РЕЛИГИЯ, ИЗВЕСТНАЯ НАМ как христианство, развилась из маленькой секты, существовавшей в рамках иудаизма в четвертом десятилетии I в. н.э. В 30—100 гг. н.э. мелкие группы верующих евреев и неверных, живших как в Израиле (Палестина), так и в пределах Римской империи, начали объединяться в самостоятельное течение внутри иудаизма. В начале своего существования эти группы сохраняли многие иудейские обычаи того времени: соблюдали законы, касавшиеся пищи, Шаббат (субботу), основные праздники, чтили священный Храм в Иерусалиме; однако при этом, вероятно, обращали мало внимания на официальные обряды чисто­ты. При этом у них были некоторые особенности: в первый день недели, то есть по воскресеньям, члены этих общин также собирались и устраивали общие трапезы, самой важной частью которых был обряд вкушения хлеба и вина, однако, чтобы быть допущенным на эти трапезы, было необходимо пройти обряд крещения.

Эти дополнения к традиционной еврейской обрядности, связанные с определенной совокупностью верований, сформировались как религиозная идеология нового сообщества. Для лучшего понимания природы раннего христианства следует остановиться на этих верованиях и проследить за тем, как они возникли, какова история обрядов. Например, нам следует понять, что ритуальное крещение было актом покаяния: те, кто раскаивался во всех своих грехах и обращался к новой жизни, очищались в воде природных водоемов — рек или озер. Подобно евреям, которые в большинстве своем, как в те времена, так и в наши дни совершают обряд очищения от грехов с погружением в воду перед праздником Йом Кипур (День помазания священным маслом, когда, по их представлениям, все предстают перед судом за свои грехи), последователи новых еврейских сект совершали крещение, готовясь к Судному дню, великому Йом Кипуру, который положит конец существованию этого мира.

Согласно христианской эсхатологии, мир, такой, каким мы его знаем, приближается к своему концу. Когда вернется Мессия {греч. — Христос), то есть царственный избранник Бога, наступит новый мир. Эти новые верующие стали называться христианами, то есть верящи­ми в Мессию. Их связывала вера в то, что Христос уже однажды появлялся на земле в образе человека по имени Иисус, впоследствии казненного римлянами, которые распяли его, заподозрив в политиче­ской смуте. Его последователи верили, что спустя три дня он воскрес. Это убеждение является развитием традиционного еврейского пред­ставления, согласно которому в эпоху мессианства произойдет всеоб­щее воскресение из мертвых. Затем Иисус вернулся к Богу на небеса. Его страдания, или «страсти», смерть и воскрешение знаменовали полную победу над грехом и злом этого мира, обеспечивая спасение всем верующим; предполагалось, что вскоре он вернется на землю, чтобы судить мир и основать Царство Божье на земле. Христиане устраивали торжественный обряд вкушения хлеба и вина в память об обычае вкушать хлеб как тело Иисуса и вино как его кровь, начало которому положил сам Иисус среди своих первых последователей. Этот обряд призван напоминать верующим об Иисусе и его смерти до тех пор, пока Он не вернется. Воскресенье считалось Господ­ним днем, то есть днем, когда вспоминается воскресение из мертвых.                                     

Появление такой секты не было неожиданностью. Подобно другим религиям того времени, иудаизм уделял пристальное внимание вопросу спасения. Каким образом люди могут освободиться от зла этого мира? Различные группы предлагали всевозможные решения. Многие секты связывали спасение с ожидаемым ими приходом Мессии, призванного восстановить государственную независимость Израиля — силой оружия или силой духа. Например, зилоты надеялись на то, что эпоха мессианства наступит в результате политической революции. Позднее, в 130—150 гг. н.э. чаяния многих евреев, включая высокопоставленных раввинов, были прикованы к человеку по имени Бар Кохба (Сын Неба), его считали Мессией, который возглавит последнее анти-Римское восстание. По крайней мере, с I в. н.э. существуют евсевиане, миролюбивая община евреев, которые вели аскетический образ жизни. Евсевиане, населявшие области вблизи Мертвого моря, ожидали окончательной схватки «сынов света» с «сынами тьмы», это событие они также связывали с одним или несколькими мессиями. При жизни Иисуса пророк, которого звали в народе Иоанном Крестителем, проповедовал покаяние и наступление Царства Небесного при жизни Иисуса. Согласно христианской традиции, считается, что сам Иисус принял крещение от Иоанна Крестителя и продолжил таким образом его миссию. Некоторые группы, современные Иоанну Крестителю, а возможно и он сам, верили в некое сверхъестест­венное существо, которое временами появляется на земле как воплощение самого Бога, чтобы открывать Его волю. Кроме того, группы евреев и неевреев зачастую собирались на совместные трапезы, носившие ритуальный характер. Таким образом, новая группа евреев, веривших в Мессию, который был распят, в определенной мере отличалась от других, однако ее особенностей было недостаточно, чтобы поставить особняком на фоне весьма разнообразных религиозных концепций, действовавших в иудаизме I в.

Несколько позднее деятельность христиан стала более заметной благодаря началу усиленной евангелизации. В иудаизме издавна сложилась практика принятия обращенных, а в эллинистический период (период эллинистического культурного господства, приблизительно с 300 г. до н.э. до 300 г. н.э.) некоторые евреи были заняты активным привлечением неверных для изучения иудейской мудрости в синагогах. Среди членов синагогальных конгрегаций зачастую присутствовали несколько «обращен­ных», а также «богобоязненных», как называли людей, примыкавших к синагоге и проходивших там учение, но не завершивших процесса обращения (включавшего обрезание и ритуальное погружение в водоем для очищения грехов). Таким образом, евреи зачастую соседствовали с неев­реями.

Христиане развернули широкую миссионерскую деятельность, дале­ко превосходившую то, что когда-либо делали в этом направлении иудеи. Первые последователи Иисуса, включая апостолов и других его приверженцев, стали странствующими проповедниками и целителями.Горячо убежденные в близости конца света, считающие себя принад­лежащими, по сути, уже к новому миру, они отправлялись в путеше­ствия, где проповедовали Евангелия и добрую весть — появление Божьего Мессии на земле — и призывали всех покаяться во всех грехах. Подобно Иисусу, они занимались целительством и экзорциз-мом (изгоняли демонов, одержимость которыми, как считалось, явля­лась причиной некоторых заболеваний), исцеляя людей, они демон­стрировали тем самым свою власть на этом свете Они учили в синагогах или у их стен и создавали общины верующих по всей Римской империи — от Малой Азии до Испании. Миссионерский порыв сохранился у нескольких поколений христиан. И хотя Иисус не возвращался, христиане продолжали активную евангелизацию. В итоге апостольское служение, распространение Евангелия прочно вошли в христианскую традицию.

В результате миссионерской деятельности христиан новая религия постепенно утвердилась в Римской империи, причем число ее привер­женцев неевреев стало превышать количество еврейских христиан. Об этом говорят письменные памятники ранних христиан. Послания апостола Павла и Деяния апостолов (принадлежит тому же автору, что и Евангелие от Луки) открывают ряд проблем, находившихся в центре внимания первых поколений, приобщение к христианству евреев, в частности, в какой степени они должны соблюдать закон. Во время служения апостола Павла (предположительно 40—60 гг. н.э.) в резуль­тате горячих споров церкви отказались от требования совершения обрезания и видоизменили правила в отношении пищи, что облегчи­ло приобщение к христианству неверных. Чтобы принять крещение, как евреи, так и неверные должны были пройти длительную стадию обучения, продолжавшуюся обычно около года. Они изучали Библию, то есть еврейскую Библию и ее греческий перевод (Септуагинту, т.е. перевод семидесяти толковников). Вероятно, они также знакомились с преданиями, с хрониками Израиля и христианскими толкованиями еврейских пророков. (В христианском прочтении пророчества каса­тельно прихода богоизбранного царя понимаются как предсказания пришествия Иисуса. Евреи понимали те же тексты иначе: в некоторых случаях они не воспринимали их как мессианские или вообще не видели в них смысла.) Новые христиане могли также изучать мисти­ческое толкование слов Иисуса и христианских обрядов.

Внедрение христианства в преимущественно нееврейскую среду и нееврейский состав большинства общин, а также использование ими греческих переводов Священного Писания способствовали оформлению христианства в религию, совершенно независимую от иудаизма, — подлинно новое вероучение, религию, а не вариант религии, от которой оно произошло. Во-первых, эллинистическое толкование оказало глубо­кое воздействие на основные верования церкви. Евреи и неевреи расходились даже в толковании такого понятия, как богоизбранность Иисуса. Например, фигура спасителя, бога или полубога, присутствует во многих других религиях эллинистического толка. Согласно их пред­ставлениям, спаситель избавит людей от зла этого света и перенесет их в Царство Небесное, находящееся за пределами планетарной сферы. Когда христианство стремительно вырвалось за пределы Палестины, которая сама испытывала влияние греческой культуры, еврейская идея богоизбранного царя человеческого, которому назначено править на земле, соединилась с эллинистической концепцией Иисуса Христа как Спасителя, имеющего Божественную природу и сошедшего с небес, а возможно, просто уступила ей место.

Ранние христиане также разработали новое толкование понятия Святой Дух. Согласно традиции, когда последователи Иисуса собирались в Иерусалиме на еврейский праздник Шаббат, отмечаемый через семь недель после Пасхи (греческие евреи называли этот праздник Пятидесят­ницей), на них снизошел Святой Дух. Над их головами якобы появились языки пламени, и они начали вещать «на иных языках», вероятно, имеется в виду явление массового произнесения звуков, напоминающих речь на известном или неизвестных языках. Этот взрыв экстатической речи, не являвшийся редкостью в новых духовных общинах, члены которых были преисполнены энтузиазма, в христианской традиции трактуется как случай, когда Бог ниспослал Свой Дух на церковь, чтобы он руководил ею до Второго Пришествия Иисуса. Святой Дух, понимаемый как проявление Бога на земле, стал впоследствии рассматриваться как часть Троицы — Отца, Сына и Святого Духа, являющейся единством Бога в трех лицах. Церковь как воспреемница Святого Духа и в особенности ее лидеры — священники, которые посвящаются в сан рукоположением, представляют Божьи дела на земле.

Таким образом, раннехристианские церкви представляли собой об­щины, отличавшиеся высоким энтузиазмом и «исполненные духом». Первые христиане пребывали в радостном ожидании грядущего славно­го нового мира, они были наделены даром исцеления и способностью переживать состояние духовного экстаза, и им зачастую казалось, что вера в Христа уже перенесла их в этот новый мир. В рамках этого течения, зародившегося как еврейская секта, быстро сформировались новые собственные религиозные обряды, в то время как многие обычаи, характерные для евреев, постепенно отмерли. Литургия и теологический подход, безусловно, сохраняют множество традиционно еврейских эле­ментов. Использование еврейской Библии являлось залогом определен­ной преемственности. Однако христианство неуклонно следовало по собственному пути, обрывая связи с еврейской ученостью, а зачастую, по сути, вступало в противоречие с традицией религии, из которой оно выделилось. Ввиду относительного недостатка популярности христиан­ства среди евреев некоторые раннехристианские авторы упрекают евреев в том, что они отвергают Христа, несправедливо называя их виновни­ками Его смерти. Кроме того, христианам приходилось бороться с ложным пониманием их религии римлянами. Как могли они претендо­вать на то, чтобы называться носителями истинной еврейской веры, отказываясь от обрядов своих предков? Наряду с психологическими трудностями, неизбежно возникающими на пути тех, кто отступил от веры отцов, эти факторы способствовали внедрению в сочинения раннехристианских авторов, вошедшие в христианскую Библию, за­родышей антагонизма, позднее проросших христианским антисеми­тизмом. Таким образом, оборотной стороной высокого духовного экстаза и страстности, характерных для раннего христианства, явилась антиеврейская направленность.

 

Организация и развитие

ПЕРИОД с 150 по 450 г. н.э. ознаменовался решительным превращени­ем христианства из разобщенного движения в организованную рели­гию, имеющую собственные учреждения. Мы можем проследить развитие его иерархии, литературы, форм поклонения и теологии.

Для первого периода христианства (до 150-х годов н.э.) характерно разрастание первоначально малочисленных групп верующих в более крупные общины обращенных из иудеев и язычников. В итоге в крупных и средних городах по всей Римской империи распространились группы, не имевшие ничего общего с иудаизмом. В Израиле, где христианство укрепило свои позиции до 70 г. н.э., членами общин являлись в основном деревенские жители; за его пределами большинство обращенных принад­лежали к среднему классу горожан. Вначале конгрегации возглавлялись странствующими проповедниками, однако вскоре во главе их встали оседлые местные вожди. Группы первых христиан собирались утром по воскресеньям в доме у кого-либо из членов конгрегации. Ввиду того что во многих церквах господствовал большой духовный подъем, а в некоторых велись весьма горячие обсуждения и дебаты, на некоторых членов группы возлагалась обязанность поддерживать порядок. «Учи­теля» вставали во главе местных общин, а евангелисты продолжали путешествовать, выполняя свою миссию. Ответственным за проведе­ние обрядов, а возможно, и административные дела являлся дьякон, один из местных лидеров. Дьякон — это низший церковный чин (из тех, которые требуют рукоположения епископом). На заре христиан­ства выдающуюся роль играли женщины-проповедницы, однако в церковной иерархии они не могли подниматься выше дьякониц. Позднее мужчины отобрали у них исключительно для себя и эту их роль. Центральной фигурой любой христианской общины являлся епископ, которого первоначально избирали все христиане данного города (границы которого были определены римлянами). Епископ, как главное духовное лицо, вел обряд вкушения хлеба и вина до тех пор, пока община не вырастала до такой степени, что уже не могла целиком поместиться в одном здании. Он выбирал себе помощников и посвящал их в священники, совершая обряд рукоположения, а затем по мере увеличения общины последние начинали самостоятель­но вести евхаристию в других церквах. Постепенно возникла развитая иерархия, в некотором роде параллельная имперской. Епископ глав­ного города римской провинции становился центральной властью этой провинции. К IV в. существовали четыре центра церковного управления: Иерусалим, Антиохия (в Сирии), Александрия (в Египте) и Рим. Епископы каждой из областей, называемые патриархами, управляли вверенными им областями, причем их деятельность коор­динировалась. В правление императора Константина Константино­поль (ранее — Византия, в настоящее время — Стамбул, Турция), названный так в его честь в IV в., стал столицей и наряду с Римом превзошел по значению остальные христианские центры империи. К этому времени христианство имело хорошо организованное правление и в руках высших иерархов была сосредоточена значительная власть.

В первые три века появились литературные произведения, в итоге составившие Новый Завет; их переписывали и распространяли по церквам. Кроме того, все церкви использовали и еврейскую Библию —Пятикнижие, Книги пророков и прочие источники — собрание которых известно как Ветхий Завет Самым ранним известным нам христианским источником являются Послания апостола Павла, напи­санные им в период с 40 по 60 г. н.э., когда он занимался миссио­нерской деятельностью. Вскоре появились Евангелия, где излагается история жизни Иисуса, а также Деяния апостолов — в этом произ­ведении говорится о деятельности ранних апостолов¹. Различные другие послания были написаны в конце I—начале II в., причем некоторые из них приписывались апостолу Павлу в целях увеличения его авторитета. Апокалипсис, имеющий форму откровения, написан, по-видимому, вскоре после 100 г. н.э. В христианских общинах появлялись и другие евангелия, послания, деяния и апокалипсисы. Однако ввиду ограниченности их распространения, отсутствия дока­зательств, что они принадлежат перу апостолов, и более позднего написания они не вошли в собрание канонических произведений, которое официальная христианская церковь стала составлять в III—IV вв. н.э.

В первые три столетия произошло также оформление христианской литургии. Первоначально христиане собирались утром по воскресеньям, чтобы разделить трапезу, в ходе которой совершался обряда вкушения хлеба и вина, то есть евхаристию, или «благодарение» Вскоре этот обряд был отделен от остальной части трапезы, агапе, или праздника любви к ближнему, которая протекала менее формально. Евхаристия стала глав­ным звеном трапезы, основным христианским таинством. Этот обряд имеет особую духовную силу, через него передается благодать, тем самым воспроизводятся деяния Иисуса как Спасителя. На протяжении большей части христианской истории этот обряд считался таинством. Он действи­тельно связан с тайной, с мистическим причащением телу и крови Христовым. В главе 17 мы поговорим о его значении более подробно. Пока достаточно отметить, что евхаристия стала центральным актом, вокруг которого строится вся литургия, включающая молитвы, песно­пения, воздающие славу и благодарность, чтение из Евангелия и проповеди.

Таким образом, развитие церквей шло по пути унификации обрядно­сти и литературы, а также формирования иерархической структуры. Однако еще в III в. христианство сохраняло значительную разнородность. О различиях между христианскими общинами свидетельствует, в частно­сти, тот факт, что они пользовались различными литературными источ­никами. Кроме того, Послания апостола Павла показывают, что в каждой церкви имелись собственные духовные, теологические и организационные проблемы. Со II в. христиане стали выражать свои расхождения во взглядах в форме диспутов. В эллинистическом мире, ориентировавшемся на философию, предполагалось, что достаточно развитая религия должна иметь хорошо разработанную, корректную философскую систему. Однако в христианстве бывает зачастую трудно принять однозначную формули­ровку вероучения, поэтому в рамках этой религии возникли различные теологические школы; деятельность некоторых из них в итоге породила размежевание церквей на враждебные друг другу лагеря. Нам будет полезно кратко рассмотреть суть некоторых из этих диспутов.

Во II в. некоторые группы христиан провозгласили особое знание, или gnosis, которое передавалось, помимо литературы и предания, глав­ным образом епископами (и якобы исходило от первых апостолов Иисуса).   Большая  часть  этих  гностиков,   как  они  себя   называли, верила в то, что мир создан неким злым богом и находится в его власти. Истинный Бог совершенно не связан с материальным творе­нием и известен только из особых духовных откровений. Маркион, христианский лидер из Малой Азии, проповедовавший в Риме в конце II в., настаивал, в частности, на отказе церкви от Ветхого Завета на том основании, что это — книга творца, то есть злого бога. В середине III в. на Востоке появился новый религиозный вождь, пророк Мани (умер в 276 г.), называвший себя апостолом Иисуса Христа. Мани учил, что Вселенная разделена на силы Света и Тьмы и Бог Света направил к людям много миссионеров, самым совершен­ным из которых был Иисус, представлявший Собой сущность с подлинно Божественной природой, лишь казавшийся смертным и материальным существом. Благодаря Иисусу после смерти человека из его души можно извлечь частицы Света, очистить их и вновь вернуть в Царство Света.

Как Мани, так и Маркион снискали множество последователей (в числе манихеев более десяти лет находился даже Блаженный Августин, ставший позднее крупнейшим епископом и теологом ортодоксального христианства). Манихейские церкви сохраняли свое влияние до VI в., а в восточных религиях — до 1000 г. Однако в итоге ортодоксальному христианству все же удалось отстоять свое господствующее положение. К IV в. большинство христиан пришли к единому мнению о том, что Иисус является богочеловеком, сыном всемилостивого Бога, Творца мироздания. Но споры не утихали. Какова суть отношений Иисуса и Бога? Если Иисус имел Божественную природу, можно ли говорить о существовании двух Богов? Или Иисус был менее чем Бог? Это предположение основывается на некоторых местах из Священного Писания (например, мой Отец сильнее меня).

Эти вопросы вызвали новую серию противоречий, важнейшие из которых проявились в Александрии IV в. Там местный служитель церкви по имени Арий утверждал, что Христос по своей природе отличается от Бога, сотворившего его в определенный момент времени. Христос не был просто человеком, скорее, Он являлся Логосом, представляя Собой первый принцип Вселенной, первичную сущность с ангельской природой, посред­ством которой было сотворено все сущее, но сам он со всей очевидностью был тварь. Секретарь епископа (сам впоследствии ставший епископом) Афанасий заявлял, что воззрения Ария представляют угрозу для идеи спасения во Христе. Поскольку Христос был тварь, он мог даже обратиться ко злу, что, как известно, могло произойти с сущностью, имеющей ангельскую природу. Поэтому Христос был не сотворен, а зачат, происходил от самого Бога. Вскоре этот спор привлек внимание епископов и священников многих церквей, принимавших ту или иную сторону.

Император Константин, не совсем понимавший, почему этот пункт вызвал столь горячую полемику среди его подданных, но желавший положить ей конец, собрал в 325 г. собор, вошедший в историю под названием Никейского собора (I Вселенский собор. — Прим. ред.). Епископы вынесли решение в пользу Афанасия, но ариане продолжали завоевывать сторонников, среди которых позднее оказались и импера­торы. В продолжение нескольких последующих десятилетий Афанасия четырежды отправляли в ссылку за его убеждения. Был период, когда ариане, находясь у власти, направляли на Запад миссионеров, которым удалось обратить некоторые из противоборствующих церквей в ариан­скую версию христианства. Спустя несколько веков этот факт затруднил им нормализацию отношений с Римом. Это противоречие показыва­ет, насколько горячо христиане спорили о своей доктрине, причем любой такой спор был чреват потрясениями для всей империи.

Однако, несмотря на все противоречия, христианские церкви внутри империи сознавали свое единство. Одним из важных факторов сохранения этого единства являлось давление извне. Конкуренция с многочисленными религиозными группами — последователями иуда­изма, мистических эллинистических культов, почитателей традицион­ных римских богов — побуждала каждую группу к четкому определе­нию своих позиций. Христиане обозначили свое место по отношению к иудаизму, признав, что их религия связана с последним традицией преемственности, претендуя на защищенное положение «религии пред­ков», что по законам Римской империи давало им право на свободу вероисповедания. Однако им так и не удалось добиться этого статуса, ввиду того что Рим считал, что они отвергают значительную часть еврейской  обрядности.

Что касается других религий, то христианство столкнулось с ними через диалог и диспут с греческой философской традицией, занимавшей доминирующее положение в имперской системе образования. Во II в. мученик Юстин разработал апологию христианства как истинную фило­софию в греческом понимании этого слова. Он утверждал, что Христос являлся воплощенным Логосом, признаваемым греками первым принци­пом Вселенной, то есть Мудростью. Сократ, говорил он, знал Логос, значит, он знал и Христа. Эта «теология Логоса» оказала большое влияние на становление христианского вероучения. Как мы видели, Арий исполь­зовал ее идеи в своей теологии. Ранее выдающийся ученый Оригон Александрийский (ок. 185—254) утверждал, что христианство есть вершина цивилизации. Евсевий Кесарийский (263—339), первый ис­торик церкви, пропагандировал идеи христианства среди широкой публики, включая императора Константина. Таким образом, апологеты христианства способствовали тому, что эта религия обрела в империи значительное влияние за счет расширения своей философской базы. Несмотря на то что эти мыслители зачастую вели диспуты, они способствовали сплочению церквей путем соединения христианства с передовой греческой философией того времени.

Другим важным фактором консолидации христианства были гоне­ния, однако важность последних обычно несколько преувеличивается. Впервые христиане стали объектом преследований еще при императоре Нероне (54—68 гг. н.э.), но они, подобно другим преследованиям первых двух веков н.э., имели местный и кратковременный характер. Христианство обрело достаточную силу и оказалось способным открыто противостоять официальной религии Римской империи. Именно тогда начались серьезные и последовательные гонения на христиан, являвшиеся составной частью имперской политики. В этот период, оказавшись перед лицом серьезной эскалации внешней угрозы, империя была вынуждена ввести в оборот хотя бы минимальный патриотизм, чтобы добиться некоторого объединения разнородных культур народов Средиземноморья. С целью их объединения стало насаждаться почитание традиционных римских богов и императора. Наряду с объединением культур эта политика была сопряжена с достижением некоторых дополнительных преимуществ экономического характера, связанных с вкладами и пожерт­вованиями. Поэтому новые законы требовали, чтобы христиане приносили пожертвования императору, а в случае отказа грозили им тюремным заключением или казнью. Одни приносили жертвоприношения, дру­гие в обход закона доставали справки, удостоверявшие, что надлежа­щие приношения ими внесены. Многие христиане поддерживали свою церковь, полагавшую, что подобная практика компрометирует их связь с Богом. Христиане подвергались преследованиям при Де-циосе (249—251), Диоклетиане (284—285) и Галерии (305—311) на востоке  империи.

Гонители христиан, особенно Диоклетиан, жестоко расправлялись с церквями. Однако при этом они способствовали росту популярности христианства, пополняя церковный список именами героев и людей, являвших собой пример истинной преданности вере, — мучеников. Мученики следовали по пути Иисуса и первых апостолов путем страда­ний за веру и таким образом возрождали духовную силу церкви. Благодаря этому рос авторитет их трудов и учения, считалось, что непосредственно после смерти они восходят на небеса — в отличие от обычных верующих, которые вынуждены будут ждать пришествия Хри­ста. Вместе с ранними апостолами и Отцами Церкви мученики стали великими христианскими святыми. Как мы увидим, после смерти их сила, частично сохраняемая в их останках (мощах), помогает остальным верующим сохранять веру.

 

Церковь  в последний период Римской империи

по мере того как увеличивалось число верующих, в жизни церкви стали развиваться две противоречивые тенденции. С одной стороны, христианство становилось имперской религией, с другой — появилось монашество, новое духовное движение, направленное против сраста­ния церкви с обществом. Эти тенденции отражали внутреннее проти­воречие в жизни церкви, одновременно стремившейся и проникнуть в общество, и удалиться от него. Как мы увидим далее, на протяже­нии истории христианства оно много раз обострялось.

К концу III в. христиане все еще оставались в Римской империи в меньшинстве. Но они пользовались уважением, их церкви были призна­ны, им удалось доказать свою жизнеспособность в условиях жесткой конкуренции с официальной религией позднего Рима. Особенно сильны­ми были позиции христианства в Сирии и Малой Азии, где в предыдущем столетии это вероучение очень укрепило свои позиции. В конце II в., когда население страдало от набегов варваров и чумы, христиане брали на себя заботу о вдовах и сиротах, бедных и больных. В условиях нарастающей нестабильности они предлагали людям социальную и эконо­мическую защиту. Благодаря активной общественной ориентации, частич­но унаследованной от иудаизма, христианство выгодно отличалось от других эллинистических религий и пользовалось большим признанием, чем, например, манихейство. Другие вероучения также предлагали своим последователям такие блага, как загробная жизнь и защита от демонов, но они оказывали верующим значительно меньшую поддержку в земной жизни. Многие находили в христианстве прочную социальную опору, интенсивную интеллектуальную жизнь, богатую и драматичную литургию, талантливое руководство духовной жизнью, героев для почита­ния и подражания и надежду на будущую лучшую жизнь в загробном мире. Последующие события способствовали дальнейшему усилению хри­стианства. В 312 г., когда преследования христиан при Галерии только-только закончились, император Константин занял по отноше­нию к ним очень благожелательную позицию. Он получил в битве помощь от божества, которое называл Непобедимое Солнце, вероят­но, имея в виду римского (точнее, персидского. — Прим. пер.) бога Митру. Вскоре христианам удалось убедить Константина, что ему помог не кто иной, как Христос. Константин согласился оказывать им покровительство, продолжая тем не менее поддерживать и храмы римских богов. Этот шаг позволил ему найти опору в городском населении, благодаря чему он смог успешно противостоять своему восточному сопернику Луцинусу. В результате положение христианст­ва в Римской империи заметно укрепилось. В этот период не было сколько-нибудь значительного притока новообращенных, но зато влия­ние христианской церкви существенно усилилось, а богатство приумно­жилось, благодаря чему последующие поколения христианских еписко­пов обрели могущество рцмских сенаторов. Христианские праздники постепенно вытеснили традиционные римские, и власть церкви превы­сила влияние знатных нехристианских семей Римской империи.

Но в это время некоторые авторы стали критиковать церковь за ее светские успехи и проявление все большей заинтересованности в пре­стиже и почестях. Взоры тех, кто стремился к высоким идеалам духовности и большей близости с Богом, стали обращаться в ином направлении, которое уводило их прочь от городов, в пустыни. В 269 г. восемнадцатилетний египтянин по имени Антоний объявил о своем намерении бороться с демонами в одиночку — что он пытался сделать, вначале оставаясь жить на окраине своей деревни, а затем удалившись в пустыню. С 285 по 356 г. (когда он умер в возрасте 105 лет) Антоний жил в пустыне, в нескольких неделях пути от ближайшего города, сражаясь с демонами самыми устрашающими способами. Александ­рийский патриарх Афанасий составил жизнеописание Антония, бла­годаря которому предания о его искушениях и победах приобрели широкую известность. Вскоре христиане Месопотамии, Сирии, Арме­нии и Египта стали покидать культурные центры Средиземноморья, чтобы сделаться различного рода отшельниками.

В Сирии последователи этого нового движения становились стран­ствующими святыми. Эти странные, одичавшие на вид люди с неукро­тимым поведением пользовались глубоким почтением сельских жителей. Некоторые из них исполняли какой-либо обет. Например, Симеон Столпник (296—359) провел 30 лет на высокой колонне. Иногда, чтобы приобщиться к столь возвышенной святости, у ее подножия собирались до двух тысяч человек. В конце концов римский император вынужден был просить его спуститься во избежание нарушения собственного спокойствия. Но именно к таким, как Симеон Столп­ник, люди шли с молитвами, со своими спорами, требующими разрешения, с детьми, нуждающимися в благословении. В отличие от этого движения, в Египте новое монашество стало развиваться в направлении создания общин. Крестьянин по имени Пахомий (ок. 290—347) создал в пустыне общину, организовав поселок из монаше­ских келий и систему взаимной поддержки для отшельников. К 400 г. коммуна Пахомия насчитывала до 7000 монахов. Они также почи­тались горожанами, восхищавшимися их мужеством и религиозной самоотверженностью. Монашеское движение и появление святых оказали воздействие на христианство в целом. Западные епископы зачастую относились к новому движению с недоверием, но некоторые из них — Амвросий Медиоланский (Италия), Мартин Турский (Галлия), Августин Иппонский (Северная Африка) — поддерживали в конце IV в. развитие монашества. На Востоке святые вызывали уважение и страх во всех слоях общества. В результате, когда христианская церковь окончательно поко­рила Римскую империю, монашество и отшельничество стали воспри­ниматься как новые формы мученичества. Борьба с традиционными римскими религиями, героями которой стали христианские мученики, завершилась. Но началась новая битва с менее заметными силами зла, а именно демоническими силами, которые воздействовали на людей, угрожая их душам. Богатство, сексуальность, мирские соблазны могли стать серьезным искушением. Монахи, соблюдавшие безбрачие, воз­держание в пище и частые посты, жившие в бедности и равнодушии к комфорту, олицетворяли собой победу над миром и свою силу не от мира сего. Они постоянно стремились к высокой цели: победить в битве с грехом, добиться преодоления, налагая на себя личные испытания. Христиане верили, что последовательное стремление к совершенству приближало монахов к Христу и Богу, обеспечивая им торжество в Судный день.

Монахи укрепляли свою духовную силу в битвах, которые велись в пустыне, а епископы и новая христианская аристократия привносили ее в высшие эшелоны имперской власти. Наряду с ними существовала категория святых другого рода, осенявшая силой христианства всех верующих. Это усопшие герои, христианские святые. Христиане, при­нявшие мученическую кончину или совершавшие чудеса, становились близки христианам на земле как их духовные друзья, покровители и защитники. Места погребения святых превращались в святые места, а останки — кости, зубы, клочки одежды — становились святыми остан­ками, сохраняя, согласно всеобщему убеждению, личную силу святого, которому они принадлежали. Почитание мощей приобрело такую попу­лярность, что епископы даже приказывали вскрывать гробы, чтобы направлять мощи святых в разные концы империи. Там богатые христиане строили новые раки для мощей. Прежде римские семьи часто устраивали на могилах предков ритуальные тризны, теперь епископы стали служить мессы у гроба святых — почитаемых духовных «предков» христианской семьи. Позднее мощи святых стали закладывать в храмах под алтари как своего рода основу святости, сообщавшую святость самому храму, либо замуровывали останки в драгоценные раки, которые выставлялись за алтарем. В течение столетий мощи святых почитались во всех сословиях.

Христианская политическая власть, аскетическое движение и почита­ние мощей свидетельствовали о постепенной консолидации христианства в IV—V вв. Римские религии утратили под собой почву, отдельным христианским группам становилось все сложнее противостоять движению ортодоксального христианства, поскольку христианская церковь преврати­лась во всеобщую церковь Римской империи. Одной из вех на пути развития христианства явилась жизнь Блаженного Августина, епископа из Северной Африки. В ранние годы — последователь философии Платона, а позднее — манихейства, Августин затем обратился в ортодоксальное христианство и вошел в число самых влиятельных политических и интеллектуальных вождей. В начале V в. он использовал свое влияние в борьбе ортодоксального христианства с конкуренцией африканской церкви(последняя потерпела в ней поражение). Африканскую церковь пред­ставляли донатисты, которые провозглашали свою церковь воистину чистой, потому что ее епископы никогда не поддавались гонителям. Позднее он принял участие в важной теологической полемике по вопросу о степени свободы воли, данной человеку для достижения спасения. Августин отстаивал доктрину предопределения, согласно которой Бог назначил каждой душе судьбу с самого начала. Его основной оппонент Пелагий утверждал, что каждый индивид может свободно принять или отвергнуть Божью благодать. Приблизительно в 413 г. Августин начал работать над своей великой книгой «О граде Божьем» («De Civitate Dei»), являвшейся его ответом на нападки римлян, утверждавших, что христианство ослабило империю. Авгу­стин писал, что все светские государства и империи, включая Рим­скую, подвержены процессам разложения и со временем погибнут, только град Божий является вечным. Поэтому христиане живут в этом мире как чужие, их истинный дом — вечный город, который ждет их после смерти. Последователи традиционных римских религий слиш­ком много отдают этому миру, который, при всей своей красоте, является преходящим и полон страданий, несет на себе печать Адамо­ва греха. Христиане, стремящиеся в иной мир, имеют защитника и покровителя в лице церкви и с ее таинствами, потому что здесь, на земле, церковь являет собой тень града небесного. Такое отношение к церкви и к миру удовлетворяло поколение Августина, пребывавшее в постоянном беспокойстве от вторжений варваров и бесконечных экономических спадов и подъемов периода заката империи. Учение Августина также подводило основу под последовательную критику мира, благодаря чему оно стало источником, к которому теологи неизменно обращались в последующие века. «Град Божий» ознамено­вал развитие христианства в мировую религию, способствующую установлению мира на земле, но при этом устремленную за пределы земной жизни.

В то же время христиане стали считать само государство и императора священными. А единство, идея которого пронизывает труд Августина, начало плавиться в накале противоречий между Востоком и Западом. Сам Августин едва мог читать по-гречески, тогда как греческий язык был языком восточной части империи и многих мыслителей того времени. А большинство греческих философов тех лет никогда бы не заинтересова­лись его доктриной предопределения.

 

Восточная и западная ветви христианства

естественно было бы ожидать, что в христианстве произойдет разде­ление на сторонников короля и империи, с одной стороны, и приверженцев идеалов монашества — с другой. Однако этого не произошло. Вместо того оно разделилось по географическому призна­ку.

В то время как связи между христианскими учреждениями — монастырями и церквами — образовали стройную сеть, охватившую всю территорию Римской империи, появился некий фактор, которо­му суждено было нарушить широкую культурную преемственность христианства Средиземноморья. До 400 г. н.э. важнейшей представлялась граница, разделявшая Север и Юг, «цивилизованный» мир Средиземноморья и «варварские» королевства Европы. Позднее самой значимой сделалась граница между Востоком, с центром в Констан­тинополе (ранее — Византия), куда Константин перенес свою столи­цу, и Западом, с центром в Риме, где была официальная резиденция римского епископа, патриарха Запада.

Христианство пришло на Запад позднее, так как римские сенаторы и представители высшего класса долго сохраняли верность традицион­ному почитанию римских богов. Более того, Запад раньше находился под угрозой вторжения варваров, чье внимание привлекали богатые земли Средиземноморского бассейна. Поэтому позиции западных христианских вождей были не такими прочными. В связи с этим на Западе образовалась стройная элитарная организация с четко опреде­ленным статусом, что напоминало старый римский сенат. Странст­вующих святых и монахов в Риме не слишком привечали — если только они не выказывали повиновения официальной римской цер­ковной власти. Что касается святых мучеников, то, как сказал историк Питер Браун, они надежно умерли, и церковная иерархия могла распоряжаться их алтарями. В целом же принадлежность к сонму святых была очевидной монополией представителей церковной иерар­хии: римских священников, епископов и патриархов, которых стали называть  «папами».

В отличие от Рима, на Востоке сохранялась сильная императорская власть; последним римским императором был мальчик, Ромул Август (476 г.), а чин восточного императора был наполовину духовным. Он не имел права исполнять таинств или изменять догматы, сформули­рованные на соборах, но мог проповедовать, держать в собственных руках чашу при евхаристии и совершать каждение во время службы. Другие представители светской знати на Востоке также имели больше духовной власти, так как они могли участвовать в церковных соборах. Таким образом, светская власть проникала в церковь, а духовная — во все сферы жизни общества, так как различные святые и монахи жили по деревням и городам во всех странах Востока. Христианская духов­ность была там более доступной, не являясь прерогативой элиты. Возможен был непосредственный контакт верующего со святыми. Одно из положений учения восточной церкви гласило, что «Бог стал человеком с тем, чтобы человек мог стать Богом».

Это способствовало формированию различных  религиозных на­правлений стилей духовности. Запад сосредоточился на вызывающем священный трепет величии Божьего труда в мире, в особенности на крестной жертве Христа во имя всего человечества. Обычная земная жизнь отгораживалась от жизни в истинной святости острым созна­нием человеческой греховности. Но благодаря великому чуду Христо­вой жертвы люди могли избавиться от греха. Евхаристия воспроизво­дила это наводящее ужас действие, которое должно было исполняться с максимальной точностью. Акцент на жертве, на очищении от греха, на совершенствовании в обряде создавал атмосферу, полную высокого достоинства и священного трепета, которая отличала западную литур­гию. Более того, в остальной человеческой жизни целью являлось достижение совершенства, которое можно обрести, практикуя поря­док, дисциплину и послушание, а также общее смиренное отношение. Таким образом, в фокусе внимания на Западе оказался порядок по образцу церковного, выражающийся в церковном законе и догматических толкованиях христиан­ских доктрин. (Этому, разуме­ется, способствовала сама рим­ская традиция, так как римское право было непревзойденным в античном мире) В конечном счете упор на личную дисцип­лину, очищение и правильные поступки как в совершении об­рядов, так и в других сферах жизни хорошо служил церкви, когда ей приходилось сталки­ваться с нехристианскими госу­дарствами на Севере и Западе. Ни в коем случае нельзя ут­верждать, что эта тематика от­сутствовала в восточном хри­стианстве, однако внимание православной церкви было сосредоточено прежде всего на мистической цели христианской жизни. знании Бога, единении с Христом, единстве с Божественным Упор делался не на очищении, а на Обожении. Благодаря Божественной литургии, почитанию икон весь народ приобщался к Богу. Православ­ная евхаристия означала нечто большее, чем жертва во имя очищения от греха, причащение телу и крови Христовым позволяло человеку разделить с Христом оба Его начала человеческое и Божественное. Кроме того, ее торжество представляло собой брачный пир, в котором церковь, находящаяся на земле, соединяется с небесным сонмом святых в предвкушении грядущего превращения мира, которое долж­но произойти при пришествии Христа

В ней участвовало само Божественное начало, которое представля­ли иконы — изображения ангелов, Христа, Богоматери и святых, которые находились на переднем плане, — между собравшимися верующими и алтарем. Согласно верованию, оригиналы многих икон явились таинственным образом; иконы надлежало писать, четко со­блюдая определенные правила (канон), как точные копии (списки) оригиналов. Православные христиане верят, что икона сохраняет свойства изображенного на ней святого, она являет собой столь подлинное изображение Божественного, что служит земным отраже­нием самого Бога Поэтому поклонение иконам выражается в форме поклонов и целования. И вообще икона олицетворяет собой общий тон православной теологии. Считалось, что каждый человек заключает в себе образ, или икону, Бога. Библия, подобно иконе, есть точное отражение небесной «книги» Бога, явившейся, написанной словами, доступными верующему. Вочеловечение Бога являет собой откровение всему миру Божественных энергий, особенно сконцентрированных в церкви, ее литургии и иконах. Таким образом, восточная церковь лелеяла идею непрерывного превращения человека благодаря Божест­венному присутствию, в то время как церковь Запада поощряла стремление к совершенству путем дисциплины, смирения и самопо­жертвования.

Со временем противоречия между восточной и западной церквами обострились. С одной стороны, они имели различные властные структуры, что привело к конкуренции между римским папой и восточным императором. Папа считал, что только он, как глава вселенского епископата, должен определять цели и задачи христиан­ского мира; любой король должен быть защитником церкви и проводником папской политики. Император видел себя наполовину царем, наполовину священником, что позволяло ему руководить всеми сторонами жизни общества, осуществлять политику и устанав­ливать законы. Церковь призвана выполнять свою задачу, заключаю­щуюся в том, чтобы поддерживать надлежащие отношения с Богом, но ей не положено браться за управление государством. С другой стороны, перед каждой из ветвей церкви стояли свои проблемы. Главной проблемой Запада были вторжения варваров. В V и VI вв. на Римскую империю (Италию, Африку и Галлию, приблизительно соответствующую территории современной Франции) совершали на­беги различные народы, населявшие территории по периферии ее границ. С этого времени папам и их наместникам приходилось иметь дело с европейскими обществами, представлявшимися им языческими и примитивными, во всяком случае очень непохожими на христиан­ство с его грамотными последователями из числа городского населе­ния. Восточная церковь враждовала с Персией, где существовала передовая цивилизация, с ее смесью зороастризма и мистических традиций, а позднее исповедовавшей ислам. Обе эти цивилизации были образованными, имели свои имперские системы, развитые теоло­гию и этику. В результате разногласия между Востоком и Западом нарастали, и хотя эти ветви христианства поддерживали между собой некоторые связи, их взаимодействие не имело серьезного значения. Это состояние сохранялось до начала крестовых походов.

Восточная церковь была неотъемлемой частью Византийской империи, которая продолжала свое существование на протяжении многих веков и после того, как Рим пришел в упадок. Вообще правительство и экономика Византийской империи действовали успешно в течение более длительного периода времени (свыше семи веков), чем у любого другого государства в истории. Поэтому, хотя некоторые историки и говорят о том, что падение Рима повлекло за собой резкий перелом в христианской истории, правильнее считать, что восточная церковь явилась преемницей имперско­го христианства. Сохранялись разногласия доктринального характера. В V—VII вв. церковь была занята обсуждением арианства, а затем новой ересью монофизитов (от греческих слов, означающих «одна природа»). Монофизиты отрицали формулировку, принятую Халкидонским собором V в., согласно которой Христос имеет Божественную природу (истинно человеческую, истинно Божественную). Монофизиты утверждали, что Он мог иметь исключительно Божественную природу и Его Божественная природа поглотила в Нем человеческую. Позднее, в VIII—X вв., в церкви разразился, подобно буре, спор о правомерности икон. Под мусульманскимвлиянием император Лев III в 726 г. повелел уничтожить все иконы, изображавшие Христа, Богоматерь и святых. Эта мера встретила сопротив­ление среди мирян, монахов и римского папы Императрицей Ириной в 787 г. иконы были восстановлены в правах, но последующие императоры вновь их запретили. Лишь в 843 г. императрица Феодора вновь их разрешила, положив конец противоречиям.

Эти проблемы свидетельствуют о том, что в недрах восточной церкви постоянно существовало напряжение, вызванное столкновением мнений о природе Божественности и святости. С появлением в VII в. мощной новой религии — ислама — упор на эти проблемы усилился. Это было обусловлено тем, что пророк Магомет и его последователи встали на ярко выраженную семитскую точку зрения по этому вопросу, сходную со взглядами древнееврейских пророков: Бог — один, и только Он — Божествен. Люди не могут достичь божественности. Изображение Бога абсолютно запрещено. Тех же воззрений придерживались и многие христиане в Малой Азии, пытавшиеся соответствующим образом рефор­мировать свою религию. Однако в конце концов возобладала богатая эстетическая и теологическая традиция почитания икон, и церковь сохранила свои взгляды на Божественную и человеческую природу.

Могущество православной церкви, преодолевшей эти противоречия, проявилось в ее последующей экспансии. В IX в. восточное христианство распространилось на государство болгар, могущественную империю на Балканском полуострове. В конце IX в. и в X в. христианство приняли остальные балканские народы и, наконец, Русь. Византийская культура оказала влияние на арабский Восток, которому передались знание грече­ского языка и трудов греческих философов, художественные стили и ремесла. Например, мечеть Омара (Dome of the Rock), построенная в Иерусалиме в конце VII в., имеет византийский купол и украшена мозаикой в византийском стиле. В свою очередь византийские мастера переняли у арабов искусство орнамента. В православии VII—X вв. мы видим религию, соединенную с богатой культурой Востока, который часто воевал со своими исламскими соседями, но участвовал в культурном обмене, способствовавшем становлению молодых исламских империй и достижению ими собственных культурных высот.

Однако на смену этому великому периоду пришел другой, более драматичный. Наступление XI в. ознаменовалось внутренними трудностя­ми, нашествием турок-сельджуков и норманнов, а также усилением противоречий с Западом. К тому времени ряд инцидентов уже обострил отношения между Востоком и Западом. В VI в. римская церковь, боровшаяся с арианской ересью в Испании, сделала дополнение к положению Символа Веры, в котором говорилось, что Святой Дух исходит от Отца, добавив слова «filioque» (вместе с Сыном). Это дополнение, укоренившееся в западной церкви и одобренное ее властями без согласования с вселенским собором, вызвало теологические возражения со стороны греческой церкви. В IX в. соперничество между папой и патриархом переросло в открытый политический конфликт, когда папа Николай I попытался вмешаться в назначение восточного патриарха.

Наконец, в XI в. норманны одержали победу над византийской колонией в Северной Италии, и папа Лев IX стал настаивать, чтобы православная церковь перешла из подчинения патриарха в подчине­ние папы. Это, естественно, вызвало протест у патриарха, Михаила Керуллария. В 1054 г., чтобы утвердить на Востоке власть западной церкви, папа направил в Константинополь трех легатов; посольство возглавлял славившийся своим сильным характером епископ Гумберт. Однако Керулларий встретил послов пренебрежительно. Тогда они направились в Софийский собор и зачитали там буллу об отлучении от церкви Керуллария и его сторонников. Патриарх немедленно созвал собор, отлучивший от церкви папских легатов. Принято считать, что это событие знаменовало собой формальное размежева­ние католической и православной церквей, так как все последующие попытки восстановить их единство оказались безрезультатными.

Как мы увидим, позднее западная церковь будет организовывать крестовые  походы,  в задачу которых среди прочего будет входить помощь восточной церкви, страдающей от турецкого гнета. Но эта мера не имела сколько-нибудь ощутимого результата в деле борьбы с турецкими завоевателями. При этом поведение участников похода и предпринятый ими набег на Константинополь повредили отношени­ям между восточной и западной церквами. Нарушение связи Востока с Западом пагубно отразилось на обеих цивилизациях, когда тем пришлось столкнуться с врагами. Эти отношения не возобновлялись на протяжении нескольких веков, что вызвало прекращение контакта западных церквей с традиционным источником духовности — велики­ми мистическими и теологическими традициями Востока. С другой стороны, после битв с мусульманами и латинскими христианами Восточной империи так и не удалось вернуть свое былое могущество, отчего пострадала и православная церковь, имевшая тесные связи с культурой   Византии.

Организационно восточная церковь разделилась на несколько вет­вей греческую, русскую, сербскую, армянскую, сирийскую и др. Значе­ние русской церкви настолько возросло, что в XIV в. в Москве был назначен собственный патриарх. Но в отличие от более поздних западных деноминаций отдельные ветви православия имели единое предание и никогда не соперничали между собой.

Более того, восточная церковь продолжала развивать свое творчество в духовной сфере, особенно в период, предшествовавший завоеванию Константинополя турками (1453 г.). Монахи Византийской империи разработали дисциплину, известную как «исихазм», относящуюся к целям обрядов — достижению спокойствия и безмятежности. Их методы включали определенные позы и формы дыхания, а также приемы концентрации сознания, в некоторой степени напоминающие йогов-скую и другие формы медитации. Они постоянно читали молитву Иисусову, обычно «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» как своего рода мантру, или повторяемую словесную форму­лу, стремясь достичь состояния беспрестанного моления. Предполага­лось, что в результате достигалось видение Бога, который должен был явиться не взгляду и даже не в мыслях, а снизойти  на человека как состояние некоего просветления. Это осенение Божьей «благодатью» не предполагало, в отличие от западного понимания благодати, что нечто добавляется к человеческой природе, а означало, что человек, тварь, обретает способность приобщаться к Божьей нетварной энергии, то есть к силе, которую Бог проявляет (Его суть всегда остается сокрытой). Это было мистическое и теологическое развитие идеи Обожения, которая, как уже было сказано, в течение нескольких веков занимала важное место в православной литургии и восточной философской мысли.

В то время как восточная церковь совершенствовала духовность в теологических размышлениях, западная развивала отношения с полити­ческими союзниками, обеспечивавшими ей выживание. Папа стремился добиться поддержки франков, обратившихся в христианство в 496 г., когда их властелин Хлодвиг принял крещение. С тех пор их вожди оказывали Риму военную помощь в борьбе с другими народами (ариан­скими христианами и нехристианами), и Рим посылал в Галлию и в Англию миссионеров и проповедников из числа бенедиктинских мона­хов. Франкские земли посещали также ирландские монахи, через землю франков в Европу стали проникать два потока миссионеров. Однако и через два века миссионерства многие так и не усвоили церковную науку. Церковный собор 742 г., на котором председательствовал великий миссионер Бонифаций, приказал монахам и священникам воздержаться от битв, настаивая на том, что священники должны отказаться от содержания любовниц, а также запретил магические песнопения и принесение в жертву животных в церквах Христианство все еще боролось с множеством старинных обычаев и религиозных обрядов.

Спустя несколько десятилетий на франкский трон взошел Карл Великий, который возобновил действие указов Бонифация и ввел дополнительные меры поддержки церкви. Согласно его приказам, все алтари, не содержавшие святых мощей, подлежали разрушению, клятвы можно было давать только у святых мощей, он также ввел запрет на канонизацию новых святых. Смысл этих мер заключался в том, чтобы заставить духовенство больше ориентироваться на Рим, в то же время они были призваны показать, что только христианство является залогом связи между людьми. Кроме того, Карл учредил систему образования, предписав всем епископатам и монастырям открывать школы. О состоянии образования в среде духовенства говорит тот факт, что один монах совершал крещение новых обращенных «nomine patria et filia», то есть «во имя родины и дочери», путая эти слова с формулой «nomine patri et filio» «во имя Отца и Сына». В рамках новой системы священники должны были изучать латынь, пение и счет, а также заучивать наизусть наиболее важную часть евхаристичес­кой литургии и некоторые проповеди. Также углубилось изучение Священного Писания (и не только клиром) При поддержке Карла Великого стали собираться библиотеки и переписываться книги, а латинская литургия полностью оформилась и стала распространяться на территории государства.

Демонстрацией преданности Карла Великого римской вере явилась его знаменитая коронация, состоявшаяся в 800 г., когда папа Лев III провозгласил его императором римлян, в результате чего образовалось государство, вошедшее в историю как Священная Римская империя. Коронация утверждала независимость Рима от Константинополя, где уже имелся христианский император. Одновременно она являлась офи­циальным подтверждением принятия франкскими правителями христи­анства, которое стало важным аспектом жизни их государства. В 745 г. папа Захарий обратился с посланием к франкскому духовенству, призывая его принять реформу Бонифация. В послании говорилось, что воен­ные поражения являлись следствием неправедности и лживости духо­венства. Если священники очистятся, будут соблюдать целомудрие и откажутся от кровопролития, христианские армии будут побеждать нехристиан. Короче говоря, христианство должно было поддерживать Бога ради франкских воинов, которые в свою очередь будут защищать церковь. Несомненно, успеху этих мер способствовала недавняя побе­да христианского вождя Карла Мартеля, выигравшего незадолго перед тем великую битву и обратившего вспять мусульманские армии в Туре (современная Франция) в 732 г. Во всяком случае в 800 г. коронация Карла Великого закрепила пакт соглашения между церковью и государ­ством. Более того, подобно восточным императорам, западные стали верить, что на них лежит священная роль. Если король, а теперь — император исполнял свои обязанности перед Богом, соблюдая мир и справедливость, он обеспечивал тем самым спасение всему своему народу. В свою очередь епископы почитали своей обязанностью поддерживать королевскую династию, давать королям советы каса­тельно их христианского долга. Но Западу не удавалось достичь стабильности, свойственной Вос­точной империи. К концу первого десятилетия IX в. Европа вновь стала объектом посягательств со стороны соседей. Скандинавские викинги, имадьяры, а также мусульмане, населявшие Испанию, вели нескончаемые войны, что вызывало существенное сокращение населе­ния и ужасающую бедность. Монастырские хроники рассказывают об эпидемиях и голоде, жестокости толпы, а также массовых смертях и даже актах каннибализма, к которым людей побуждало стремление выжить. В этих условиях власть переходила от королей в руки мелкой знати, каждый представитель которой стремился укрепить собствен­ную власть, чтобы отражать нападение врагов, что вело к децентрали­зации Европы и образованию социальной структуры, называемой феодализмом.

Такая реорганизация европейского общества знаменовала собой начало новой эпохи, пришедшей на смену всеобщему хаосу предыду­щих веков, наступившему после падения Рима, а также постепенный разрыв отношений с Востоком. Однако в начале этого периода церковь не могла испытывать уверенность в своих силах.

 

Западная церковь в эпоху средневековья

в эпоху средневековья христианство, ставшее главной политической силой европейского сообщества, породило ряд важных духовных движений. Вначале церковной иерархии пришлось иметь дело со знатью, которой принадлежали ключевые позиции в обществе.

Христианство VIII—IX вв. приспособилось к роли религии милитари­зованного государства, но его позиции были сильны только в высших слоях общества. Более мелкая знать, завоевавшая господство в X в в пылу сражений, зачастую относилась без особого почтения как к традиционным правам духовенства, так и к власти самих миропомазанных императоров. Вскоре разгорелась борьба между светской аристократией, с одной сторо­ны, и епископами и аббатами — с другой. Церковные соборы принимали решения, направленные на ограничение власти дворянст­ва, угрожая неподчинившимся отлучением от церкви. В XI в. церковь провозгласила «мир Бога», чтобы воспрепятствовать рыцарям разру­шать церковное имущество и убивать безоружных крестьян, монахов и священников. За этим последовал запрет на «военные утехи» в период поста и сражения между христианами. Многие рыцари покля­лись соблюдать эти запреты, но последние оказались неспособными приостановить кровную месть и военные набеги.

В то же время дворяне, отстаивая свои права, просто назначали на своих территориях угодных себе епископов и аббатов. Согласно обычаю, для назначения священнослужителя король, посвященный для служения Богу, должен был «наделять» духовных лиц символами их сана: еписко­пу, например, вручались перстень (должен был вручаться только цер­ковной властью как знак его церковной юрисдикции над священниками его епархии. — Прим. ред.), митра и посох, однако церковь обычно могла высказать по поводу выборов свое мнение. Знать же узурпиро­вала это право, не имея для этого ни Божественной власти, ни одобрения церкви. В конце XI в. разразился скандал, связанный с тем, что папа Григорий VII отлучил от церкви одного из немецких королей, Генриха IV, который по своему усмотрению назначал свящ­еннослужителей, препятствуя ему в проведении церковных реформ. После драматического зимнего перехода через Альпы Генрих сделал мудрый в политическом и религиозном отношении шаг: выразил смирение перед Григорием; у Григория, по существу, не оставалось выбора, и он был вынужден простить короля. Но, вернувшись в Германию, Генрих собрал епископов на собор, который низложил Григория. Борьба, вошедшая в историю как разногласия из-за инве­ституры, продолжалась и после смерти Генриха и Григория и завер­шилась лишь в 1122 г., когда Вормсский конкордат ввел некоторое разграничение светской и духовной власти.

Несмотря на то что власть принадлежала знати, политическая база церкви во время этих распрей постепенно расширилась. Благодаря религиозным наказаниям, имевшимся в арсенале церкви, образова­нию союзов, а также поддержке со стороны системы епископств, созданной Григорием VII, власть церкви достигла беспрецедентных размеров. Более того, борьба папы Григория VII за независимость церкви свидетельствовала о растущем влиянии в Европе нового Клюнийского движения. Аббатство Клюни было создано в X в. Вильгельмом Благочестивым, герцогом Аквитанским, имевшим не­обычный договор, связывавший его с апостолами Петром и Павлом, а следовательно, поставивший его в прямое подчинение Риму, а не местным властям. Кроме того, эта хартия обеспечивала монахам возможность выбирать своего аббата без вмешательства епископа или герцога. Клюни и монастыри, связанные с ним, прославились многи­ми своими особенностями: приверженностью молитвенной жизни, повышенным вниманием к музыке, поддержкой величественной ро­манской архитектуры XI в.² Клюни, яростно отстаивавшие независи­мость церкви от светского управления, сделались также центрами политической власти. Не случайно поэтому, что Григорий VII, воспитан­ный в итальянском монастыре, находившемся под влиянием Клюни, открыл эпоху папского могущества.

Разногласия об инвеституре являли собой лишь одну форму проявле­ния новой идеологии, которая, как мы можем заключить, рассматривая этот процесс ретроспективно, породила новое религиозное движение. Церковь преуспела в своей борьбе со знатью, и в конце 70-х годов XI в. христианские идеалы и чаяния завоевали практически все европейское общество. Клюни стало олицетворением дисциплины и служения, а рыцари, которые стремились приобщиться к христианст­ву, но из-за жажды битвы зачастую нарушали христианскую дисцип­лину, образовали могущественный класс. Дрова, так сказать, были готовы. Искра была брошена папой Урбаном II, а точнее, его драматичным выступлением на публичном заседании собора еписко­пов в 1095 г. в Клермонте, Франция. Урбан призвал собравшихся выступить походом на помощь восточной церкви, стонущей под игом мусульманских завоевателей. Он также предлагал защитить Иерусалим (мы уже отмечали, что именно освобождение Иерусалима была главной целью этого похода. — Прим. ред.). Стараясь разжечь воображение своих слушателей, он рассказал им о гробе Господнем в Иерусалиме, заверив аудиторию, что каждому, кто погибнет в этом походе, будут прощены его грехи. Так Урбан дал импульс первому крестовому походу.

Призыв папы вызвал в массах невероятный энтузиазм. Вскоре дворяне двинули в поход армии  обученных солдат,  а популярныепророки повели за собой на Константинополь и Иерусалим тысячи бедняков, и даже отряды детей. Девиз «Победа над неверными!» (так христиане называли мусульман, а также, как правило, и евреев) превратился в то время по всей Европе в расхожий пароль. Получили распространение массовые расправы над евреями, особенно в Рейн­ской области, где было убито больше евреев, чем в самом Иерусалиме. Крестьянская армия крестового похода (голодные, двигавшиеся в беспорядке полчища), известная как «народный крестовый поход», прибыла в Константинополь в 1096 г. Восточный император был поражен такого рода помощью Запада, но он обеспечил прибывших едой. Однако вскоре они погибли в битвах с мусульманами в Малой Азии. Серьезные армии, прибывшие через несколько месяцев, после долгих споров с императором в итоге все же продолжили поход и в 1099 г. захватили Иерусалим. В результате в этом регионе появилось несколько мелких христианских государств, просуществовавших око­ло ста лет, до 1187 г., когда мусульманам удалось вновь завоевать Иерусалим. Последующие крестовые походы не принесли христианст­ву ощутимого усиления власти. Тем временем официальная цель крестовых походов — помощь восточной церкви — забылась. В 1204 г. во время четвертого крестового похода западные воины сами напали на Константинополь, вызвав этим возмущение на Востоке.

Несмотря на то что крестовые походы сопровождались разгулом жестокости и насилия, духовное возрождение Запада, начавшееся в XI в. в связи с ростом Клюни и реформами папы Григория VII, принесло плоды в нескольких последующих поколениях. Началом нового времени, ренес­сансом или протореформацией называют XII в., а XIII в. обычно считают вершиной западной цивилизации средневековья. Этот период ознамено­вался возникновением ряда новых явлений, таких, как рост учености в монастырях и школах при соборах, открытие первых университетов, усиление участия церкви в мирских делах, взлет религиозности, особенно веры в Богоматерь и евхаристию, распространение паломничеств, появле­ние новых ересей и учреждение, основание новых монашеских орденов, францисканцев и доминиканцев, расцвет мистицизма и переворот в искусстве, кульминацией которого стало появление готических соборов. И во всем этом чувствуется изменение взгляда на отношение Божественного начала, духовного царства, к человеку, к материальному. В это время увеличилось уважение к человеческой индивидуальности и всем ценностям материального мира и в обществе постепенно сложилось убеждение, что святость существует и в этом мире, а не только за его пределами (это убеждение всегда было свойственно церкви. — Прим. ред.).

Ярчайшим примером превращений такого рода служит новое интеллек­туальное творчество. В XI в. ученые начали пересматривать христианскую веру, стараясь понять ее в контексте человеческого разума. Это положило начало движению, известному как схоластика. После 1085 г., когда испанские христиане покорили город Толедо, принадлежавший мусульма­нам, христиане с помощью еврейских ученых-полиглотов принялись за перевод на латынь арабских переводов древнегреческих философов, пре­жде всего Аристотеля. В Толедо стали съезжаться ученые, разносившие потом по миру приобретенные там рукописи, что способствовало дальней­шему преобразованию христианской теологии. Интеллектуальная жизнь, прежде сосредоточенная по монастырям, перешагнув их стены, двинулась в университеты Парижа, Оксфорда и пр. В монастырях учение предше­ствовало молитве, lectio (чтение) было простой подготовкой к contemplatio(созерцание), то есть поиску душой Бога. Университеты стали прак­тиковать другой подход. Учение стало там рассматриваться как сред­ство достижения ясности и понимания на пути человека к Богу, там допускалось, что учение имеет ценность само по себе. Кроме того, новые монахи, францисканцы и доминиканцы, которым принадлежит значительный вклад в развитие учености, были в большей степени вовлечены в мирские дела. Интерес к человеческим знаниям и силе человеческого разума задел в душе двенадцатого столетия новые струны, которые продолжали звучать и позднее.

Плоды этих перемен проросли в XIII в. в творчестве величайшего теолога средневековья Фомы Аквинского (1224/25—1274). Труды Фомы Аквинского сыграли свою роль в противоречиях религии с учением Аристотеля, когда греческую философию стали изучать в университетах. Некоторые ученые, испытывавшие влияние греков, стали выдвигать радикальные идеи, например, что умы людей суть лишь части единого великого Разума или что мир — вечен. Другие опасались, что подоб­ные идеи подрывают устои церкви, так как они ставят под сомнение доктрину личностности Бога либо представление о том, что Бог сотворил мироздание из ничего и положит ему конец. В результате ряд предположений, связанных с философией Аристотеля, в 70-е годы XIII в. подвергся осуждению. Однако Фома Аквинский разработал на основе философии Аристотеля свое учение, приемлемое для церкви. Его «Сумма теологии» («Summa Theologica»), оставшаяся незавершен­ной из-за смерти автора, и до нашего времени продолжает привлекать внимание других теологов, оставаясь и по сей день основой католи­ческого богословия.

Фома Аквинский отошел от Блаженного Августина, являвшегося столпом христианской философской мысли с V в. Августин подчеркивал зависимость людей от Бога. Человек способен своей волей творить добро по милости Божьей, человеческий ум может постичь истину благодаря Божественному откровению. Чисто человеческая сторона — тело, чувство, сознание — в лучшем случае движущая сила, а не источник истины или добра, а в худшем — преграда на пути к этим ценностям. Отвергнув дуализм Блаженного Августина, Фома Аквинский утверждал вслед за Аристотелем, что духовное и материальное - начала скорее связаны между собой, чем противостоят друг другу. Истинное знание берет начало не от Божественного откровения, а от основного чувственного опыта, за которым следует стадия размышле­ния, основанная на использовании природного человеческого рассуд­ка. Через этот процесс человек приходит к постижению всеобщих закономерностей, которые можно назвать конечными концепциями природы вещей, составлявшими, согласно Августину, высшие истины. Теория Фомы Аквинского имела далеко идущие последствия. Из нее следует, что человеческий рассудок и вообще вся человеческая природа отражают образ Бога. Они осенены грехом, однако, по Фоме, не безнадежно развращены. Люди нуждаются в исправлении милостью Божьей, которая будет действовать посредством святых таинств, вы­ступающих в качестве лекарств, обладающих целительной силой. Будучи однажды исправлены, человеческие свойства могут прийти к совершенству, а души — к достижению полного подобия Богу. Короче говоря, Божья благодать позволяет человеческой душе участ­вовать в собственно Божественной деятельности Бога, направленной на то, чтобы привлечь к себе все души. В великой и совершенной системе, существующей в Божественном разуме, материальное пере­плетается с духовным, естественное — со сверхъестественным, разум — с откровением.

Такова была радикальная мысль XIII в. Однако во мно­гом параллельно с ней шел процесс взаимопроникновения религиозного и светского ми­ров в практической жизни. Как мы видели, папская власть в XII—XIII вв. росла. По мере того как интеллектуальная жизнь приобретала большую важность, управление образо­ванием со стороны церкви ста­ло отождествляться с большей властью. Церковь опиралась на централизованный и надеж­ный источник богатства, пап-скую казну, и имела действенный бюрократический аппарат. Папа Иннокентий III (годы Понтификата с 1198 по 1216 г.), который однажды написал в своем дневнике, что он «меньше, чем Бог, но больше, чем человек», мог влиять на европейскую политику. Частыми запретами на служение месс и совершение других церковных обрядов в определенном регионе он заставил германских, французских и английских принцев подчиниться церкви. Он собрал так называемый Великий четвертый Лютеранский собор 1215 г., ставший важной вехой на пути объединения церкви. Он оказывал поддержку новым францисканскому и доминиканскому монашеским орденам, помогая им внедриться в существующую систему; таким образом, ему удалось повернуть потенциальную смуту в общее религиозное русло. При этом он добился централизации инквизиции (введенной в конце XII в.), чтобы бороться с еретиками. Правление Иннокентия являло собой пик папского могущества и служило примером единства светской и духовной власти, характерного для средневековья.

Философские и политические изменения, коснувшиеся элиты, нашли свое отражение в формах выражения религиозных чувств среди мирян. В период с 1100 до 1300 г. практически в каждом поколении появлялись свои еретики, объединявшиеся в новые монашеские ордена, светские организации или еретические группы. В XII в. в рамках официальной церкви зародились мирские братства, посвященные евхари­стии. Они делали акцент на важности причастия и прославляли момент вознесения даров, когда священник поднимает хлеб, чтобы его все видели. Иннокентий III официально провозгласил доктрину преосуществления (т.е. что хлеб и вино после преосуществления становятся Самим Иисусом Христом во всей полноте своей человеческой и Божественной приро­ды. — Прим. ред.), давно уже принятую в церковной традиции. Согласно этой доктрине, евхаристические хлеб и вино действительно становятся субстанциальными телом и кровью Христа (в ходе евхарис­тической литургии. — Прим. ред.). Тем самым был выражен отход от доктрины IX—X вв., согласно которой евхаристия связана скорее с мощами Христа. Новый подход отражал перемену во взглядах, в евхаристии акцент сместился в сторону превращения обычного мате­риала в само тело Христа.

В XII—XIII вв. стремительно развилось почитание Девы Марии, матери Иисуса. Ранее главными объектами почитания были местные святые и их мощи. В рассматриваемый период появились многочис­ленные популярные молитвы, адресованные Деве Марии (самая из­вестная — Ave Maria), распространились предания о ее чудесах, живописные и скульптурные изображения Богоматери. Невзирая на протесты многих философов-схоластов Иннокентий III официально утвердил популярный в массах праздник Непорочного зачатия Марии (в ознаменование того, что Мария была свободна от первородного греха с момента зачатия). Идеология движения почитания, сосредото­ченного вокруг Марии, была изложена в проповедях Бернара Клер-воского, крупнейшего лидера XII в. и великого мистика, основателя нового монашеского ордена (цистерцианцев), призывавшего ко вто­рому крестовому походу. Он предлагал всем обиженным обратиться к Марии, взывать к ней в любой опасности, в любом тяжелом положе­нии, так как она является путеводной звездой человеческой жизни. Бернард дал толчок более широкому движению. Марианское благочес­тие сохраняется в католицизме до сегодняшнего дня. В обращении к Марии отразилось еще одно изменение в системе христианских ценностей человеческого мира, в особенности его женского элемента, который на протяжении веков игнорировался, если не считать суще­ствования нескольких местных женских святых. Дева Мария была совершенной женщиной, через которую можно достичь Царя Небес­ного. Важность такого возвышения женщины становится особенно очевидной, если принять во внимание тот факт, что несколькими веками ранее монахи обсуждали вопрос, есть ли у женщин душа. Но Мария, целомудренная и безгрешная, была неповторима, отличаясь от обычных женщин, запятнанных грехом сексуальности, подобно пер­вой из них, прародительнице Еве. «Одна из всего своего рода», как говорилось, она достойна восславления и почитания Однако даже при таком ограничении культ Марии олицетворял изменение в отношении к женщинам и женскому началу. Он повлек за собой появление нового светского рыцарского кодекса, возвеличивавшего чистую женщину как госпожу любви, перед которой должен преклоняться каждый рыцарь, любовь которой является высочайшей целью в жизни.

Мы уже упоминали новые монашеские ордена — францисканский и доминиканский. Принадлежащие к ним монахи не удалялись в монастырь, а должны были проповедовать в городах. Доминик (1170— 1221), испанец, мыслил своих последователей прежде всего как про­поведующий орден, орден просветителей, несущий людям религиоз­ные знания и при этом борющийся с ересями. Итальянский монах Франциск Ассизский (1182—1226) был настроен более радикально. Он настаивал на апостольской бедности — никакого имущества, полагать­ся только на Божью помощь, что составляло в его понимании основу духовности. Он наставлял своих последователей, призывая их стран­ствовать, чтобы учить, молиться и помогать тем, кто находится в беде. Церковных вождей беспокоил потенциально разрушительный харак­тер движения, настаивавшего на том, что истинные последователи Христа не должны иметь никакой собственности. Позднейший лидер, Бонавентура (возглавлявший орден с 1257 по 1274 г.), внес поправки в идеалы бедности и странствования, приведя их в согласие с уставами большинства монастырей. Францисканский и доминиканский ордены поныне существуют в рамках римско-католической церкви.

Процветали и другие, более маргинальные группы. Например, духов­ные францисканцы, стремившиеся сохранить в неприкосновенности идеи Франциска, отпочковались от основного ордена, восприняв идеи более раннего философа-мистика Иоахима Флорского, учившего, что век Отца и Сына миновал и наступил новый век — Святого Духа. Церковь вскоре объявила их еретиками. В городах Франции, Нидерлан­дов и Рейнской области распространилось женское светское движение бегинок, сочетавших высокодуховную жизнь с работой в миру. На юге Франции в первое десятилетие XIII в. расцвела одна из крупнейших христианских ересей — религия катаров, воспринявшая гностику крайнего дуализма, отрицавшая добро в материальном мире. Эти идеи пришли с Востока, в поздний период от проповедника по имени Богомил, жившего в империи болгар, где восточная церковь веками боролась с группами такого рода. Катары верили, что избранные могут усмирять тело, совер­шенствуя душу (сама по себе эта идея не нова). Но они были еретиками, так как отвергали все таинства, за исключением рукоположения, более того, они допускали женское священство. (Поскольку тело — вместилище зла, они не поощряли деторождения, и беременным женщинам отказывалось в рукоположении.) Официальная церковь предпринимала очень активные усилия по искоренению катаров средствами папской инквизи­ции, но на то, чтобы полностью подорвать авторитет их церквей, потребовалось почти два столетия.

Поскольку церковь становилась более светской, ей в противовес появлялись ереси типа катарской, ориентированные в большей мере на иной мир. Аналогичную функцию выполняло другое внутрицерковное течение — мистицизм. Оно не было широко распространенным, так как мистиков было немного, но свидетельствовало о наличии глубокого интереса к внутренней жизни. Ради достижения прямого опыта спиритуальной реальности, в идеале — видения Бога, мистики практиковали весьма жесткую дисциплину. Применяемые ими подходы значительно различались между собой — в зависимости от традиции и индивидуаль­ного опыта. В качестве примера можно рассмотреть подход, разработан­ный Бернаром Клервоским.

Бернар учил, что духовная жизнь развивается стадиями, продвиже­ние по которым зависит от дисциплины и молитвенного служения Богу. Он выделял следующие стадии: раскаяние, преданность, покаяние, хорошие дела и молитва, созерцание и любовь (это более древняя монашеская схема. — Прим. ред.). Под раскаянием понималось отыска­ние в себе дурного и искоренение пагубных привычек. Преданность — это первое, исполненное радости обращение к Богу в надежде на прощение. Покаяние включало посты, ночные бдения и другие сложные приемы, а хорошие дела и молитва поддерживали душу. Созерцание представляло собой нечто вроде сна о Боге, видение Его как бы отражающимся на зеркале из полировадного металла, но еще не лицом к лицу. Любовь — это совершенство, согревающее душу. Последователь­но продвигаясь по этим стадиям, человек с течением лет должен прийти к живому и яркому опыту Божьей любви, что, в понимании Бернара, является его высшей целью. Другие мистики слегка расходились с ним в определении этих стадий или по-иному формулировали цель — например, как единение с Богом в познании Бога. Однако всех их объединяли пренебрежение к событиям повседневной жизни и повы­шенный интерес к внутреннему, духовному опыту. Благодаря их твор­ческому духу богатая культура XII—XIV вв. приобрела дополнительное измерение.

Средневековье ознаменовалось необыкновенным расцветом богосло­вия, политики, народных верований, поисками высокой духовности. Но не следует думать, что это был период свободы и терпимости в нашем современном понимании. Церковь и большинство христиан в Европе настороженно относились к представителям иных конфессий, а также сторонникам неофициальных верований и обрядов. Инквизиция вела неусыпную борьбу с ересями. Абеляр, известный французский ученый, был объявлен еретиком; в ереси обвинили и Мейстера Экхарта из Германии. Официальная церковь с большим сомнением относилась к многим францисканским идеям.' Более того, в этот период изменилось отношение к иудеям. Если раньше они считались постоянно проживаю­щими инородцами и их присутствие принималось как должное, хотя они не обязательно пользовались равными правами с коренным населением, то теперь христиане стали видеть в них неких демониче­ских существ в стенах самого христианского мира, в то время как му­сульман считали внешними силами зла. Нападения на евреев были частью политики крестовых походов. Другим ее элементом стало изгнание евреев. В 1290 г. евреи были изгнаны из Англии, в 1305 — из Франции, в 1492 и 1497 гг. — из Испании и Португалии соответст­венно. Частью триумфа христианской культуры стала религиозная нетерпимость.

 

Религиозная реформация в Европе

постепенное распространение светских религиозных движений, мис­тицизма и сектантства отражало некоторое недовольство традицион­ной духовной властью и стремление видоизменить религиозные обы­чаи римско-католической церкви. Это настроение побуждало некото­рых порвать с церковью или по крайней мере попытаться реформи­ровать ее. Семена реформации были заложены в XIV—XV вв. Хотя казалась, что всеобщая вера остается надежной основой для развития схоластической теологии, появились радикальные лидеры, решившие­ся бросить вызов общепринятым церковным обычаям. В конце XIV в. английский писатель Джон Уиклиф потребовал перевести Библию на общедоступный язык, ввести причащение хлебом и вином, предос­тавить светским судам право наказывать духовенство, а также прекра­тить продажу индульгенций. Несколькими годами позднее группу его последователей, лоллардов, обвинили в выступлении против короны В Богемии Ян Гус из Пражского университета возглавил родственное движение, опиравшееся на идеи Уиклифа. В результате этого движе­ния армия Чехии стала угрожать вторжением другим европейским странам. Базельский собор 1449 г. сумел разрешить данный конкрет­ный спор, однако эти движения явились провозвестниками развития крупных, иногда имевших националистическую окраску движений за религиозную  реформу.

Призыв к реформе был обусловлен множеством причин. В XIV — начале XV в. Европа переживала ряд серьезных внутренних потрясений. Начавшаяся в 1347 г. эпидемия чумы унесла треть населения Европы. Из-за Столетней войны и серии конфликтов между Англией и Францией (1337—1443) большой поток энергии оказался направлен­ным на военные предприятия. Церковная иерархия погрязла в собст­венных противоречиях и запуталась в сетях международной политики. Папство вступило в альянс с Францией и переместилось в Авиньон, который оставался его центром с 1309 до 1377 г. В конце этого периода кардиналы, пристрастия которых разделились между Франци­ей и Италией, избрали одного папу в апреле, а другого — в сентябре 1377 г. Великая европейская схизма в папстве сохранилась в период правления нескольких пап. Это положение усложнилось вследствие решения Пизанского собора, который, объявив двух пап еретиками, избрал третьего. Лишь Констанцскому собору (1414—1417) удалось положить конец схизме. Подобные трудности, переживаемые папст­вом, считавшимся центральной осью христианства, означали глубокую нестабильность в Европе. В то же время начало ренессанса породило новое видение человека в искусстве и литературе. Возрождение инте­реса к человеческим эмоциям, форме, различным отраслям человече­ского разума, зачастую следование древнегреческим образцам явилось источником вдохновения в различных областях творчества и заключа­ло в себе вызов традициям средневековья.Конец XIV и XV век явились также эпохой расцвета религиозных обрядов, разросшихся в таких масштабах, что они даже часто стано­вились мишенями для критики Паломничества, почитание святых, праздничные религиозные процессии были важны для мирян, по­скольку были легкодоступны и являлись проявлением их религиозных чувств. Однако ученое духовенство находило их скорее общественны­ми мероприятиями, чем формами выражения религиозных чувств. Кроме того, народное почитание усопших достигло невероятных пределов. С давних пор существовал обычай жертвовать деньга на мессы для поминовения себя самого или родственников — ради упокоения души Средства шли на содержание духовенства. Но в этот период число месс стало просто немыслимым.

В 1244 г монахи города Дурхэм, Англия, должны были отслужить 7132 мессы. Говорят, что Генрих VIII в XVI в. заказал двенадцать тысяч месс, по шесть пенсов за каждую. В условиях изменения экономики, когда деньги все больше становились мерой всех ценно­стей, нарушились пропорции между духовными актами и их матери­альным обеспечением.

Аналогичные проблемы были связаны с индульгенциями, вызвав­шими массу противоречий. Индульгенция представляла собой пап­ский декрет, обеспечивавший человеку освобождение от наказания за его грехи в чистилище (Она не давала прощения, так как последнее требовало покаяния.) Вначале индульгенции давались за совершение духовных подвигов. Так, папа Урбан обещал их участникам крестово­го  похода  1045  г.  Однако к началу XV в.  индульгенцию,  хотя  бынеофициально, стало можно приобрести за деньги, затем последовали новые нарушения, когда папа Сикст IV разрешил приобретать ин­дульгенции для умерших родственников, томящихся в чистилище. Распространилась купля-продажа церковных должностей (симония). Многие епископы и священники не скрываясь жили с любовницами. Зачастую им отпускались грехи, если они вносили плату за сожитель­ство, «колыбельные деньги» за незаконнорожденных детей и т.п. Это, естественно, порождало среди мирян недоверие к клиру. Миряне не отказывались от таинств, но иногда охотнее обращались за их совер­шением не к своим приходским, а к странствующим священникам, казавшимся им более благочестивыми, и продолжали обращаться к альтернативным формам проявления религиозного чувства.

В конце XV—XVI веке ряд ученых выступили с серьезной крити­кой церкви. Флорентийский монах-доминиканец Савонарола, ярост­но критиковавший коррумпированность духовенства, собрал множе­ство сторонников. Он предсказывал коренную реформу церкви. Гол­ландец Эразм Роттердамский, один из величайших католических гуманистов, написал трактат, обосновывавший необходимость ре­форм. Он также сочинял сатиры в адрес церкви. Мартин Лютер, монах и преподаватель Виттенбергского университета (Германия), имел выдающееся религиозное откровение, под влиянием которого переформулировал доктрину отпущения грехов и подверг церковь с ее обычаями резкой критике. Проповеди Лютера и его сочинения стали той искрой, от которой разгорелся пожар протестантской реформа­ции,  началом протестантизма.

Испанец Игнатий Лойола, имевший личный духовный опыт, разрабо­тал некую систему медитации, которая воздействовала на волю человека и учила его смирению. Лойола основал орден иезуитов, отличавшийся жесткой дисциплиной и благочестием, учение и деятельность которо­го оказали огромное влияние на всю римско-католическую церковь. После появления реформаторов XVI в. религиозной обстановке в Европе уже не суждено было вернуться к прежнему состоянию (рис. 1).

В областях, ставших протестантскими, Германии и Швейцарии, произошли драматичные изменения. На одно столетие там установи­лась власть бюргеров — мирян-неаристократов. Они обложили церкви земельным налогом, где только это было возможно, и настаивали на том, чтобы церковь слилась с миром (точнее, с мирскими властями. — Прим. ред.), лишившись своей автономии. Чтобы удовлетворить свою потребность в учении, они сами занялись проповедованием. Именно на этих светских проповедников приходилась значительная доля поддержки Лютеру. Таким образом, с самого начала своего существо­вания протестантизм давал мирянам хорошую возможность выбора, причем по благочестию он не уступал монашеству. Протестантские реформаторы поддерживали религиозность мирянина, занятого обыч­ной мирской работой, не чурающегося денег и сексуальности.

Первые реформаторы, предводительствуемые Лютером в Германии и Ульрихом Цвингли, а затем Иоганном Кальвином в Швейцарии, прежде всего обрушились на идеал монашества. В то время как оно создавало особое состояние святости, протестантские реформаторы настаивали, что любая, а вовсе не только религиозная профессия является «призванием». Другое важное положение — «священство всех верующих», означавшее, что каждый верующий должен сам сообщать­ся   с   Богом   —   без   посредства   священников.   Это   в   особенности относилось к принесению покаяния и соборованию, особой форме покаяния для умирающих, против этих обрядов выступали большин­ство протестантов. К XV в. покаяние превратилось в очень длительное испытание каждого верующего, заключавшееся в том, что исповедник проверял длинные перечни крупных и мелких грехов. Протестанты не принимали этих обрядов, во-первых, потому, что они ставили чело­века в зависимость от исповедника, во-вторых, требовали от него невероятного напряжения памяти и полной осведомленности обо всех формах, которые может принять грех. Они возражали, считая что каждый христианин может исповедоваться любому другому христиа­нину, в этом отношении все верующие являлись «священниками».

Затем протестанты отказались от ряда других важных обрядов и таинств. Таинства покаяния и соборования были упразднены, та же судьба постигла монашеский обет. Брак, конфирмация, посвящение в духовный сан перестали считаться таинствами. Дополнительные пока­янные акты, такие, как совершение литургий и паломничества, также были отменены. Крещение и евхаристия сохранились, но протестанты придерживались иного мнения в отношении их значения. В большин­стве церквей крестили младенцев, но в некоторых, где реформация проявлялась в особенно радикальной форме, стали крестить только взрослых. Что касается евхаристии, то протестанты покончили с множественностью литургий, заменив их празднованием Божьей тра­пезы, проводившимся время от времени. Одни реформаторы, в частности Лютер, продолжали считать, что тело Христа присутствует в евхаристии; другие, подобно Цвингли, рассматривали причащение лишь как торжественный обряд в память Тайной Вечери. В обоих случаях наблюдается тенденция к снижению значимости литургии у большинства  протестантов.

Почти во всех протестантских церквах совершение таинств было заменено проповедованием Евангелия и восприятием этого Слова с верой. Центральная доктрина, привнесенная Лютером, сводилась к тому, что «отпущение грехов дается благодатью по одной лишь вере», согласно которой человек может стать праведным в глазах Бога не из-за своих внешних действий, причащения или покаянных паломничеств, а только благодаря личной вере в спасение через Иисуса Христа. Проповедование Евангелия мыслилось как мера, направленная на укре­пление веры. Таким образом, лозунгом протестантского движения стали слова «sola fide, sola scriptura» — только верой, только через Писание. Кроме того, протестанты считали человека полностью зависимым от Бога, а вследствие этого неспособным что-либо сделать для создания веры в себе. Каждая душа предназначена Богом для спасения (согласно Кальвину, некоторые предназначены Богом для проклятия). Таким образом, реформация вслед за Блаженным Августином делала упор на прямом владычестве Бога над человеческой душой, на собственной ответственности христианина за свои отношения с Богом и понимании церкви как проводника Слова Божьего, которое пробуждает и совершен­ствует веру.

 

 

Рис. 1. Разделение европейского христианства после Реформации

 

Реформация быстро распространилась в Германии и Швейцарии, хотя в ряде областей католицизм сохранился (политические союзы играли большую роль в религиозных движениях). Во Франции гугеноты вначале стали мощной протестантской силой, но в конце XVI в. они подверглись жестоким гонениям. В Англии реформация началась по инициативе королей, после разрыва Генриха VIII с папой, последовавшего,когда тот отказался аннулировать его последний брак. Хотя следующая правительница Англии, Мария, была католичкой, сменившая ее на троне Елизавета стала сторонницей реформации с 1559 г. и начала постепенно проводить реформы, создав англиканскую церковь, которая в США позднее получила название епископальной.

Многие наиболее крупные современные деноминации берут начало от основных ветвей раннего протестантизма. Лютеранская церковь выросла из протеста Лютера, реформаторские церкви в Германии, Нидерландах и т.д. образовались в результате совместной деятельности Кальвина и Цвингли. Кальвинизм достиг Англии, где, вобрав в себя другие элементы, проявился в форме пуританства — движения, направленного на «очище­ние» (от англ. pure — чистый. — Прим. пер.) англиканской церкви. Отсюда произошли группы пресвитерианцев, конгрегационалистов (индепендентов), баптистов и квакеров. В результате более поздней реформы англи­канской церкви появилась методистская церковь. Наиболее радикальными из этих христианских церквей являются методисты и квакеры. Их деятельность была сродни реформаторской и получила у современных исследователей название «радикальная реформация». Ее результатом явилось появление мелких, стремившихся к автономии групп, при­мерно равноценных.

По мнению радикальных реформаторов, церковь должна стать со­вершенной. Некоторые из них считали, что для этого необходимо вернуться к идеалам примитивного христианства, другие видели средст­во совершенствования церкви в непосредственном следовании руко­водству Святого Духа. Отмена монашества и некоторых других обря­дов и доктрин казалась им недостаточно радикальной мерой. Боль­шинство радикальных реформаторов сходились в том, что церковь должна объединять лишь верующих по доброй воле, то есть тех, кто присоединился к ней во взрослом возрасте. Поэтому в некоторых церквах верующих крестили заново (так как они уже крестились в младенчестве). Эта церковь получила название анабаптистской («зано­во крещенные»). Этот обычай вызвал негодование как у католиков, так и у основной массы последователей реформации, так как предпо­лагал, что их церковь неверна по самой своей сути. Некоторые радикалы были пацифистами, другие — ранние баптисты, квакеры, менониты — полностью отказывались участвовать в светских органах управления; третьи стремились добиться переворота в обществе си­лой. Для некоторых групп было характерно спокойное, созерцатель­ное настроение, они делали упор на внутренней работе Святого Духа. Наиболее известной из них являются квакеры. Многие верили, что Второе Пришествие может наступить в любой момент, поэтому им необходимо отделиться от мира и создать совершенную христианскую церковь и общество.

Большинство радикалов объединяло последовательное стремление к освобождению церкви от вмешательства со стороны государства. Они были убеждены, что католицизм допустил разложение религиозной власти, когда последней было разрешено участвовать в светской поли­тике. Новые религиозные принципы протестантской реформации нахо­дили поддержку не из-за свойственной им чистоты веры, а благодаря связям с магистратами, городскими советами и государственными дея­телями. Горстка реформаторов, стремившихся к революционной пере­стройке общества, желала, чтобы власть стала прерогативой только святых. Короче говоря, радикалы желали, чтобы никакая светская власть не могла влиять на религиозную жизнь. Их нежелание идти на компромиссы в этом пункте обеспечило им автономию как само­управляемым религиозным группам, оно же явилось причиной сни­жения их социального влияния.

Но в то же время католические правители Франции, Испании, Австрии и мелких государств Италии отнеслись к реформации с неодоб­рением. Памятуя восстание гуситов XV в., они стремились навести порядок в своем доме, обеспечить мир и единство среди католиков и отвоевать часть земель, отнятых у них «еретиками». Поэтому они созвали так называемый Великий Тридентский собор, собиравшийся трижды на продолжительные сессии, проходившие с 1545 по 1563 г. Деятельность Тридентского собора вылилась в длительный процесс достижения согласия в век смятения, когда многие религиозные исти­ны, ранее считавшиеся незыблемыми, оказались поставленными под сомнение. Позднее многие историки стали обвинять этот собор в крайнем консерватизме, якобы утвердившем старые взгляды. Но такое суждение неправильно. Собравшиеся на Тридентском соборе теологи и епископы посвятили сотни часов тому, чтобы пересмотреть старые положения и выбить пыль веков из католических доктрин первород­ного греха, отпущения грехов и таинств. Его участники часто расхо­дились во мнениях. И если некоторые утвержденные ими положения кажутся традиционными или консервативными, это лишь следствие того, что, во-первых, лучшие католические умы того времени по-прежнему находили их истинными, а во-вторых, участники собора поставили единство церкви превыше личных пристрастий. Один кардинал отказался публично высказывать свои взгляды на отпущение грехов. Позднее обнаружилось, что, по сути, он соглашался в этом вопросе с Лютером, однако не желал усугублять проблемы церкви и сохранял молчание, полагаясь на решение собора как на инструмент Святого Духа.

В конце концов Тридентский собор принял важные постановления, касавшиеся доктрины, которую следовало исповедовать. По существу она была не нова, однако была заново более четко сформулирована. Собор обратил особое внимание на обучение: он вводил систему учреждений образования для низшего духовенства, так называемых семинарий, и поощрял расширенное преподавание катехизиса. Новый орден иезуитов, основанный Игнатием Лойолой, направил большие усилия на миссионерскую деятельность. В значительной мере благодаря иезуитам Польша вернулась в лоно католицизма, а многие народы, исконно населявшие Америку, обратились в католическую веру.

Кроме того, собор реформировал структуру церкви, увеличив ответ­ственность епископов за то, что происходит в их владениях, и поощряя их к постоянному проживанию на территории вверенных им областей. Большинство участников собора считали, что проблемы, с которыми столкнулась церковь, не были следствием неверности доктрины или обычаев церкви, а возникли вследствие того, что епископы и священ­ники оторвались от прихожан, не несли им более Слова Божьего и не показывали личного примера святости. Иезуитский теолог Альфонс Сальмерон в своих проповедях на соборе говорил, что священники и епископы хотят от прихожан не любви, а почтения и страха, стремят­ся удовлетворить свои амбиции, а не служить «добрыми пастырями», подобными Христу. Это мнение Сальмерона встретило среди собрав­шихся широкую поддержку. Поэтому Тридентский собор оказался проникнут духом обновления церковной власти. Его цель состояла в том, чтобы церковь вновь исполнилась заботы о тех, кто с ней связан или находится в ее подчинении Собор способствовал этому в меру своих сил, более ясно определив ответственность представителей различных уровней церковной иерархии.

Реформы католицизма, получившие название контрреформации, бы­ли направлены на совершенствование церкви, на укрепление ее основ. К этому же стремились и протестанты, желавшие сделать христианст­во здоровым и сильным. Но для решения этой задачи они выбрали диаметрально противоположные подходы Католики считали, что основа церкви, ее соль — это рукоположенные священники и епископы, те, кто вправе совершать святые таинства, и залог оздоровления церкви в том, чтобы обратить их на путь истинно апостольской жизни. Протестанты подвергли религиозную жизнь мирян кардинальной переоценке и при­шли к выводу, что именно от них зависит могущество церкви. Поэтому они снизили значимость особого призвания, такого, как священничест­во и монашество, и важность таинств, для совершения которых требу­ется священник. Вместо этого они сделали особый упор на личную веру индивида, которая является делом только самого верующего и Бога. Радикальная реформация делала столь сильный акцент на внут­ренней жизни, что ставила ее в полную зависимость от Святого Духа. Но в основном русле реформаторства духовенство сохраняло за собой важную роль. Церковь является проводником Слова Божьего. Человек может постичь Писание (только Евангелие способно разбудить в нем веру) лишь через церковь и духовенство. Поэтому священство по-прежнему считалось великим служением, но оно не противопоставля­лось другим профессиям как особенно святое. Каждое призвание обладает собственной святостью, и все граждане должны уважать и поддерживать друг друга как в церкви, так и в миру. Различные мировоззрения, появившиеся в эпоху реформации, отражали разные взгляды на общество и церковь как органическое тело. В последующие века их влияние на оформление отдельных церквей будет сохраняться.

Православной церкви Польши, России, стран Балканского полуост­рова и Греции реформаторские движения коснулись в значительно меньшей степени. Некоторые местные соборы, чтобы определить суть веры, разрабатывали исповедания веры по образцу протестантства, но они не вызвали широкого отклика в обществе. В православном мире противоречия между церковью и государством, между духовенством и мирянами, которые разогревали конфликты, потрясавшие католичество, не достигли особой остроты. Православные литургия и приход продол­жали оставаться центрами единения.

 

Новый     Свет

в эпоху религиозного возрождения, известную как реформация и контрреформация, произошло также одно из наиболее революцион­ных событий во всей мировой истории: новое открытие Американ­ского континента и освоение его европейцами. Колумбу и следовав­шим за ним морякам удалось в конце концов открыть путь вокруг света и сделать шаг к новой эре христианства. С XVI в. до наших дней католические   и   протестантские   миссионеры   распространяют   своихристианские доктрины среди американцев, а также населения Юж­ной Африки, Азии, Австралии, островов Тихого океана. В то же время Русская православная церковь направляла своих миссионеров в Азию, Японию и на Аляску. Каждый регион внес свой вклад в развитие христианской жизни, которая становилась все более много­образной вследствие того, что все культуры накладывали свой отпеча­ток на православие, католицизм и протестантизм. В результате хри­стианство приобрело множество разновидностей. Одни церкви Ново­го Света явились результатом перенесения известных европейских церквей на новую почву; другие образовали причудливую амальгаму из национальных и европейских религий, возникли также новые реформаторские движения, во главе которых встали местные религи­озные пророки. Охарактеризовать каждую из них невозможно. Но поучительно рассмотреть несколько примеров, являющих собой рез­кий контраст на примере американских континентов.

Так, в Мексике испанские католические миссионеры (иезуиты, францисканцы и доминиканцы) столкнулись с обществом, имевшим высокую цивилизацию, во главе которой стояли ацтеки. Монахи упорно отстаивали превосходство своей религии, обвиняя мексикан­цев в идолопоклонстве. Тем не менее они признавали сходство местных религий с христианскими или библейскими обычаями. Неко­торые считали, что мексиканская религия — это деградировавшая форма высшей религии, предполагая, что один из апостолов, вероят­но, Фома, привез Евангелие в Мексику, но после его смерти истина была забыта, а христианское учение искажено. Иногда мексиканцы соединяли святого Фому с Кетцалькоатлем, королем-богом, который, согласно верованиям, должен был вернуться, когда наступит конец света. Аналогично великая богиня Тонатцин трансформировалась у них в Деву Марию и стала называться «наша госпожа Гваделупа», сделавшись позднее символом мексиканского национализма. Таким образом, столкновение испанского католичества с сильной нацио­нальной религией порождало в некоторых обществах своего рода синкретизм: новые фигуры святых и религиозные обычаи накладыва­лись на местные верования.

Но не все миссионеры проявляли достаточно терпимости, чтобы допустить существование старых верований и религиозных обычаев. Сталкиваясь с местными американскими обществами, считавшимися ими примитивными, миссионеры объявляли, что люди в них невежест­венны и развращены, а их обычаи абсолютно аморальны. В таких ситуациях и католики и протестанты полагали своим долгом насажде­ние цивилизации и христианства в странах, где людям была недоступна человеческая добродетель. Но подход католиков отличался все же от протестантского. Испанские католики, управлявшие большей частью земель на обоих американских континентах, придерживались своей религии и заключали браки с местными жителями, а миссионеры тем временем обучали аборигенское население хотя бы в той мере, чтобы оно познакомилось с катехизисом и начало отказываться от своих прежних «суеверий». По возможности его обучение старались организовать в деревнях и городах испанского типа, что помогало туземцам быстрее усвоить европейские привычки. Соблюдение осторожности в национальной политике и смешанные браки с европейцами позволяли создать иерархические общества смешанной национальности. Католи­цизм, религия победителей,  становился религией знатных граждан,благодаря чему церковь объединяла местное население, приумножая свое богатство и власть. Часто религия видела себя в роли защитницы бедных, пытаясь привести в церковь бедняков и даже рабов. Но отношение католиков было неоднородным. В неиспанских районах, таких, как французская Канада и Луизиана, католики проявляли терпимость в отношении местных традиций, но не обнаруживали склонности к смешанным бракам. Таким образом, в Новом Свете развились различные католические общества.

Образец, по которому строилась жизнь английских протестантских колоний, большинство которых позднее вошли в Соединенные Штаты, был совершенно иным. Состав иммиграции также резко отличался: не монахи и солдаты, поселенцы или торговцы (последние — зачастую в поисках партнерши), а семейные группы, стремившиеся основать фермы и вести сельскую жизнь. Протестанты обычно были против смешанных браков, по сравнению с католиками они более жестко относились к местным американцам и черным рабам. Более того, протестанты не имели в запасе такого богатства обрядов и преданий о жизни святых, которые облегчали задачу интегрирования местного населения в традиционное общество. Протестантские миссионеры требовали, чтобы местные жители научились читать и говорить по-английски, читали Евангелие и посещали церковь, в центре которой были Слово, длинные и сложные проповеди. Некоторые члены восточных племен ассимилировались в протестантские общества, но вскоре войны с индейцами вытеснили миссионерскую деятельность среди них. Расширение территорий, последовавшее за Американской революцией, сопровождалось войнами, причем договоры часто нару­шались. Хотя миссионеры не прекращали своей деятельности, к концу XIX в., когда индейцев вытеснили в резервации, появилось лишь несколько сильных национальных церквей.

По-иному сложились отношения христиан с африканскими рабами. В Южной Америке африканцев обычно считали низшим классом, но возможность смешанных браков заключала в себе надежду на постепен­ное изменение их положения с течением времени. В англо-американ­ском мире рабовладельцы не признавали своих незаконнорожденных детей, появившихся от сожительства с негритянками, и все негры оставались на положении рабов. Рабы происходили главным образом из высокоцивилизованных обществ Западной Африки. Но в отрыве от своих семей и соотечественников они быстро утрачивали связь со своим национальным культурным наследием. После религиозного возрожде­ния XVIII в. и начала периода ревивализма (мы будем говорить об этом ниже) некоторые рабовладельцы стали учить своих рабов осно­вам христианства, но в XIX в. рабовладельцы были настроены против просвещения рабов, так как боялись, что чтение Библии могло бы заставить их восстать. В результате христианство черных рабов стало отличаться от христианства американских аборигенов, протестантизма или католицизма. Благодаря древнему африканскому наследию черно­кожие американцы сохранили пристрастие к экстатической религии, танцам, телодвижениям и специфичному пению, которые до сих пор сохранились в ряде негритянских церквей. На американской почве их религия начала развиваться в период ревивализма, благодаря чему в ней очень сильно евангелическое начало. Поскольку рабовладельцы препятствовали образованию, чернокожие американцы полагались в основном на устную традицию, песни и стиль драматических проповедей. В результате образовалась уникальная форма христианства, все достоинство которой стали признавать лишь в последнее время.

 

Развитие христианства в современный период

среди разнообразия, порожденного мировым христианским миссио­нерством, появились тенденции, затронувшие практически все формы христианства. Эти новые веяния являются главным образом результа­том религиозного пробуждения XVIII в. и более позднего периода; обычно их называют ревивализмом (духовное возрождение). Эти тенденции вначале зародились в Англии, Германии, англоязычной Америке, но они так или иначе затронули большую часть других христианских стран.

В XVII в. произошло разделение большинства американских коло­ний по их религиозной принадлежности, основы чего были заложены ортодоксальными протестантизмом и католицизмом, а также ради­кальными реформаторскими движениями. В XVIII в. область, позднее ставшая Соединенными Штатами, была заселена представителями различных конфессий. Но главной традицией было пуританство, глубоко укоренившееся в культуре Новой Англии и выражавшееся в форме индепендентской и пресвитерианской церквей. Пуританская традиция, отличавшаяся высокой интеллектуальностью и при этом глубоко обеспокоенная развитием личной веры, зиждилась на виде­нии церкви как центра общества. Аналогичную позицию в Англии занимала англиканская церковь, которой, однако, угрожали пуритан­ские сектанты, желавшие, чтобы центральное положение заняла их церковь. В Германии преобладали лютеране, но к середине XVIII в. во всех этих трех странах развилось движение, которое ставило во главу угла внутреннее служение, личное благочестие. Иногда его приверженцы образовывали самостоятельные секты. Методисты, во главе которых встал Джон Уэсли, в конце концов были вынуждены отойти от англиканской церкви, а лютеранская церковь приняла пиетистов, так что им не пришлось от нее отделяться.

Основное значение этого движения состояло в том, что оно открывало широкий путь развитию эмоций в христианстве. Протестанты, уделявшие особое внимание личной вере, и католики, с их стойкими мистическими традициями, всегда признавали за эмоциями право на существование в христианском опыте. Американские пуритане очень развили в себе такого рода чувствительность, они формировали свою религиозную жизнь таким образом, чтобы ей было свойственно стремление к внешней умиротворен­ности, в отличие от кальвинистов, постоянно испытывавших сомнения в спасении. Вопрос: «Является ли богоизбранничество моим предназначени­ем?» — порождал динамику колебаний и беспокойства, ужаса и надежды, которые стали знаком пуританства. Но в XVIII в. эти и другие чувства стали выплескиваться наружу. Перестав быть элементом личного общения между верующим и Богом, они стали выражаться как видимая реак­ция на религиозную проповедь священника. Великие проповедники типа Джонатана Эдвардса, первого американского теолога, были напу­ганы глубокой и открытой эмоциональной реакцией аудитории, которая быстро заражалась экзальтированной любовью к Христу. В более узких кругах небольшие группы верующих методистов в Англиии пиетистов в Германии делились между собой своими внутренними религиозными переживаниями и поддерживали друг друга, с тем чтобы достичь более глубокого христианского опыта.

Эти начинания знаменовали развитие христианства другого рода, известного, как ревивалистское, или шире — евангелическое. Точнее назвать его основанным на опыте откровений (в XVIII в. употреблялся термин «экспериментальное христианство»): форма религиозного выраже­ния, в центре которой стоит личный религиозный опыт верующих, свидетельствование об этом опыте, а также отражение впечатлений о нем в виде молитв или песен. В XVIII в. подобные формы выражения существовали в основном в рамках традиционного церковного поряд­ка, подкреплявшегося проводившимися время от времени молитвен­ными собраниями. В XIX в. произошел взрыв эры бдений. Ревивалисты западной границы, отличавшиеся безудержным экстазом, посеща­ли ежегодные церковные бдения, для которых прихожане собирались на серию дополнительных собраний; богослужения-бдения в средних и крупных городах являлись вариациями на одну и ту же тему, религию внутреннего опыта. Наряду с публичным чтением вслух личных молитв, выступлениями с рассказами о своем личном опыте, наступила лихорадка сочинения церковных гимнов и псалмов миря­нами (в Британии и США этим занималось множество женщин). Тематической песней новой эры стал «Евангельский гимн» среди белой, а не черной части населения. В наше время эту традицию продолжили великие проповедники Билли Грэхем и Орал Робертс.

В XIX в. были движения, для которых характерен еще больший накал религиозного опыта, чем для бдений. Движение святости было направлено на совершенствование нравственности, религиозную про­стоту и более глубокий прочувствованный опыт общения с Богом. На рубеже XX в. пятидесятники пошли еще дальше: они видели высшее «благословение» в кликушестве, форме экстатической речи, о которой говорится в Новом Завете. Эти различные формы более высокой христианской жизни, выражающейся в виде духовного опыта, суще­ствуют и поныне: пятидесятничество распространено не только среди некоторых протестантов, но и у народов мексиканской католической церкви, а в 60—70-е годы оно распространилось в среднем и высшем классах белого католического населения, принадлежавшего к католи­ческой и епископальной церквам.

Внутренний поворот в религиозных обычаях проявился еще в одном развитии: росте явления, которое, выражаясь современным языком, мы назвали бы традицией медитации (которая сильно отличается от древней традиции медитации. — Прим. ред.). Зачастую эти обычаи соединяли в себе свойственное массам стремление к аутентичному опыту и более рациональный подход, исходящий от европейского просвещения и романтизма. Интеллектуальную подоплеку этого дви­жения, захватившего элиту северо-востока США, составил трансце­ндентализм. Хотя трансцеденталисты снискали большую известность благодаря своим литературным сочинениям, их изначальной мотива­цией был поиск истинного личного опыта

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Христианство. Путь к спасению. 15 Введение

16 Историческое развитие христианства

17 Структуры христианской жизни