовя отхватить у России кусок пожирнее да побольше, пока страна истекала кровью в хаосе смутного безвременья.

Открытая шведская интервенция началась пограничными столкновениями с населением Корельского уезда. Спустя месяц командующий шведским войском Делагарди предпринял не­удачную осаду Ивангорода, а в сентябре осадил Корелу. Дело это, однако, оказалось гораздо более сложным, чем можно было спер­ва предположить. Героическая оборона крепости продолжалась почти год, а широкое партизанское движение создало при этом серьезную угрозу безопасности оккупантов.

Летом 1611 года шведские войска начали наступление на Новгород, на который его западные соседи зарились уже не одно столетие. И здесь, так же, как и в Москве, роковую роль сыграла измена боярской верхушки, утерявшей сознание своего нацио­нального и религиозного долга, страшившейся лишь за полити­ческие и сословные привилегии. 16 июля бояре впустили интер­вентов в Новгород. Показательно, как схоже развивались события в русской столице и в северных областях государства. Начав политическую торговлю с иноземцами, остановиться на полпути было уже никак нельзя, поэтому договор, заключенный между шведами и новгородскими боярами о признании русским царем одного из сыновей шведского короля Карла IX, стал закономер­ным результатом предательства русских национальных интере­сов.