В Московской Руси книгопечатание началось значительно позже ,чем на западе Европы, и даже почти что на полстолетие позже, чем в русских областях Польши и Литвы, на которых не отразились ни татарское иго, ни польская культурная блокада, которой подверглись восточнорусские области. Первые русские печатные книги, вышедшие из типографии неизвестного печатника, были изданы в Москве, около 1550 года. С 1553 года началась работа печатных мастеров — Ивана Федорова и Петра Мстиславцева, которая, однако, прервалась на несколько лет. Хотя в 1558 году издание книг снова было восстановлено, тем не менее за весь шестнадцатый век в Москве было напечатано всего лишь 16 разных изданий книг, причем все они были богослужебные. В начале следующего века, благодаря событиям смуты, книгопечатание почти что совсем приостановилось, и за два первых десятилетия семнадцатого столетия, с 1601 по 1620 год, вышло только 23 издания тоже исключительно богослужебных книг. После возвращения патриарха Филарета из польского плена, издательская деятельность, взятая теперь правительством в свои руки и преимущественно проводившаяся Печатным Двором, оживляется. В последующее десятилетие 1621—1630 годы, в Москве выходит уже 45 разных богослужебных и богословских книг, то есть, почти что в два раза больше, чем за годы 1601—1620-ый.
Два последних года патриаршества Филарета, 1631—1632, и восемь лет руководства церковью его преемником патриархом Иоасафом I, которые совпали с началом реформаци-онного движения Неронова, стали десятилетием расцвета печатного дела в Москве. За эти десять лет число изданных книг увеличивается в полтора раза по сравнению с соответствующим предыдущим периодом, причем среди этих книг, а их было издано 71 за эти десять лет, впервые выходят из печати произведения русского литургического творчества, — службы русским святым. Из этих сухих статистических данных видно, что не только провинциальные священники во главе с Иваном Нероновым, но и сам патриарх и его сотрудники по Печатному Двору прилагали серьезные усилия, чтобы поднять культурное состояние церкви и улучшить ее богослужение.
Так как два наиболее важных сотрудника Печатного Двора — священник Иван Наседка и монах Арсений Глухой были также, как и Неронов, учениками и друзьями, в то время уже покойного, архимандрита Дионисия, то можно предполагать, что их работа была проявлением тех же настроений, которые охватывали самого Неронова. Вполне вероятно, что действия правщиков и администраторов Печатного Двора и их провинциальных друзей, проводивших проповедь духовного возрождения, была согласована и организационно. С 1640 года отец Иван Наседка становится постоянным правщиком, в то время как Арсений, видимо ввиду его очень преклонного возраста, уходит от работы Печатного Двора. Сотрудниками и помощниками Наседки в 1640-ых годах были: — протопоп Михаил Рогов, Шестак Мартемья-нов, Захарий Афанасьев и инок Савватий. По крайней мере о двух из них — отце Михаиле Рогове и Ш. Мартемьянове, а также и о самом Наседке определенно известно, что они твердо стояли за введение единогласия и поддерживали ре-формационные планы Неронова.54 Таким образом, сторонникам реформ и возрождения церкви уже с 1630-ых и, особенно, — с 1640-ых годов удалось проникнуть в самое стратегически ответственное место, из которого они смогли поддерживать дело Неронова, если не проповедью, то распространением печатного церковного слова, так необходимого для борьбы за нравственное и литургическое возрождение.
Деятельность этой, преданной церковному делу и настойчивой, группы, совершенно опровергает распространенное в исторической литературе мнение об обскурантизме и пассивности той части русского духовенства, которая направляла русское православие в десятилетие, предшествовавшее патриаршеству Никона. Печатание книг, уже достигнувшее значительных успехов в 1630-х годах, теперь превосходит результат не только первой, но и второй половины семнадцатого века. Следующие цифры лучше всего иллюстрируют развитие русского книгопечатания за все столетие:
1601—1620 ... 23 издания книг
1621—1630 ... 45
1631—1640 ... 71
1641—1650 ... 74
1651—1660 ... 62
1661—1670 ... 45
1671—1680 ... 33
1681—1690 ... 63
1691—1700 ... 69
Эта небольшая таблица показывает, что русское книгопечатание достигло максимума своего развития по числу изданий в 1631—1650 годах, то есть, — как раз в годы движения реформаторов, собравшихся вокруг Неронова. Затем оно резко сокращается во время патриаршества Никона и во время руководства церковью сторонниками его богослужебных и обрядовых новшеств. При этом необходимо иметь в виду, что большинство книг, изданных после 1654 года — начала никоновских новшеств, не пополняли книжные запасы русских церквей и школ, но, главным образом, заменяли прежние издания, объявленные теперь неправильными, которые уничтожались по распоряжению Никона и властей. Таким образом, насыщенность церквей книгами, достигнув значительной высоты в годы движения «реформаторов-возрожденцев», заметно падает после того, как Никон начал вводить свои перемены в обрядах и книгах.
В списке книг, изданных Наседкой и его сотрудниками, обращают на себя внимание, как новые редакции изданий богослужебных книг, так и новые, до сих пор неизвестные русскому читателю или бывшие ему доступными только в рукописной форме. В свою очередь, новые издания церковных книг показывают, что справщики и руководство Печатного Двора вовсе не боялись ни редакторских изменений и исправлений текстов, ни отдельных нововведений, поскольку они не касались духа русской церковной традиции или сущности текстов и обряда. Так, например, в изданиях требников 1638 года, в обрядах крещения и бракосочетания, было изменено число возгласов и молитв; были введены изменения в обрядах освящения воды и миропомазания; напечатаны новые службы Нового года; созданы новые службы перекрещивания выходцев из Западной Руси и сделаны многочисленные текстологические и обрядовые изменения. Кроме того, при издании Требника к нему уже был прибазлен Номоканон, составленный Захарием Копыстенским видным южнорусским богословом того века, предназначенный стать справочником для духовенства по каноническим и богословским вопросам.
Из книг педагогического значения в эти десятилетия были изданы многочисленные учебные псалтыри, по которым тогда учили грамоте русских учеников, а в 1648 году была издана первая, напечатанная в Москве, русская грамматика Мелетия Смотрицкого. Эта работа стала настольной книгой русских педагогов более, чем на целое столетие. Издание «Номоканона» Захария Копыстенского, «Грамматики» Мелетия Смотрицкого и ряда других книг — как, например, — «Книга о вере» и «Кирилова книга», показывало, что московские реформаторы не боялись пользоваться работами православных богословов из Белой и Малой Руси-Украины. Они даже не отвергли произведений таких писателей ,как Мелетий Смотрицкий, который незадолго до издания его книги в Москве перешел в католичество и боролся против православия в русских областях Польши. Правда, и «Номоканон» и «Грамматика» подверглись в Москве некоторой переработке, но, ввиду разницы, создавшейся к этому времени в восточно-русском, московском, и западнорусском, белорусском и украинском, литературных языках и в церковных обрядах — такая переработка была совершенно неизбежной.
Издание школьных пособий отразилось на росте грамотности и начального образования в Московской Руси, которая по сохранившимся по тому времени данным получила значительно большее распространение, чем это думают. По интересным подсчетам Соболевского, во второй половине семнадцатого века белое духовенство было уже поголовно грамотно, хотя за столетие до этого, Стоглавый Собор еще сетовал о наличии малограмотных и неграмотных священников и дьяконов. Среди монашества число грамотных было ниже, но тоже достигало 75 процентов; близка к ним была грамотность и дворян, колебавшаяся от 65 до 78 процентов на сто душ мужского пола. Среди купечества, наоборот, грамотность была выше и колебалась от 75 до 96 процентов. Среди посадских число грамотных на сто человек мужчин было от шестнадцати до 43, а среди крестьян колебалась около 15 процентов. Новые подсчеты С. К. Богоявленского показывают, что среди низших классов населения, в 1670— 1680-ых годах грамотность была даже несколько выше и достигала 23—52 процента на сто душ мужского взрослого населения в зависимости от областей и социальных групп. Большие тиражи изданий, так, например, з а вторую половину семнадцатого века было издано более 300 000 экземпляров букварей и 150 000 Учительных Псалтырей и Часословов, и дешевизна книг, — буквари продавались по одной копейке за книгу, — несомненно способствовала распространению грамоты. С каким интересом население относилось к книге и учению, видно уже из того, что нередко многотысячные тиражи распродавались в несколько дней. Эта работа Печатного Двора, особенно развившаяся во время господства там сторонников движения «церковного возрождения», лучше всего характеризует их взгляды на просвещение и образование. Конечно, эта работа была еще скромна по своему уровню и масштабам и давала помощь людям лишь на уровне первоначального образования при богослужении, но она все же поднимала подготовку духовенства, облегчала его просветительную работу и помогала внедрению в мысль и совесть народа истин православия. К тому же она была первой попыткой массового, общедоступного распространения грамотности и знаний.
Помимо богослужебных и предназначенных для педагогических целей книг, Печатный Двор издает в эти годы ряд богословских трудов, которые очень ясно отражали общее направление мыслей их издателей. В 1640 году вышло первое печатное издание трудов Иоанна Златоуста, столь любимого Дионисием и Нероновым. Это был «Маргарит» (от греческого: Маргарита — жемчужина), который Неронов постоянно читал своей пастве, призывая ее «на путь спасения». Через два года был издан сборник статей самого отца Наседки и других православных богословов, в котором защищалось православное почитание икон и другие обряды и обычаи восточного христианства, на которые часто нападали протестантские рационалисты. В том же году патриарх Иосиф выпустил из печати сборник своих проповедей и поучений. Издание этого сборника трудов, которыми новый глава русской церкви ознаменовал свое вступление на патриарший престол и в котором как бы намечалась программа его будущих действий, было тоже чем-то невиданным в истории русского православия. Патриарх настойчиво советовал в нем внимательно относиться к церковной службе и настаивал на прекращении многогласия, указывая, что не следует служить больше, чем в два голоса. Ввиду того, что издание его сборника совпало с наступлением великого поста, патриарх Иосиф напоминал, что в эти важные в церковной жизни недели православные люди всегда помнили и всегда должны помнить о спасении своих душ. — «Духовные отцы детей своих духовных, и церковников, и всех христиан всегда призывали к покаянию во вся недели и ни одна душа без покаяния не была» — писал он. Темы патриарха были так близки к темам, затронутым раньше Нероновым и его последователями, что трудно сомневаться в том, что настроения проповедников церковного возрождения начали захватывать и лучших, хотя и немногочисленных представителей епископата.
Для дальнейшего развития русских религиозных настроений и, особенно, эсхатологических ожиданий очень большую, может быть, даже и решающую роль сыграло издание «Сборника» 1644-го года, ставшего известным под названием «Кирилловой Книги». Сборник состоял из многочисленных статей западнорусских и московских авторов, написанных в защиту православного учения от католической и протестантской критики. Центральным произведением этого сборника было толкование Стефана Зизания на «Слово» святого Кирилла Иерусалимского, в котором предсказывалось критическое для церкви время. Зизаний, в соответствии с Апокалипсисом, напоминал об этапах церковных кризисов, «отпадений», которые в конце концов могут увенчаться решительной победой антихриста. Он писал:
По... тысящи лет от воплощения Божия Слова Рим отпаде со всеми западными странами. В лето 1595 жители Малой Руси к Римскому костелу приступили и на всей воли римскому папе за-ручную грамоту дали, и то второе оторвание христиан от Восточ-ныя Церкви. Оберегая же сие егда исполнится 1666 лет, да не чтобы от прежде бывших вин зло никаково не пострадати и нам, но покоянием Бога умилостивити, милость его к нам привлещи.
Тема критических дат — 1000, 1595 — и скоро наступающего 1666 года повторялась неоднократно в этой книге, и, в другом месте, получала следующее толкование:
По тысящи лет, егда 595-ое дохождное лето, явственное бысть отступление и прельщение нарицающихся юнитов от св. Восточной Церкви к Западному Костелу, а по истечению 1666 лет не непотребно и нам от сих вин опасение имети, да не некое что зло пострадати по преждевременных, исполнения писания, свидетельств.
Эти предсказания нового кризиса, которому должно было подвергнуться православие в 1666 году, конечно влияли на уже взволнованные души вождей русского православия и придавали их рвениям возродить русскую церковь несколько патетический и трагический оттенок. Конечно, не все верили в рассуждения Кирилла Иерусалимского и Стефана Зизания, но большинство русских книжников несомненно считалось с предупреждениями этого официального издания, расчеты которого как бы подтверждались событиями 1000 и 1595 годов.
Темы необходимости быть готовым в любое время предстать перед Страшным Судом, проверки собственной совести и обязанностей христианина красной нитью проходили и через «Поучения Ефрема Сирина», — книги, выдержавшей четыре издания от 1647 до 1652 года.
Как и многие другие ранние восточные отцы церкви, Ефрем не доказывал необходимости веры и не защищал православного учения, а указывал как верит и что требуется от христианина для спасения своей души. Вдохновенный, но резкий, напряженный и торжественный призыв этого сирийского богослова-поэта не мог не захватить внимание и воображение его читателей. Трактаты и проповеди-слова Сирина, в которых он с большим лирическим талантом высказывал свои взгляды, и блестящие по форме и содержанию работы, нередко принимавшие форму богословских поэм, и поучавшие его паству, несомненно находили отзвуки в душах и умах уже эсхатологически настроенных русских читателей. В своем 38-ом «Слове на пришествие Господа, на окончание мира и на пришествие антихриста» он предупреждал своих читателей об опасностях предстоявшего соблазна:
В то время когда придет змий,
не будет покоя на земле,
будет яке великая скорбь,
смятение и замешательство,
смерти и глады во всех концах ...
много молитв и слез нужно нам,
возлюбленные, чтобы кто-либо из нас
оказался твердым в искушениях,
потому что много будет мечтаний совершаемых зверем.
Он сам богоборец и хочет всех погубить.
Ибо такой способ употребит мучитель,
что все должны будут носить на себе печать зверя...
и скоро утвердится царство его,
и в гневе поразит он трех царей великих . ..
восплачут тогда вся земля и море,
восплачет воздух, и вместе восплачут дикие звери
и птицы небесные,
восплачут горы и холмы, и дерева на равнинах,
восплачут и светила небесные о роде людей ...
восплачут земля и море,
потому что в людских устах замолк глас псалма и молитвы;
восплачут великим плачем все церкви Христовы —
потому что не будет священнослужения и приношения.
Первое издание «Поучений» Ефрема Сирина разошлось в несколько месяцев, и книга пользовалась большим литературным и издательским успехом на Руси. Любопытно, что интерес к творениям сирийского проповедника не был в то время ограничен Русью или даже православным Востоком. Взволнованные проповедью вождей реформации и контрреформации религиозные люди Запада также легко подпадали под влияние беспощадных и даже жестоких слов св. Ефрема. Только во Франции, в предреформационный и рефор-мационный период, вышло не менее шести латинских и французских изданий его произведений, и мысли сирийца оказали немалое влияние на развитие западной религиозной мысли.
По своим настроениям и тону, выпущенная в 1648 году, «Книга о вере», вполне гармонировала с «Поучениями Ефрема» и «Кирилловой книгой». Она была составлена в Москве справщиком отцом Михаилом Роговым, главным образом, на основании работ также западнорусского писателя Нафанаила, игумена Киевского Михайловского монастыря. Она, как и «Поучения» св. Ефрема, была издана уже в то время, когда боголюбцы, теперь возглавляемые не только Нероновым, но и царским духовником Стефаном Вонифатьевым, целиком руководили судьбами русской церкви. Большинство ее глав были также посвящены полемике с западными богословскими работами и разъясняли православное учение. В конце книги особая глава трактовала вопрос конца мира и возможного торжества антихриста. Выдержанная в строгом духе православия, — «Книга о вере» давала русскому читателю необходимое оружие для защиты его веры от нападок западной критики и вскоре стала незаменимой настольной книгой русских церковных людей. В первый же день ее продажи, 22 июня 1648 года, она разошлась в числе 118 экземпляров, а в течение первых трех месяцев было распродано более 850-ти ее экземпляров. Интерес к «Книге о Вере», к «Кирилловой Книге», «Поучениям» Ефрема Сирина и другим богословским трудам, выпущенным Печатным Двором, подчеркивает интенсивность религиозных настроений Московской Руси середины семнадцатого века. Русские люди осознали необходимость лучшего понимания своей веры и искали большей напряженности в своей религиозной жизни. Они хотели лучше понять смысл христианства, нервно, напряженно ставили вопрос о судьбах мира, стремились определить место своей страны и своей церкви в историческом процессе.
Интерес к прошлому русской церкви сказался в издании житий св. Сергия и св. Никона, основателей Троицко-Сергиевой лавры, в которой работал и учил преподобный Дионисий. Написанное еще в конце четырнадцатого века Епифанием Премудрым, это житие вышло теперь в редакции и с прибавлениями Симона Азарьина, одного из любимейших учеников Дионисия. Окончив свою работу над изданием житий, св. Сергия и Никона, Азарьин принимается, по настоянию Неронова, за житие их общего учителя и к 1652 году заканчивает с помощью отца И. Наседки подробную биографию троицкого архимандрита. К сожалению, ввиду наступившей церковной смуты, вызванной патриархом Никоном, житие преподобного Дионисия вышло из печати только спустя многие десятилетия.
Быстро расширявшаяся работа Печатного Двора требовала все большего и большего числа специалистов богословов, грамматиков и знатоков греческого языка. Хотя среди ученых людей Московской Руси того времени было немало знатоков латинского, польского, а среди дипломатов даже немецкого языка, тем не менее, там было очень мало квалифицированных специалистов, знавших одновременно хорошо богословие, литургику и греческий язык. Правда, такие отдельные церковные люди, как Арсений Глухой, Арсений Суханов, Спиридон Потемкин, дьякон Федор и другие, знали греческий, а некоторые из них даже и древнееврейский, но число их было все же очень невелико. Подготовка их для сложного дела перевода и издания богословских и богослужебных трудов была тоже не всегда достаточна. Поэтому правительство и церковь обращает теперь свои взоры к Киеву, где в 1630-ых годах была создана отличная Духовная Академия, и просит киевского митрополита Сильвестра прислать в Москву нужных специалистов. В 1649 году приезжают Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. По приезде своем они сейчас же принимаются за переводы книг Иоанна Златоуста, Афанасия Великого, составляют новые службы и налаживают преподавание греческого языка среди московских монахов и духовенства.67 Помимо их в Москве появляется все больше и больше других киевских монахов, южнорусского духовенства, греков, посланцев восточных патриархов, епископов Ближнего Востока и Балкан, которые ищут защиты и денежной помощи московского правительства. В течение нескольких лет, 1645 —1650, Москва выростает во влиятельный православный центр, к голосу и политике которого прислушиваются и заподноруссы и православное население Востока, которое начинает все чаще и чаще смотреть на православную Русь с надеждой на избавление от турок. Этот рост влияния и духовных сил Москвы находился в связи с усилением движения «боголюбцев», — как себя называл Неронов и его друзья, и их новыми успехами, но на этот раз уже в Москве и в самом правительстве Руси.