О том, чтобы не сулить ближнего

Если бы мы помнили, братья, слова святых старцев, если бы мы всегда поучались в них, то мы не предавались бы так легко беспечности о себе. Ибо если бы мы, как они сказали, не нерадели о малом и о том, что нам кажется ничтожным, то не впадали бы в великое и тяжкое. Я всегда говорю вам, что от сих незначительных [грехов], оттого, что говорим: «Какая важность в том или в другом», обра­зуется в душе злой навык, и [человек] начинает не радеть и о великом. Знаете ли, какой тяжкий грех осуждать ближнего? Ибо что тяжелее этого? Что столько ненави­дит Бог? От чего столько отвращается? Как и отцы сказали, что нет ничего хуже осуждения. Однако и в такое великое зло человек приходит от сего же [нерадения] о ничтожном по-видимому. Ибо оттого, что [человек] дозволил себе малое зазрение ближнего, оттого, что говорит: «Что за важ­ность, если послушаю, что говорит этот брат? Что за важность, если и я скажу одно вот такое-то слово? Что за важность, если я посмотрю, что будет делать этот брат или тот странник?» — от [сего самого] ум начинает остав­лять свои грехи без внимания и замечать грехи ближнего. И от этого потом происходит, что мы осуждаем, злосло­вим, уничижаем [ближних] и наконец впадаем и в то са­мое, что осуждаем. Ибо оттого, что [человек] не заботится о своих грехах и «не оплакивает, — как сказали отцы — своего мертвеца», не может он преуспеть ни в чём добром, но всегда обращает внимание на дела ближнего. А ничто столько не прогневляет Бога, ничто так не обнажает чело­века и не приводит в оставление [от Бога], как злословие или осуждение, или уничижение ближнего.

Иное же дело злословить или порицать, иное — осуж­дать, и иное — уничижать. Порицать — значит сказать о ком-нибудь: такой-то солгал, или разгневался, или впал в блуд, или [сделал] что-либо подобное. Вот такой злосло­вил [брата], т.е. сказал пристрастно о его согрешении. А осуждать — значит сказать: такой-то лгун, гневлив, блуд­ник. Вот сей осудил самоё расположение души его, про­изнёс приговор о всей его жизни, говоря, что он таков-то, и осудил его, как такового — а это тяжкий грех. Ибо иное сказать «он разгневался», и иное сказать «он гнев­лив» и, как я сказал, произнести [таким образом] приго­вор о всей его жизни. А [грех] осуждения столько тяже­лее всякого другого греха, что Сам Христос сказал: Лицемере, изми первее бревно из очесе твоего, и тогда прозриши изъяты сучец из очесе брата твоего (Лк. 6: 42), и грех ближнего уподобил сучку, а осуждение — бревну. Так-то тяжело осуждение, превосходящее всякий грех.

И Фарисей оный, молясь и благодаря Бога за свои добродетели, не солгал, но говорил истину и не за то был осуждён. Ибо мы должны благодарить Бога, когда сподо­бились сделать что-то доброе, потому что Он помог и содействовал нам в этом. За то Фарисей не был осуждён, как я сказал, что он благодарил Бога, исчисляя свои доб­родетели, и не за то он был осуждён, что сказал: Несмь якоже прочии человецы (Лк. 18: 11); но когда он обратился к мытарю и сказал: Или якоже сей мытарь (Лк. 18: 11), тогда он подвергся осуждению, ибо он осудил самоё лицо, самоё расположение души его и, кратко сказать, всю жизнь его. Посему мытарь вышел оправдан... паче онаго (Лк. 18:14).

Нет ничего тяжелее, как я много раз говорил, нет ни­чего хуже осуждения, презрения или уничижения ближ­него. Почему мы не осуждаем лучше самих себя и наши грехи, которые мы достоверно знаем и за которые долж­ны будем дать ответ перед Богом? Зачем восхищаем [себе] суд Божий? Чего хотим от Его создания? Не должны ли мы трепетать, слыша, что случилось с великим оным стар­цем, который узнав о некоем брате, что он впал в блуд, сказал: «О, худо он сделал!» Или вы не знаете, какое ужасное событие повествуется о нём в Отечнике? Святой Ангел принёс к нему душу согрешившего и сказал ему: «Посмотри, тот кого ты осудил, умер. Куда же повелишь ты поместить его, в царство или муку?» Есть ли что страш­нее этой тяготы? Ибо что иное значат слова Ангела к старцу, как не это: поскольку ты судия праведных и греш­ных, то скажи, что повелишь о смиренной душе сей? Помилуешь ли ты её или предашь мучению? Святой ста­рец, поражённый этим, всё остальное время жизни своей провёл в стенаниях, слезах и в безмерных трудах, молясь Богу, чтобы Он простил ему тот грех, — и [всё] это уже после того, как он, пав на лице своё к ногам святого Анге­ла, получил прощение. Ибо сказанное Ангелом: «Вот Бог показал тебе, какой тяжкий грех осуждение, чтобы ты более не впал в него», уже означало прощение. Однако душа старца до самой смерти его не хотела более уте­шиться и оставить свой плач.

Итак, чего хотим и мы от нашего ближнего? Чего хо­тим от чужой тяготы? Есть у нас о чём заботиться, братья! Каждый да внимает себе и своим грехам. Одному Богу принадлежит [власть] оправдывать и осуждать, поскольку Он знает и душевное устроение каждого, и силу, и образ воспитания, и дарования, и телосложение, и способнос­ти — и сообразно с этим судит каждого как Он Сам Един знает. Ибо иначе судит Бог дела епископа и иначе прави­теля мирского, иначе судит дела игумена и иначе — учени­ка, иначе старого и иначе — юного, иначе больного и ина­че — здорового. И кто может знать все суды эти? Только Един, сотворивший всех, всё создавший и всё ведущий. Помню, я слышал, что некогда было такое происше­ствие. В некоторый город пришёл корабль с невольника­ми, а в городе том жила одна святая дева, весьма внимав­шая себе. Она, услышав, что пришёл оный корабль, очень обрадовалась, ибо желала купить себе маленькую девочку и думала: возьму и воспитаю её, как хочу, чтобы она вовсе не знала пороков мира этого. Она послала за хозяином корабля того и, призвав его к себе, узнала, что у него есть две маленькие девочки, именно такие, каких она желала, и тотчас с радостью отдала она цену [за одну из них] и взяла её к себе. Когда же хозяин корабля удалился из того места, где пребывала эта святая, и едва отошёл немного, встретила его одна блудница, совершенно развратная, и, увидев с ним другую девочку, захотела взять её, условив­шись с ним, отдала цену, взяла [девочку] и ушла с ней. Видите ли тайну Божию? Видите ли суд [Божий]? Кто может объяснить это? Итак, святая дева взяла ту малют­ку, воспитала её в страхе Божием, наставляя её на всякое благое дело, обучая её иноческому житию, и, кратко ска­зать, во всяком благоухании святых заповедей Божиих. Блудница же, взявши ту несчастную, сделала её орудием диавола. Ибо чему могла оная зараза научить её, как не погублению души своей? Итак, что мы можем сказать о страшной этой судьбе? Обе были малы, обе проданы, не зная сами, куда идут, и одна оказалась в руках Божиих, а другая — впала в руки диавола. Можно ли сказать,что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой? Как это возможно! Если обе впадут в блуд или в иной грех, можно ли сказать, что обе они подвергнутся одному суду, хотя и обе впали в одно и то же согрешение? Возможно ли это? Одна знала о суде, о Царстве Божием, день и ночь поуча­лась в словах Божиих. Другая же, несчастная, никогда не видала и не слышала ничего доброго, но всегда, напротив, всё скверное, всё диавольское. Как же возможно, чтобы обе были судимы одним судом?

Итак, никакой человек не может знать судеб Божиих, но Он един ведает всё и может судить согрешение каждо­го, как Ему единому известно. Действительно случается, что брат погрешает по простоте, но имеет одно доброе дело, которое угодно Богу более всей твоей жизни. А ты судишь, и осуждаешь его, и отягощаешь душу свою. Если же и случилось ему преткнуться, почему ты знаешь, сколь­ко он подвизался и сколько пролил крови своей прежде согрешения? Теперь согрешение его является перед Бо­гом, как бы дело правды. Ибо Бог видит труд его и скорбь, которые он, как я сказал, подъял прежде согрешения, и милует его. А ты знаешь только это [согрешение]. И тог­да как Бог милует его, ты осуждаешь его и губишь душу свою. Почему ты знаешь, сколько слёз он пролил об этом перед Богом? Ты видел грех его, а покаяния его не видел.

Иногда же мы не только осуждаем, но и уничижаем [ближнего]. Ибо иное, как я сказал, осуждать и иное — уничижать. Уничижение есть то, когда человек не только осуждает [другого], но презирает его, т.е. гнушается ближ­ним и отвращается от него, как от некоей мерзости — это хуже осуждения и гораздо пагубнее. Хотящие же спас­тись не обращают внимания на недостатки ближних, но всегда смотрят на свои собственные и преуспевают. Таков был тот, который, видя, что брат его согрешил, вздохнул и сказал: «Горе мне! Как он согрешил сегодня, так согре­шу и я завтра». Видишь ли твёрдость? Видишь ли на­строение* души? Как он тотчас нашёл средство избегнуть осуждения брата своего. Ибо сказав: «Так и я завтра», он внушил себе страх и попечение о том, что и он в скором времени может согрешить, и так избежал осуждения ближ­него. Притом, не удовлетворился этим, но и себя поверг­нул под ноги его, сказав: «И он [по крайней мере] покает­ся о грехе своём, а я не покаюсь, как должно, не достигну покаяния, не в силах буду покаяться». Видишь просвеще­ние Божественной души? Он не только успел избежать осуждения ближнего, но и себя самого повергнул под ноги его. Мы же, окаянные, без разбора осуждаем, гнушаемся, уничижаем, если что-либо видим, или услышим, или толь­ко подозреваем. И что ещё хуже, мы не останавливаемся на своём собственном вреде, но встречая и другого брата, тотчас говорим ему: то и то случилось, и вредим ему, внося в сердце его грех**. И не боимся мы сказавшего: Горе напояющему подруга своего развращением мутным (Авв. 2: 15), но совершаем бесовское дело, и не радим об этом. Ибо что иное делать бесу, как не смущать и вре­дить? А мы оказываемся помощниками бесов на поги­бель свою и ближнего, ибо кто вредит душе, тот содей­ствует и помогает демонам, а кто приносит ей пользу, тот помогает святым Ангелам. От чего же мы впадаем в это, как не от того, что нет в нас любви? Ибо если бы мы имели любовь, то с соболезнованием и состраданием смот­рели бы на недостатки ближнего, как сказано: Любы по­крывает множество грехов (1 Пет. 4: 8). Любы не мыслит зла, вся покрывает (1 Кор. 13: 4-7).

Итак, если бы, как я сказал, мы имели любовь, то эта любовь покрыла бы всякое согрешение, как и святые делают, видя недостатки человеческие. Ибо разве святые слепы и не видят согрешений? Да и кто столько ненавидит грех, как святые? Однако, они не ненавидят согрешающего и не осуждают его, не отвращаются от него, но сострадают ему, скорбят о нём, вразумляют, утешают, врачуют его, как боль­ной член, и делают всё для того, чтобы спасти его. Как ры­баки, когда закинут уду в море и, поймав большую рыбу, чувствуют, что она мечется и бьётся, то не вдруг сильно влекут её, ибо иначе прервётся вервь и они совсем потеря­ют рыбу, но пускают вервь свободно и послабляют ей идти, как хочет. Когда же увидят, что рыба утомилась и переста­ла биться, тогда мало-помалу притягивают её. Так и святые долготерпением и любовью привлекают брата, а не отвраща­ются от него и не гнушаются им. Как мать, имеющая без­образного сына, не только не гнушается им и не отвраща­ется от него, но и украшает его с любовью, и всё, что ни делает, делает для его утешения. Так и святые всегда покры­вают, украшают, помогают, чтобы и согрешающего со вре­менем исправить, и никто другой не получит от него вреда, и им самим более преуспеть в любви Христовой.

Что сделал святой Аммон, как однажды братья при­шли к нему в смущении и сказали ему: «Пойди и посмот­ри, отче, у такого-то брата в келии женщина». Какое ми­лосердие показала, какую любовь имела святая эта душа! Поняв, что брат скрыл женщину под кадкой, он пошёл и сел на оную, и велел им искать по всей келии. Когда же они никого не нашли, он сказал им: «Бог да простит вас». Итак, он постыдил их, утвердил и оказал им великую пользу, научив их не легко верить обвинению на ближне­го; и брата этого исправил, не только покрыв его по Боге, но и вразумив его, когда нашёл удобное к тому время.

Ибо, выслав всех вон, он взял его за руку и сказал ему: «Подумай о душе своей, брат». Брат сей тотчас устыдил­ся, пришёл в умиление, и тотчас подействовало на душу его человеколюбие и сострадание старца.

Итак, приобретём и мы любовь, приобретём снисходи­тельность к ближнему, чтобы сохранить себя от пагубного злословия, осуждения и уничижения, и будем помогать друг другу, как своим собственным членам. Кто, имея рану на руке своей, или на ноге, или на другом каком члене, гнушается собой или отсекает член свой, хотя он и гноил­ся? Не скорее ли очищает он его, омывает, накладывает на него пластырь, обвязывает, окропляет святой водой, молится и просит святых помолиться о нём, как сказал и авва Зосима? Одним словом, [никто] не оставляет своего члена [в небрежении], не отвращается от него, ни даже от зловония его, но делает всё для того, чтобы излечить его. Так должны и мы сострадать друг другу, должны помо­гать друг другу сами и посредством других сильнейших и всё придумывать и делать для того, чтобы помогать и себе, и один другому. Ибо мы члены друг друга, как говорит апостол: Такожде мнози едино тело есмы о Христе, а по единому друг другу уди (Рим. 12: 5), и: Аще страждет един уд, с ним страждут ecu уди (1 Кор. 12: 26). Чем кажутся вам общежития? Не суть ли они одно тело, и все, [состав­ляющие общежитие], члены друг друга. Правящие и на­ставляющие суть глава, наблюдающие и исправляющие — очи, пользующие словом — уста, слушающие их — уши, делающие — руки, а ноги суть посылаемые и исполняю­щие служение. Глава ли ты? — Наставляй. Око ли? — Наблюдай, смотри. Уста ли? — Говори, пользуй. Ухо ли? — Слушай. Рука ли? — Делай. Нога ли? — Служи. Каждый да служит телу по силе своей. И старайтесь по­стоянно помогать друг другу или учением, влагая слово Божие в сердце брату, или утешением во время скорби, или подаянием помощи в деле служения. И, одним сло­вом, каждый, как я сказал, по силе своей старайтесь иметь единение друг с другом. Ибо чем более кто соединяется с ближним, тем более соединяется он с Богом.