Переводы на славянскій языкъ книгъ священнаго Писанія и книгъ богослужебныхъ, какъ пѣснопѣвческихъ, такъ повѣствовательныхъ и поучительныхъ составляютъ съ первыхъ временъ русской исторіи наше умственное достояніе. «Кромѣ того у насъ — говоритъ А. В. Горскій — составился богатый запасъ переводовъ отеческихъ писателей, какого не представляетъ ни одна древняя литература новыхъ западныхъ народовъ, у которыхъ господствовала римская литургія и латинскій языкъ».

Въ XIV вѣкѣ запасъ этотъ пополнился еще многими но­выми переводами различныхъ сочиненій и статей духовнаго содержанія, изъ которыхъ видное мѣсто занимаютъ переводы толкователей священнаго писанія, обширныхъ сочиненій Діонисія Ареопагита и наконецъ—современныхъ авторовъ, афонскихъ иноковъ, раскрывавшихъ въ своихъ сочиненіяхъ опы­ты духовной жизни и умнаго дѣланія (Григорій Синаитъ, Григорій Палама и другіе).

Переводы эти, сдѣланные главнымъ образомъ въ Сербской Хиландарской обители, на горѣ Аѳонѣ, скоро проникли въ Русскую землю и въ подлинникахъ, и въ спискахъ сербской и русской редакціи, весьма близкихъ по времени къ подлиннымъ переводамъ.

Дѣятельностью Серба митрополита Кипріана начинается у насъ эпоха книжнаго возрождонія. Иноки русскіе обрѣтаютъ забытый путь на Святую гору и снабжаютъ свое отечество книгами. Въ стѣнахъ размножившихся во второй поювинѣ XIV столѣтія обителей, дѣятельная братія умножаетъ число рукописей и распространяетграмотность.

Новое обогащеніе должно было оказать свое дѣйствіе. Зна­комство съ мудрыми христіанскими писателями должно было очистить и возвысить уровень религіозныхъ понятій. Систе­ма вѣрованій должна была упроститься и вмѣстѣ съ тѣмъ окрѣпнуть подъ авторитетомъ отцевъ церкви. Но въ средѣ книжниковъ еще не было писателя, который бы объясниіл  большинству немудрыхъ грамотниковъ догматы вѣры право­славной и подѣлился бы съ ними плодами своего духовнаго образованія. Долго Русскіе идутъ за другими — переписываютъ, но не переводятъ сами. «Положены суть рѣчи въ книгахъ—говоритъ одинъ изъ составителей сборниковъ XV столѣтія — отъ начальныхъ преводникъ ово словѣнскы, ово сербьскы и дроуга болгарскы и ина греческы, ихже не удовлишася преложити на роуски языкъ».

Дѣло Флорентійскаго собора, а еще болѣе отдѣіеніе Кіевской митрополіи возбудило умственныя силы нашихъ книжни­ковъ. Но и въ ту пору потребность защищать укоренившіяся вѣрованія выразилась развѣ только въ томъ, что стали со­ставляться особые сборники статей противъ латинства; въ нихь къ статьямъ переводнымъ съ греческаго присоединя­лись своеобразный простодушныя свѣдѣнія о народахъ ла­тинской вѣры, да двѣ подходящія статьи древнія, славянскаго происхожденія, да еще два современный повѣствованія о Флорентійскомъ соборѣ и митрополитѣ Исидорѣ.

Возбужденіе умовъ противъ латинства было однакоже такъ сильно, что самое паденіе Византіи книжники объяснили тѣмъ, что Богъ покаралъ Грековъ за отпадение отъ правослаиія и за латинство.

Паденіе Византіи утвердило независимость Московской митрополіи всея Руси. Предоставленная самой ссбѣ церковь на­ша стала собирать во едино нравственно-религіозныя силы Русскихъ.

Избираемый изъ среды Русскихъ епископовъ, митрополитъ уже ставился въ Москвѣ соборомъ ихъ и утвержденіемъ великаго князя. Усиливаясь годъ отъ году Москва уже дѣлалась въ глазахъ книжныхъ людей «новымъ Римомъ». Въ связи съ такими обстоятельствами явилась потребность прославить пѣснопѣніемъ новыхъ Московскихъ чудотворцевъ и жизнеописаніями увѣковѣчить ихъ подвиги, а также подвиги дру­гихъ Русскихъ святыхъ, какъ древнихъ, такъ и новыхъ. Творцемъ новыхъ каноновъ и житій былъ чужеземецъ — Пахомій Сербъ.

Между тѣмъ живая сила Русскихъ грамотниковъ находитъ себѣ выраженіе въ лѣтописяхъ, посланіяхъ, рѣдко въ повѣстяхъ, и наконецъ въ составленіи сборниковъ. Кругъ литера­турной дѣятельности все таки увеличивается. Въ описаніи современныхъ событій замѣтно наклоненіе къ искуственнымъ пріемамъ и книжной мудрости. Самый книжный языкъ, раз­виваясь, замѣтнѣе отдѣляется отъ языка немудраго, обыден-наго — образца разговорной рѣчи того времени.

Плоды систематической начитанности и начитанности вся­каго рода обнаружились въ послѣднія три десятилѣтія XV вѣка, въ годы княженія Ивана III, «рожденнаго данникомъ степной орды» и завѣщавшаго сыну великое государство.

Сношенія съ иностранцами—эта новая потребность новаго государства—вызвала рядъ лицъ, способныхъ къ этому дѣлу. И хотя первымъ по времени изъ таковыхъ былъ грекъ вели­кой княгини Софіи Траханіотъ, но за то остальные были Русскіе — Тодбузинъ, дьякъ Василій Куіешинъ, Ѳедоръ Курицынъ, Михайло Яропкинъ, казначей Дмитрій Владиміровъ Ховринъ, дьякъ Зайцовъ и Митрофанъ Карачаровъ.

На возбужденные къ любознательности умы подѣйствовала западная астрологическая наука, занесенная въ Новгород!» изъ Литвы и нѣкоторое время державшаяся въ средѣ Московскихъ вольнодумцевъ. Тогда распространилась ересь жидовствующихъ, отрицавшая многое, но ничего не предлагав­шая въ замѣнъ того, что отрицала. Ея распространители воз­будили въ обществѣ стремленье познавать священное Писаніе «пытать о вѣрѣ», какъ тогда выражались. Тогда-то появился писатель, щедро подѣлившійся своими познаніями въ дѣлахъ вѣры и давшій въ руки грамотнымъ, но не ученымъ, какъ онъ, людямъ книгу, въ которой изложилъ систему вѣрованій въ должной полнотѣ. То былъ Iосифъ Санинъ, основатель и устроитель монастыря на Волокѣ-Ламскомъ.

Въ эту же эпоху возникли разномнѣнія въ средѣ самихъ православныхъ. Любопытно, что тѣ главные спорные пункты, которые позднѣе, сдѣлавшись достояніемъ массы людей книжныхъ и даже не книжныхъ, отдѣлилв старовѣровъ отъ пра­вославныхъ, были въ концѣ XV вѣка пунктами сомнѣнія и спора у людей, стоявшихъ на высшей степени образованности своего времени. Въ средѣ православныхъ книжниковъ появи­лось особое направленіе и тѣ, которые вносили аскетическіе взгляды на монашество и проповѣдывали нестяжательность, не сочувственно отнеслись къ новымъ строгимъ постановленіямъ русской церкви, вызваннымъ духомъ времени и обстоя­тельствами. Завязалась полемика.

Такимъ образомъ эпоха политическихъ, внѣшнихъ и внутреннихъ переворотовъ была эпохою сильнаго умственнаго броженія и литературной деятельности. Въ полемикѣ однимъ изъ главныхъ дѣятелей былъ тотъ же Iосифъ Волоцкій. Iосифъ излагалъ ученіе вѣры общедоступно тѣмъ книжнымъ языкомъ, который подчинился уже вліянію мѣстнаго русскаго языка, между тѣмъ какъ языкъ переведенныхъ съ греческаго книгь не всегда былъ понятенъ. Iосифъ вразумитель­но, наглядно объяснялъ то, что не всякій грамотникъ могъ уловить «въ ширинѣ Божественнаго писанія». Онъ собралъ въ цѣлое тѣ свѣдѣнія догматическія и церковно-историческія, какія были нужны православнымъ не только въ борьбѣ съ еретиками, но и для уясненія самимъ себѣ системы вѣрованій. Iосифъ не зналъ по гречески, но отъ раннихъ лѣтъ вчитываясь въ книги, усвоилъ все то, чѣмъ богата была на­ша переводная письменность.

Съ этой стороны писанія Иосифа имѣютъ особое значеніе, какъ образецъ нашей русской коренной образованности, встрѣтившейся впервые съ разнаго рода новизнами. Въ сочиненіяхъ Иосифа обнаружилось полное знаніе книгъ священнаго Писанія не только новозавѣтныхъ и псалмовъ Дави­да — что было, такъ сказать, собственностью всякаго богомольнаго грамотника, но и обстоятельное знакомство съ кни­гами повѣствовательными и пророческими. Восточная цер­ковь, какъ извѣстно, не запрещала читать книги Ветхаго Завѣта. Библейскими познаніями наша древняя письменность была богата. Со всѣми эпическими подробностями Iосифъ передаетъ библейскіе разсказы. Изреченія пророковъ служатъ часто подтвержденіемъ его мыслей. Духъ Библіи имѣлъ на него сильное вліяніе; на Библіи воспиталъ онъ строгость своихъ приговоровъ и пророческую ревность о Богѣ.

Около сказаній, взятыхъ изъ священнаго Писанія, въ теченіи среднихъ вѣковъ развивалось библейское преданіе и новозавѣтная апокрифическая легенда. Богатая по содержаний повѣсть Ветхаго и Новаго Завѣта давала огромное число темъ для поэтическаго творчества: темныя мѣста священнаго писанія нерѣдко объяснялись произвольнымъ вымысломъ, событія библейскія связывались между собою вымышленными; до­полнялась и Евангельская исторія. Русская любознательность съ жадностію воспринимала всѣ подобный дополненія къ свя­щенному Писанію. Вопросы и отвѣты, часто встрѣчающіеся и въ сборникахъ XV вѣка, характеризуютъ такого рода любо­знательность. Не чуждый и этихъ познаній, Iосифъ держится преимущественно   на   почвѣ священнаго Писанія и отцевъ церкви. Строгій догматикъ и чтитель буквы закона, Iосифъ въ своихъ писаніяхъ является также и историкомъ. Но разсказъ входитъ въ его сочиненія какъ примѣръ и доказатель­ство основной мысли—не болѣе. Примѣры, приводимые имъ изъ житій святыхъ показываютъ, что онъ внимательно изучалъ Минеи и Прологи. Кромѣ житій малоазійскихъ и греческихъ онъ пользовался и житіями Сербскихъ святыхъ. Разсказы изъ жизни восточныхъ монаховъ (Патерики, Старчество, Отчество) извѣстны ему во многихъ мелкихъ подробностяхъ. За тѣмъ слѣдуютъ церковные писатели: отцы церкви, толкователи книгъ священнаго писанія, писатели противъ ересей. До со­рока именъ доходитъ число писателей, изъ которыхъ свидѣтельства по мѣрѣ надобности приводитъ Iосифъ. Іоаннъ Лѣствичникъ, Никонъ Черной горы и Ефремъ Сиринъ особенно близки ему. Исторія Восточной имперіи ему извѣстна довольно обстоятельно, въ особенности же исторія борьбы императо-ровъ съ еретиками. Ссылается онъ на хронографъ Георгія Амартола, перечисляетъ царей Вавилонскихъ, Персидскихъ, преемниковъ Александра Македонскаго и наконецъ Римскихъ. Свѣдѣнія объ исторіи западной у Иосифа скудны и не точны, такъ напримѣръ паденіе Рима онъ относить къ X вѣку.

Книжная образованность XV вѣка содѣйствовала распро­страненно познаній о былыхъ временахъ отечества. Читаются Лѣтописцы, изучаются древніе русскіе Уставы; Патерикъ Печерскій въ большемъ употребленіи. Москва воспроизводить память своихъ мужей прошедшаго столѣтія. Воспитанный по-вѣствователемъ о быломъ, преподобнымъ Пафнутіемъ, Iосифъ въ своихъ произведеніяхъ воспроизводить славу отечества: онъ знаетъ случаи изъ жизни первыхъ великихъ князей Московскихъ и митрополитовъ, повѣствуетъ о жизни подвижниковъ Русскихъ своего столѣтія, предлагаетъ для чтенія вѣрующимъ Патерикъ Печерскій и по устному преданію говорить о преп. Сергіи Радонежскомъ.

Такова была образованность Иосифа. Что касается до его направленія, то въ борьбѣ съ ересью, равно какъ и въ преніяхъ съ чисто православными нововводителями, онъ явился защитникомъ укоренившихся на Руси вѣрованій и порядковъ. Онъ также вносилъ и новое въ русскую жизнь, но это новое клонилось или къ довершенію стараго, завѣщаннаго предка­ми, или къ утвержденію дѣйствительно новыхъ порядковъ, но все таки предреченныхъ преданіемъ и, такъ сказать, выжданныхъ порядковъ. Такъ онъ старался возстановить древ­нее Ѳеодосіево общежитіе; такъ онь принялъ сторону новаго государственнаго порядка, о которомъ впрочемъ давно уже мечтали наши книжники.

Относясь съ горячностью къ тому, что онъ почиталъ за истину, Иосифъ съ безпощадною строгостію отнесся къ еретикамъ и въ ихъ отступленіи отъ церкви виделъ опасность для отечества. Рѣчь его о еретикахъ и самый способъ выраженія много напомпнаетъ Французскаго монаха, писавшаго въ началѣ XIII вѣка противъ Альбигойцевъ. То же простодуш­ное негодованіе, тотъ же страхъ, что у Пьера Vaulx-Cernay. Замѣтімъ кстати, что поступки оскорблявшихъ святыни Альбигойцевъ такь же грубы, какъ и поступки Новогородскихъ иослѣдователей, Алексѣя и Дениса.

Писанія Иосифа, преимущественно же слова на еретиковъ, разошлись въ большомъ количествѣ списковъ XVI, XVII и даже XVIII столѣтій.

Его строгое ученіе сдѣлалось достояніемъ той массы книжниковъ, которая полтора вѣка спустя послѣ Иосифа  воспроти­вилась новшествамъ Никона.

Его политическіе взгляды имѣли сильное вліяніе на великаго князя Василья Ивановича. На взглядахъ этихъ воспитался Грозный. Послѣдователи Иосифа продолжаютъ и по смерти его отстаивать его направленіе. Въ словахъ, будто-бы сказанныхъ, по свидѣтельству Курбскаго, престарѣлымъ епископомъ Вассіаномъ Топорковымъ, племянникомъ и ученикомъ Иосифа, Ивану Грозному, слышится голосъ строгаго Волоцкаго игу­мена.

Еще Карамзинъ обратилъ вниманіе на значеніе Иосифа. Ознакомившись ближе съ его сочиненіями, профессоръ Соловьевъ разгадалъ его отношеніе къ великому князю Василью и подробно разсмотрѣлъ дѣятельность Иосифа на страницахъ своей исторіи. Объ этомъ преподобномь писали и духовные ученые наши. За всѣмъ тѣмъ осталось мѣсто для историко-литературнаго изслѣдованія объ этомъ писателѣ. Предпринявъ такого рода трудъ, я старался вывести наружу и тѣ историческія обстоятельства, и тѣ литературный явленія, сь которыми въ прямой связи находилась жизнь и дѣятельность Иосифа, и наконецъ желалъ прослѣдить его взгляды, направленіе и уразумѣть его свойства. Жизнь писателя и личный характеръ его объясняютъ мно­гое въ его сочиненіяхъ, въ особенности же, когда дѣло идетъ о писателѣ, чьи частныя письма подлежать разбору изслѣдователя. Поэтому и обращено мною вниманіе на жизнь Іоси-фа. Но онъ былъ монахъ и игуменъ-устроитель своего соб­ственнаго монастыря. Явленіе же игуменовъ-основателей въ то время было столько же народное, сколько и церковное — и я посвятилъ нѣсколько страницъ предлагаемаго сочиненія на обзоръ этого явленія.

Не касаясь ни въ чемъ предмета съ духовной точки зрѣнія, я вмѣстѣ съ тѣмъ не внесъ въ трудъ свой личнаго взгляда на тѣ или другія вѣрованія.

Ноября 25-го 1867 года.

ВСТУПЛЕНІЕ

ІОСІФЪ,  ОСНОВАТЕЛЬ  И УСТРОИТЕЛЬ  МОНАСТЫРЯ  НА  ВОЛОКѢ - ЛАМСКОМЪ.