На главную
страницу

Учебные Материалы >> Христианская психология.

Б.В.Ничипоров.  Введение в христианскую психологию.

Глава: ВОСПИТАНИЕ МАЛЬЧИКА-ХРИСТИАНИНА

(Полевое исследование)

Воспитание мальчиков в любой стране являет со­бой краеугольный камень педагогики. Какие воспи­тываются нынче у нас мальчики — от этого будет за­висеть вся судьба державы нашей.

МАЛЬЧИК КАК БУДУЩИЙ ВОИН

Наивно полагать что все же наступят такие време­на, когда люди перестанут воевать. Это наивная и к тому же вредная утопия. Поэтому воинское воспитание мальчика, формирующее мужество прежде все­го — фундамент характера мальчика. Американский проповедник К. С. Льюис пишет: «Целомудрие, чест­ность и милосердие без мужества — добродетели с оговорками. Пилат был милосерден до тех пор, пока это не стало рискованным». Формы обучения, где есть элементы воинского воспитания, могут быть раз­личны,— начиная от спортивных секций и кончая летними трудовыми лагерями и пр. Дисциплиниро­ванность, собранность, умение терпеть и преодоле­вать трудности (холод, усталость, неудобства и т.п.). Характерным свойством русского воинства всегда был его оборонительный, неагресивный характер. Это по­шло со времен равноапостольного князя Владимира, который завещал никогда не нападать первыми.

Традиционно русское воинство было христиан­ским. И поэтому к мужеству всегда добавлялось еще одно важнейшее личностное качество — это жертвен­ность. Нет большей той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих,— говорит Господь.

Презрение смерти, стояние до конца за свой народ — вот признаки русского воинства.

Немаловажным здесь же является воспитание дис­циплинированности, послушания и забвения себя, без которых немыслимы ни армия, ни Церковь.

Недаром формированием русского мужчины в России исторически всегда занимались монастырь и армия. Более того, армейская дисциплина, где послу­шание всегда было без ослушания, в своих дисципли­нарных нормах всегда калькировала монастырь.

Осуществление этой части воспитательной работы сопряжено еще и с идеалами отечественных героев-воинов: святым благоверным князем Александром Невским, А. В. Суворовым, М. И. Кутузовым и други­ми.

В Детском Православном Центре «Новая Корчева» в Конакове данная задача реализуется в детских тру­довых летних школах, в работе капеллы мальчиков, в группе мальчиков-алтарников в храме. Сейчас разво­рачивается сотрудничество с детской школой борьбы, где установка на готовность и дисциплину общеизве­стна.

Важнейшим моментом является сходство общностей в Православии и в русской армии. И то и другое можно без оговорок назвать братством.

А это — есть альтернатива, с одной стороны, «кампашкам» и групповщине; стремлению к индивидуали­зации и отчуждению — с другой.

Принципиальная особенность братства состоит в том, что оно совмещает в себе дисциплинированность и послушание со свободой и сохранением себя и своей автономии. Российское воинство исторически имело еще два неотъемлемых свойства. Оно, во-первых, бы­ло христолюбивым, т.е. любящим Христа и Господа, а во-вторых, добропобедным. Победы, которые достав­ляла русская армия своему народу — это были победы добра над злом. В то же время русские воины в своем великодушии восходили до жалости к врагам. Нам могут привести много примеров, которые противоре­чат вышесказанному. И с этим надо будет обязатель­но согласиться для того, чтобы восстановить прекрас­ный идеал русского воинства.

 

МАЛЬЧИК КАК РОССИЙСКИЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ

В это понятие мы включаем сразу несколько со­ставляющих.

Первым является патриотизм, любовь к Родине. Патриотизм — это прежде всего осознание русской земли как своей, это осознание себя ответственным за эту землю, за ее благосостояние, это осознание себя в диалоге с живой историей земли. Это, наконец, и осознание себя в ряду поколений, населявших эту землю. Уточняя последнее, можно говорить о форми­ровании ответственности за прямое наследование хо­зяйствования на земле. Это, наконец, формирование готовности простить (не осудить) ошибки отцам и де­дам и искупить их своей жизнью. Последнее можно назвать выпрямлением пути рода (семьи) и народа в целом.

Нормальный, цивилизованный патриотизм не ба­зируется на ненависти к другим каким бы то ни было народам.

Интеллигентность включает также и близость с природой, чувство своей природы, любовь к ней — как созерцательную, так и деятельную.

Вместе с тем понятно, что интеллигентность — это вовлечение и освоение европейской и мировой куль­туры в целом. Путь к этому лежит в том числе через хорошее знание языка, туризм, знание мировой музы­кальной культуры, литературы и истории мировых ре­лигий.

Особенность русского интеллигента часто связыва­ют с разного рода сомнениями. Это нормально! И это не потому что он безосновен и не потому, что он сде­лал сомнение способом жизни. А потому, что сомне­ние для него — это повод обретения Истины. Он со­мневается потому, что пока не видит Истины в пол­ноте. Однако если сомнение стало способом мышления, то это приводит неизбежно к вырожде­нию личности. А именно: к цинизму, унынию и отча­янию.

 

ЮНОША КАК БУДУЩИЙ ОТЕЦ И МУЖ

Отцовство, как известно, предполагает чувство от­ветственности, жертвенности, строгости, великоду­шия и трудолюбия.

Кроме того отец молитвенно предстательствует за свою семью перед Богом и понимает очень хорошо, что надо трудиться ради семьи, но хранится она Гос­подом. Он помнит слова Священного Писания: дом беззаконных разорится (Пр. 14, 11).

 

ВНУТРЕННИЙ МИР ЮНОШИ И ЕГО ФОРМИРОВАНИЕ

Как известно есть внешнее и внутреннее благоче­стие. Внешнее благочестие включает в себя известные нормированные типы поведения, принятые в обще­стве. Однако большая опасность здесь заключается в абсолютизации ценности внешнего, т.е. в эстетстве. В то время как внешнее не существует без внутреннего. Внешнее вообще лишь некая оболочка внутреннего. Мы часто повторяем с чувством словосочетание «внутренний мир человека». А между тем ни совре­менная психология, ни этика не знают законов духов­ной жизни человека.

Есть два момента, относящихся к основам духов­ной жизни. Первый момент — структурный. Второй — динамический.

Основополагающим духовным чувством, которое является верным знаком благочестия (или по крайней мере борьбы за него) является страх Божий, как у юноши, так и у девушки. Начало мудрости — страх Господень,— говорит псалом.

Чтобы снять расхожие атеистические суждения, что-де нельзя, мол, строить воспитание на страхе и трепете,— таким мы ответим, что страх Божий — это, как говорит псалом, лишь начало мудрости, но еще не сама мудрость.

У мальчика должна появиться с детства некая спо­собность «глядения в себя». И это не просто самонаб­людение, а это самонаблюдение в Боге, которое, с од­ной стороны, склоняет к покаянию, а с другой — не дает унывать, но дает благодать, радость и покой.

В своих воспоминаниях детства протоиерей Сер­гий Булгаков пишет, что в детстве у него было, по сути, одно откровение, живая память о котором возвратила его много позже на путь спасения. Буду­чи мальчиком, он после рождественского ночного богослужения вышел на улицу. И его посетила не­выразимая благодать радости, покоя и близости Бо­жией.

Вот такой положительный опыт богообщения дол­жен быть у каждого православного ребенка.

Не будем касаться еще многого того прекрасного и высокого, которое должно быть содержанием внут­реннего мира ребенка. Скажем лишь еще об одном важном обстоятельстве.

Дело в том, что одним из пороков современного нерелигиозного гуманизма является абсолютизация так называемой молодежной культуры. Говоря опре­деленнее, культура нерелигиозного гуманизма вообще не знает института старчества, духовничества. А это, мягко говоря, не очень хорошо. Все духовно развитые цивилизации почтительно относились к старцам, именуя их мудрецами, духовниками, аксакалами, гу­ру, и пр. В России культура старчества взяла свое на­чало от преподобного Сергия, игумена Радонежского. Далее мы можем говорить о таких столпах православ­ного наставничества, как преподобный Серафим Са­ровский, праведный Иоанн Кронштадтский, оптинские старцы...

Разговоры о том, что «сейчас уже нет старцев» ве­дутся по меньшей мере 1000 лет. Так, в одной из ра­бот Симеон Новый Богослов пишет примерно следу­ющее. Вот, мол, ходят монахи по нашему монастырю и говорят, что истинных старцев больше не будет. Препо­добный Симеон жил в десятом веке. Преподобный Сергий еще не родился. Тот же автор пишет по этому поводу так, что лучше иметь духовником просто благо­честивого монаха или приходского священника, чем жить самочинно, вне благословения и совета.

Русский мальчик должен с детства привыкнуть ис­поведоваться и советоваться с духовником1. Это нор­мальное духовное отправление. Как семейный врач, зная с детства того или иного мальчика, позже легко и быстро определяет, почему у него, скажем, болит голова. (Потому что это, к примеру, остаточное явле­ние после травмы и т.п.) Точно также и духовник, зная много лет особенности душевного устроения мальчика (позже юноши), быстро и правильно может распознать истоки того или иного порока, духовного кризиса и т.д.

В заключение перечислю важные нравственные качества и психологические способности, которые, на мой взгляд, особенно актуальны в воспитании сегод­няшних наших мальчиков.

Это — патриотизм, мужество, понятие о грехе, опыт покаяния в Боге; опыт благодати, радости и по­коя после искренней молитвы, близость с природой, жертвенность, чувство стыда и жалости, терпимость к любой мировоззренческой позиции на фоне спокой­ного и глубокого осознания своей.

 

ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ СОВРЕМЕННЫХ МАЛЬЧИКОВ И ЮНОШЕЙ

Описанные ниже характерологические особенно­сти современных детей не являются калькой психо­физиологических характеристик того или иного типа мальчиков и юношей. Это собирательные образы се­годняшних детей. И дай Бог, если автора обвинят в том, что он сгущает краски. Это тогда еще слава Бо­гу!..

Асфальтовый мальчик

Жизнь города — жизнь, удаленная от природы, на­кладывает на ребенка свою особую печать. Это неред­ко формирует некую грациозность, утонченность, женственность, а также отсутствие простоты и муже­ства.

Кроме того, такой мальчик нередко воспитывается либо в неполной семье, либо в семье, где он — един­ственный ребенок. И это тоже довольно часто порож­дает эгоизм, тщеславие, одиночество, трудности в об­щении со сверстниками, депрессию, витальную тоску и уныние.

Город осознается при этом нередко как нечто уз­кое, то, что сковывает, как «каменный мешок».

Если мальчик делает успехи по музыке, то своеоб­разная музыкантская утонченность также нередко ве­дет к депрессивности, нервности, истеричности, тще­славию, капризности, возникает своеобразный фено­мен «кумира семьи».

Упования родителей на то, что «великая музыка» сама по себе сможет облагородить душу — все эти упования, как правило, оказываются тщетными. Ибо великое искусство развивает лишь душевность лично­сти. А начитанность, многознание и осведомленность таких детей не рождает, к сожалению, светлого ума. Начитанность и осведомленность, не подкрепленные духовностью, рождают все те же высокоумие, надмен­ность и нередко цинизм.

Собственно же одухотворение приходит через веру и религиозность. Кстати, именно поэтому композито­ры писали как религиозную, так и светскую музыку.

Не надо понимать автора в том смысле, что он пренебрегает   искусством. Отнюдь! Религиозное искусство и светское многим обязаны друг другу. Речь идет здесь просто о разных уровнях: воспитание ду­шевности и воспитание духовности.

Отсутствие духовного воспитания рождает празд­ность души. Праздность, пустота, невостребованность души возникает даже и при формальной загруженно­сти детей в различных школах, секциях и кружках. Но свято место никогда не бывает пусто. Чисто энергетически душа ребенка постепенно заполняется энергиями, имеющими безблагодатную, а часто и от­кровенно демоническую природу.

С этим связаны излишняя мечтательность и ро­мантизм, сопряженные нередко с частичной потерей чувства реальности. Глубина депрессивности у многих сегодняшних детей все чаще сочетается с суицидаль­ными тенденциями.

Описанные отрицательные характеристки социаль­ного «верха» детского общества, увы, не делает его верхом в подлинном смысле этого слова. И причин главных здесь две: отсутствие мужества и праздность. И нам, священникам, приходится очень часто выслу­шивать горькую исповедь матери о той или иной тра­гедии в жизни сына и восклицания типа: «За что, ведь я все ему дала».

 

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ТИП УЛИЧНОГО ЖЛОБСТВА

О социальном низе современного детского и под­росткового сообщества сказано немало. Но в основ­ном это лишь описание жутких картин подростковой наркомании, ранней проституции, невероятной жес­токости и садизма детей и т.д. Однако мало сегодня работ, которые открывали бы подлинные причины появления у нас невиданного до сих пор нравствен­ного падения детей и подростков.

Важнейшим психолингвистическим феноменом всего социального низа, всей сегодняшней россий­ской улицы является матерщина.

И очень наивно понимать это как просто мораль­ный недостаток. Употребление матерных слов — это каждый раз нравственный проступок, который имеет не только рациональную, но и духовную природу.

Дело в том, что человек-единственный из всего живущего на земле,— является обладателем слова. Че­ловек, по определению многих философов,— это сло­весное животное.

Апостол Иоанн Богослов начинает свое Евангелие с известных слов: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин.1, I).

Этим подчеркивается творческая сила слова. Сам Бог именуется Словом. И первые, зарождающиеся со­кровенные, глубинные (главные) чувства и открове­ния у ребенка, подростка и юноши он должен поиме­новать, т.е. назвать своим именем. У каждой вещи, каждого чувства, любого города или села есть свое имя. И если вещь, чувство или город переименовыва­ют, то, скажем, вещи начинают портиться, ибо с ни­ми, неправильно поименовав, начинают неправильно обращаться. Город также оскверняется. Так как люди, переименовав город, подменяют потом и очень мно­гое. Лгут! Так и с чувством. Высокая, чистая любовь, названная матерно, оборачивается постепенно про­стой похотью. Юноша обязательно должен первую любовь к девушке назвать (пусть про себя) любовью. Это слово должно быть знакомо ему. Оно должно быть его словом. Он должен сказать (опять же пусть про себя), что наш русский лес осенью невероятно красив. Если он видит красоту, но не говорит об этом вслух (или про себя), то он слепнет и престает видеть красоту. Он должен ощутить уже очно рано тихую, благодатную радость от утренней молитвы. И сказать об этом. Разделить свою радость с мамой и папой.

И вот все эти нарождающиеся чувства зреют у подростка и ждут своего поименования. Но нет! Сре­да, дворовая компашка, табуирует, запрещает это, глумится не только над словами любовь, красота, бла­годать, она пресекает даже возможность открытого чистого взгляда. Она опускает подростка.

Цинизм убивает универсальное святое чувство, ко­торым можно описать все лучшее, что есть в наших детях по естеству, т.е. что дано от рождения. Это — благоговение.  Но этого мало.  Матерщина не просто лжет на эти святые чувства, она их оскверняет. А ре­бенок — ведь он прост и, как правило, вынужден ста­новиться конформным. А затем он и сам интериоризует эти ложные поименования, т.е. сам начинает лгать на себя, на свой внутренний мир. И этим уби­вает, выжигает святыню души. Все же это приводит к совершенно особому, внутриличностному феномену — бессловесности души. И это не просто «скудный запас слов». Слов как бы вообще нет. Такой человек сты­дится слова. Он опущенный. У него остались обрывки каких-то глагольных форм, фрагментарно представле­ны некоторые из прилагательных и т.п.

В Евангелии от Матфея Господь Иисус Христос рассказывает притчу о званных на вечерю. Царский пир в этой притче символически обозначает встречу людей с Богом. И вот когда, говорится в притче, брачный пир наполнился возлежащими, Царь, вошедши посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: Друг! Как ты во­шел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скре­жет зубов. (Мф.22, 10-12).

Брачная одежда — символ чистоты души, нажитых духовным трудом добродетелей. И как уместно было бы сказать этому человеку: «Господи! Прости меня, Сам дай мне эту одежду». Но грех нераскаянный рож­дает некое запирание искреннего слова. Возникает ложный, греховный стыд сказать искреннее слово. (Отец Павел Флоренский писал, что грех рождает за­крытость души.)

Кроме того матерщина — это оскорбление Божией матери и своей собственной матери. И если Церковь постоянно прославляет Пресвятую Богородицу и учит чтить свою мать, то демоническое начало подвигает оскорблять эти Святыни.

Вот это — начало, основание нашего социального низа. Отними у него скверное слово, вся структура низа развалится, как карточный домик.

И без обиняков надо признать, что нецензурная брань энергетически гораздо сильнее и бытового и литературного языка. Но наша секулярная педагоги­ка, не имеющая подлинного нравственного корня,— что она может противопоставить осквернению через слово. Ведь она не знает источника высшей энергийности — Бога.

Ибо подлинный русский язык, язык А. С. Пушки­на, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского — этот язык родом из Евангелия. И когда выбивают основу и остав­ляют только верхушки, т.е. «великую русскую литера­туру» вне ее основной Жизни, Энергетики и Фунда­мента, то человек не устаивает в чистоте, даже и по­свящаясь в классику.

И ведь посмотрим, что происходит. Сегодня мед­ленно, но верно матерщиной заражаются все более широкие слои общества. Незаметно появилось убеж­дение, что в этом нет ничего страшного, что это вро­де даже как бы и нормально. Что мол и интеллигент­ные люди ругаются.

Но спросим, что же может быть стражем на пути засилья и осквернения? Только одно — страх Божий. Он сначала оградит от этих слов. А благодать откроет нам наши чувства и поименует их дивными русскими словами. А затем не будет для этой грязи и места в душе, которая наполнена высоким и чистым содержа­нием.

Описывая «верх» социального слоя российского де­тского общества, мы говорили о двух главных поро­ках: праздность и малодушие. Когда же мы переходим к «низу», то здесь также не видно мужества. Хотя со­циальный низ ближе стоит к мужеству. Но мужество — это облагороженная дерзость. Благородная дерзость — уже не дерзость, а дерзновение, мужество. Но все же чаще мы имеем дело не с мужеством, а с жестоко­стью.

ПРОГНОЗЫ И РЕЗУЛЬТАТЫ ВОСПИТАНИЕ МАЛЬЧИКА-ХРИСТИАНИНА ВОСПИТАНИЕ ДЕВОЧКИ-ХРИСТИАНКИ