Первый допрос апостолов в Синедрионе (4: 1-31)

«Христианское чтение», 1832, ч. 47

Вскоре весь Иерусалим узнал, что проповедь апостола Петра и исцеление хромого приобрели вновь Иисусу Христу несколько тысяч последователей. Происшествие, случившееся в притворе храма, не могло остаться в неиз­вестности. В тот же день первосвященник и Совет иудейский узнали об оном от начальника стражи при храме, на котором лежала обязанность наблюдать за благочинием при богослужении. Стечение народа в притво­ре Соломоновом было столь многочисленно, и случай к оному столь нео­быкновенен, что надлежало немедленно довести о сем происшествии досведения Синедриона. Тотчас дано приказание взять под стражу обоих апо­столов вместе с исцеленным ими человеком: делать допрос было уже по­здно. Легко понять, до какой степени проповедь апостолов долженствова­ла встревожить иудейское правительство. Упрек старейшинам Израиля, что они не только не узнали своего столь сильно и давно всеми ожиданного Мессию, но и предали Его смерти позорной, обвинял их не только в преступлении государственном, но и в противлении Божиим советам! И как будет теперь смотреть народ на своих вождей? Он должен почитать их людьми или самыми маломысленными, или самыми нечестивыми: их об­винят или в самом грубом невежестве, или в самом преступном убийстве.

Взятие Петра и Иоанна под стражу имело и другую причину. В то вре­мя главную партию в Синедрионе составляли саддукеи. И они, подобно фарисеям, не могли равнодушно слышать и видеть, что число последова­телей Назаретского Пророка со дня на день увеличивается, но свидетель­ство апостолов о воскресении Иисуса Христа для саддукеев имело еще особенную важность. «Иисус Христос в самом собственном смысле слова воскрес из мертвых», — следовательно, мертвые воскресают! Это такая мысль, которою ниспровергалась вся саддукейская школа, ибо она, отвер­гая бессмертие души, не допускала никакой жизни по смерти, никакого воскресения. Так как до сего времени прочие школы, фарисейская и эс-сейская, в опровержение учения саддукеев приводили только изречения Священного Писания, то сии могли еще разными изворотами защищать­ся от своих противников; могли, например, ссылаться на неопределен­ность, неясность пророческих сказаний о будущей жизни. Но теперь им противопоставляют самое событие, событие такое, которого нельзя ни отвергнуть, ни перетолковать: им говорят, что Иисус воскрес, что же зна­чит их учение? Одно суемудрие, одно ослепление!

Таким образом, саддукеи имели особенную причину вооружаться про­тив апостолов. Но еще не обнаруживая вполне сей пружины, усиливав­шей их ревность к преследованию учеников Иисуса Христа, они вместе с прочими членами верховного совета требуют только настоятельно, что­бы проповедники Распятого немедленно взяты были под стражу.

В следующее утро не замедлил собраться Синедрион — то самое суди­лище, которое за несколько недель осудило Иисуса Христа на смерть. Председательствовал тот же первосвященник Каиафа. В собрании нахо­дился и тесть его, прежний первосвященник Анна (Анан). Из прочих чле­нов Совета замечательны Иоанн и Александр (вероятно, Александр Ли-симах, брат знаменитого иудейского ученого Филона). Сии и другие важ­нейшие в целом народе лица, происходившие от рода первосвященнического, собрались, дабы общими силами положить конец столь ненавистно­му для них делу. Приводят апостолов и исцеленного. Первосвященник начинает допрос: «Скажите, — говорит он, обращаясь к апостолам, — ка­кою силою и каким именем вы это сделали? Если вы приписываете это высшей силе, то какая то сила?»

Апостолы теперь находились в том самом положении, о котором Иисус Христос давно уже предсказал им (Мф. 10: 17, 18). Петр и Иоанн, два гали­лейских рыбаря, могли ль без содействия Духа Истины, без вдохновения свыше, дать ответ достойный их звания и приличный как месту, так и об­стоятельствам? Но Петру не нужно было заботиться как или что говорить: он спокойно отвечает: «Начальники народа и старейшины Израилевы! Ежели от нас вы требуете ответа в благодеянии, оказанном человеку не­мощному, и признания в том, какою силою он исцелен, то да будет извест­но всем и всему народу израильскому, что сей человек, стоящий перед вами, исцелен именем Иисуса Назорея, Мессии, Которого вы распяли, но Кото­рого Бог воскресил из мертвых. Он есть камень, пренебреженный вами, зиждущими, но сделавшийся главою угла (основанием здания). Кроме Его, нет ни в ком ином спасения — нет другого имени, данного человекам, ко­торым бы надлежало спастися!»

Так говорит теперь перед Верховным Судилищем тот, который за не­сколько недель при вопросе ничтожной рабыни троекратно и с клятвою отвергся Господа своего. Ответ апостола не мог не казаться Верховному Совету слишком смелым, тем более что они слышали его из уст людей нео­бразованных, не учившихся ни у одного знаменитого раввина (ибо уче­ник Иисусов никак не мог, во мнении Синедриона, равняться с учениками раввинскими. Притом все знали, что Иисус Христос не любил раввинс­кой мудрости). Иоанна мог узнать первосвященник (Ин. 18:15); может быть, и Петр был известен некоторым членам Совета как последователь Пророка Назаретского. С такими незначительными людьми можно было легко и скоро управиться, но исцеленный хромой, которого вся вина со­стояла в том, что он был безмолвным свидетелем полученного им исцеле­ния? но голос народа, который громко вопиял в пользу апостолов? Отвер­гать подлинность сделанного чуда невозможно; назвать оное обманом не было вовсе никакого основания; сказать, что не Иисус Назорей виновник сего исцеления, также нельзя было, ибо противное сему утверждали те самые, которые именем Его совершали оное. Приказав Петру и Иоанну выйти из Совета, они стали рассуждать между собою, как им поступить в сем случае, как предотвратить дальнейшие последствия сего происше­ствия, не вооружив против себя народа. «Что нам делать с сими людьми? Исцеление хромого — явное чудо, оно сделано всенародно, весь Иеруса­лим знает о нем. Должно опасаться, что с дальнейшим распространением молвы о сем происшествии распространится еще более слава о Назаряни­не, Его воскресение из мертвых еще более разгласится в народе. Дабы сколько можно предотвратить такие невыгодные для чести Синедриона последствия, должно строго запретить сим людям проповедовать Иису­са». Определение сие, вероятно, одобряли и благомыслящие члены Сове­та, ибо оно было довольно снисходительно. Призвали Петра и Иоанна, от имени Верховного Совета объявили им, чтобы они впредь не смели говорить и учить о Иисусе.

Свидетелям истины нетрудно было найти ответ на сие определение. «Рассудите сами, — говорят, — правы ли мы будем перед Богом, если более будем слушаться вас, нежели Его? Мы не можем не говорить того, что ви­дели и слышали».

Заметно было, что их нельзя устрашить и более строгими мерами. Впрочем, сочли не излишним присоединить и угрозы. Наказать их не было никакого предлога. Притом надлежало опасаться народа, который принимал живое участие в судьбе их, ибо все прославляли Бога за совер­шившееся чудо. Исцеленному хромому было более сорока лет от роду, и потому нельзя было предполагать естественного исцеления — обстоятель­ство важное, поставлявшее соделанное апостолами чудо выше всякого сомнения!

Таким образом, апостолы теперь на самом деле испытали то, что по предсказанию Господа ожидало их на служении. Но они видели также и первый опыт  той помощи, которая долженствовала содействовать им в пре­одолении таких препятствий. В продолжение немногих дней общество их получило необыкновенное приращение. Самый приговор Синедриона, на них произнесенный, не столько ослаблял их мужество, сколько свидетель­ствовал о замешательстве судей. Петр и Иоанн, получив свободу, поспеша­ют к своим соапостолам, с нетерпением ожидавшим их; рассказывают, что говорили им первосвященники и старейшины и что они отвечали. Все видели в сем событии десницу Божию, защищающую проповедников ис­тины. В столь неравной, по человеческому суду, борьбе могли ль они полу­чить победу, если бы были оставлены самим себе? С одной стороны, не­славные, неученые галилеяне, с другой — не только все раздраженное про­тив них сословие священников, но и Верховный Совет, коего сильное, в противность всякой справедливости, влияние на областеначальников и народ еще недавно в осуждении их Учителя так ясно обнаружилось. Они, по всем соображениям человеческим, были неотъемлемой добычей силь­ных врагов своих и, однако, оставались безопасны. Иисус, искушенный по всяческим, пребывает с ними, по обетованию Своему, во вся дни и готов всегда помогать искушаемым. Движимые чувством благодарности и созна­нием собственной немощи, апостолы взывают к Богу и сердцем и устами:

«Владыко Боже, сотворивший небо, и землю, и море, и все что в них. Ты устами раба Твоего Давида сказал: что мятутся язычники и народы замышляют тщетное? Восстали цари земные и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его! Поистине, собрались в сем городе на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтийский Пилат с язычниками и народом израильским, но — все их усилия противу Истины совершат только то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. Господи, воззри и ныне на угрозы их и дай рабам Твоим смелость гово­рить поведенное Тобою. Простирай руку Твою на исцеления, на соделание знамений и чудес именем Святого Сына Твоего Иисуса».

Молитва сия услышана Господом. Все место, где было их собрание, поколебалось в основаниях своих. Воодушевленные через сие новыми чувствованиями ревности к проповеданию истины и исполненные Духа Святого, они со смелостью продолжают свидетельствовать о воскресении Христа Спасителя. Во Храме и вне Храма, везде, где собирались израиль­тяне, они возвещают Иисуса и о имени Его совершают во множестве зна­мения столь же необычные, как и исцеление хромого.

 

О суде Синедриона над апостолами

Ф. Яковлев. «Апостолы». М., 1849

На другой день собрался весь совет властей иудейских. Привели апосто­лов. Зрелище занимательное в высочайшей степени. С одной стороны, видим ряд знаменитостей иудейских, со всем строгим приличием занима­ющих свои места. Лица их поникнуты, руки приложены к персям, подни­мающиеся по временам глаза как бы ищут неба. Но в то же время в этих глазах иногда тусклых, иногда сверкающих проглядывает душа или изну­ренная насилием страстей, или пылающая огнем самомнения, гордости и ожесточения. Все они имеют вид смиренный, постный; их нельзя не на­звать праведниками, если только не заглянешь в их сердце, переполнен­ное лицемерием и разного рода беззакониями (Мф. 23:28). Слова набож­ные не сходят с их языка — никто тверже их не знает закона Моисеева; они знают, сколько находится стихов в книгах Моисея, знают, сколько строчек на каждой странице, сколько слов в каждой строчке; особенно они без запинки скажут, сколько раз в каком отделении книги повторяет­ся Иегова — им известны тысячи подобных мелочей. Они облеплены за­коном: на лбу у них филактеры длиннее и шире, нежели у простонародья, исписанные текстами из книг Исхода и Второзакония; на руках такого же рода браслеты. Одежда на них, небрежно накинутая, живописно драпиру­ется многочисленными густыми складками, у которой полы длиннее обык­новенного (там, ст. 5). Как все это величаво и ослепительно для простого народа! Народу всячески сделалось известным, что это самые богомоль­ные люди; их видал он часто очень молящихся на больших улицах, площа­дях и перекрестках — молитвы их всегда громки, длинны и красноречивы, жертвоприношения часты — они со строгим счетом и весом приносят в дар Богу десятую часть со всех доходных статей своего хозяйства, не ис­ключая огородных растений и трав. Они все делают для Бога, но зато по­зволяют себе ничего не делать для ближнего, но зато не ищите в них пра­восудия, и милости, и веры (там, ст. 23), зато они не скажут богачу: употре­би часть своего богатства для поддержания безбедной и покойной жизни твоих родителей, а научат его кричать: корван! нет им ничего! все это от­дано Богу (Мк. 7:11)! Зато не попадайся к ним беззащитная вдова, кото­рую оберут и доведут до крайности тем охотнее, чем легче это сделать (Мф. 23:14). Перед такими судьями поставлены были апостолы.

С другой стороны, в двух апостолах взор не встретит по наружности ничего особенного и любопытного. Одежда их простая и бедная, тело­движения не изысканные, не приметишь в них ни угрюмой важности, ни поддельной благовидности. Но увидишь тут нечто такое, чему и тени не сыщешь в их противниках, —увидишь их душу, высокую, чистую, доброже­лательную, не возмущенную никакими мирскими чувствами и пожелания­ми, всю вылитую на покойном и светлом их лице. Особенно остановишь­ся поневоле на их взоре, выражающем что-то Божественное, вещее, про­никающее в потаенные мысли человеческие; одним словом, в лице апос­толов увидишь лицо ангельское, как видели потом в лице Стефана те же судьи (Деян. 6:15).

Зачем апостолы приведены были в судилище? Затем, что они сделали благодеяние такое, которого никто из смертных не в силах сделать. Чем же начали судьи свое исследование? Спросили апостолов, какою силою произвели они чудесное исцеление? Нельзя не похвалить вопроса. Мож­но подумать, что им, как и всякому при том случае, любопытно было знать главный источник такого редкого и отрадного добра, чтобы почтить ту силу, которая ознаменовалась в столь необыкновенном проявлении. Со­всем не то! Гордецы окаменели в ожесточении. Они сделали вопрос свой, кажется, оттого, что не нашли другого. Когда ап. Петр смело отвечал, что чудо совершено именем Иисуса Христа Назорея, того Иисуса, Которого они распяли и, как безрассудные домостроители, отвергли этот краеуголь­ный камень, на котором зиждется спасение каждого человека (Деян. 4:10, 11), то они, вместо того чтобы сознаться в ужасном своем преступлении, как сделал накануне простой народ, вместо того чтобы благословить это могущественное и святое имя, оглушенные самомнением и загрубевшие в своих предрассудках, с угрозами и бессознательно запретили апостолам не только учить об этом имени, но даже и произносить его — с тем и отпу­стили их. Вот и весь суд. Лицемерам не того хотелось, они бы не замедли­ли броситься на жертвы своей ненависти. Но лицемеры сколько надмен­ны и дерзки, столько же бездушны и трусливы. Как напасть открытою силою на таких людей, которые в глазах всего народа сотворили благодетель­ное чудо! Исцеленный хромой тут же стоял как живое и неопровергаемое возражение против всякого вымысла. Апостолы ни на шаг не поддались от их угроз и с решительной твердостью отвечали, что не могут не гово­рить того, что видели и слышали (там, ст. 19, 20), и что они действуют по повелению Божию, и потому их повеление ничего не значит в сравнении с Божиим. Опытное убеждение людей непорочных в сердце, просвещен­ных в вере всегда поступает решительно — истина становится для них свя­тыней, от которой отказаться не принудят никакие угрозы.

 

Несть иного имени под небесем, данного в человецех, о нем же подобает спастися нам (4:12)

«Христианское чтение», 1858, ч. 2

Сколько успокоения нашему сердцу представляют слова первоверховного апостола о спасительном имени Иисуса Назорея  распятого, когда внима­тельно наблюдаешь над тою суетой суетствий, какая сопровождает всякий труд человека, имже трудится он под солнцем (Еккл. 1:3)!

Все принадлежащее времени, как бы ни казалось прочным, роскошно цветущим и непрестанно возрастающим, носит в себе семена изменяемо­сти и начало смерти. Как переменчивы мнения и понятия людей! Люди некогда превозносившиеся своими познаниями и громко выставлявшие себя испытателями всякой истины, постигшими самые тайные ее сокро­вища, — что сталось с ними, с их гордыми мечтами, с их огромными пла­нами и обещаниями, с их хваленою мудростью? Пронеслись как легкий ветер над великой рекой, едва возмутив ее поверхность. Из множества взглядов, добытых с таким трудом, едва уцелели немногие. О вопросах, казавшихся решенными, возникли новые сомнения и противоречия, сму­щающие душу более, чем самое неведение. Как переменчивы также нравы и стремления людские! О чем много заботились отцы, то часто служит смехом для детей. Многого, к чему первые стремились как к удовольствию, последние избегают как скуки. Многое, без чего первые не могли жить, последними оставлено без внимания или совершенно забыто.

Меняются люди, потребности, направление и обращение человека; меняются и предметы его желаний, страстей и расположения. Да, измен­чиво все, что произошло во времени, изменчива и судьба смертных. На зыбкой волне колеблется всякое счастие земное. Жалок тот, кто всем сер­дцем своим пристрастился к земле: неожиданно наступает для него час разлуки с земными сокровищами — и тогда он тщетно усиливается удер­жать их дрожащими руками, тщетно призывает к себе с слезными моль­бами то, что неудержимо летит от него и невозвратно исчезает. Изменяемся, наконец, и мы сами с земною храминой нашего тела! Не постоянно ли высказывается в нем то энергия сил, то их упадок, то приращение, то умаление? Беззаботно и игриво течет жизнь наша в детстве; сильна и по­рывиста юность; спокойно и приятно уравновешены силы зрелого возра­ста—и менее ясным и быстрым становится взор наш, медленнее обраща­ется кровь наша, слабее все движения наши, более пустоты и суеты заме­чаем во всем, что окружает нас, по мере приближения к крайнему преде­лу жизни — к закату старческих дней наших.

Какое же благо нам, что при этом неудержимо несущемся потоке вре­мени есть у нас одна незыблемая скала, на которой можем стоять незыб­лемо, — сладчайший Иисус, о имени Которого подобает спастися нам (Деян. 4:12)! Пусть изменяется и преходит мудрость мира сего: глаголы Его — гла­голы живота вечного (Ин. 6:68), и не прейдут они, когда прейдут самые небо и земля (Мф. 24:35). Пусть тысячу раз изменяются и преобразуются нравы и обычаи людские — неизменной пребудет всякая мысль, возжженная от Божественного огня — истины Христовой; неизменно всякое чувство, вос­питанное в любви к Господу; неизменно всякое действие, основанное на святой воле Господа. Пусть мир дает нам от благ своих или отнимает их; пусть жизнь улыбается нам или омрачается; пусть люди любят или нена­видят нас — мы всегда пребудем и покойны душою, и сильны, и блаженны, если пребудем верными благодати Божией. Наконец наступит время, ког­да последний враг будет для нас обезоружен и низложен Им же — Спасите­лем нашим: пожерта бысть смерть победою. Где ти, смерте, жало? Где ти, аде, победа? Богу же благодарение, давшему нам победу Господем нашим Иисусом Хрис­том (1 Кор. 15: 55, 57). И веруяй в Он имать живот вечный (Ин. 3:16).

 

Мысли на стихи 19-20

Свт. Феофан. «Домашняя беседа», 1871, вып. 15

Аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, нежели Бога, судите. Не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати. Так говорили властям свв. апос­толы Петр и Иоанн, когда им запрещали говорить о Господе Иисусе вос­кресшем после того, когда они именем Его исцелили хромого от детства. Не побоялись они угроз, ибо очевидность истины не позволяла им молчать: мы видели и слышали, говорили они, и руки наши осязали — как после при­бавил св. Иоанн. Они очевидцы: очевидцы же, по началам человеческого познания, суть первые надежные свидетели истины. В этом отношении ни одна область человеческих знаний не имеет подобных свидетелей. Оттого, что с того времени прошло около 19 веков, сила свидетельства их не умали­лась нисколько, а следовательно, не умалилась и очевидность истины ими свидетельствуемой. Если отпадают в неверие — а ныне отпадающих очень много — то отпадают ни по чему другому, как по недостатку здравомыслия. Не хотят обсудить и увлекаются призраками, которым лесть сердца пороч­ного охотно придает некоторую вероятность. Бедные души! Гибнут, вооб­ражая, что попали наконец на должный след, и радуясь тому особенно, что первые вступили в эту колею и стали для других передовыми вожаками. Но невелика радость сидеть на седалище губителей.

 

О свидетельстве, какое воздавали святые апостолы воскресению Иисуса Христа и какое может давать всякий христианин (4:33)

«Воскресное чтение», г. 21

«Не словом только, — замечает св. Златоуст, — но и силою апостолы засви­детельствовали о воскресении, как и Павел говорит: и проповедь моя не в препретельных человеческая премудрости словесех, но в явлении Духа и силы (1 Кор. 2:4). И не просто: силою, но — велиею силою». И действительно, об этой велией силе свидетельствует вся книга Деяний апостольских, свидетельству­ют и все послания их.

Тотчас по сошествии Святого Духа, когда все ужасались и недоумевали, друг ко другу глаголюще, что убо хощет сие быти?— Петр со единонадесятьми небоязненно перед лицом всех засвидетельствовал, что Иисуса Назореа, Которого они предана приемше, руками беззаконных пригвоздше убили, Бог вос­креси, разрешив болезни смертныя, яко не бяше мощно держиму быти Ему от нея. Сила свидетельства так была велика, что приложишася в день той к числу верующих душ яко три тысящи (Деян. гл. 2). В другой раз, вслед за исцеле­нием хромого от рождения, апостолы, не обинуясь, говорили народу: вы Святаго и праведнаго отвергостеся, и испросисте мужа убийцу дати вам, Началь­ника же жизни убисте, Егоже Бог воскреси от мертвых, Ему же мы свидетели есмы, — и опять свидетельство сие было так сильно, что мнози от слышав­ших слово вероваша, и бысть число мужей яко тысящ пять. Наутрие подобное дерзновенное свидетельство перед лицом целого Синедриона приводит в удивление всех членов его, так что они не знают, что делать с ними, и только призававше их, заповедаша има отнюд не провещавати, ниже учити о имени Иисусове (Деян. гл. 4:18).

Настало время свидетельствовать о воскресении Господа Иисуса не сло­вом только, но и делом: воздают и сие свидетельство апостолы, и воздают также силою велиею. Архиерей и вси, иже с ним, возлагают руки на них и посылают их, как преступников, в соблюдение общее, но изведенные чудес­ным образом из темницы, они снова свидетельствуют перед народом о вос­кресении Господа Иисуса и, представленные на сонмище, опять небоязнен-но говорят: Бог отец наших воздвиже Иисуса, Егоже вы убисте, повесивше на древе. Их бьют, запрещая говорить о имени Иисусове, а они идут радующеся от лица собора, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти, и по вся дни в Церкви и в домах не престают учаще и благовествующе Иисуса Христа (гл. 5).

Когда наступило время засвидетельствовать о воскресении Господа Иисуса не пред сынми только Израилевыми, но и пред языки и царьми — без трепета воздают и сие свидетельство, с мужеством и твердостью пере­носят за сие беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градех, беды в пустыни, беды в мори, беды во лжебратии (2 Кор. 11:26), и алчут, и жаждут, и наготуют, и страждут, и скитаются, и труждаются делающе своими руками; становятся как бы отребием миру, у всех в поношении и бесчестии (1 Кор. 4: 10-12); вменяют вся тщету и уметы быти за превосходя­щее разумение Христа Иисуса Господа; яко разумети Его и силу воскресения Его (Флп. 3: 8, 10). И это продолжалось во всю земную жизнь их дотоле, пока почти все они не запечатлели сего свидетельства мученической смертью.

Простирается ли и на нас обязанность воздавать велиею силою свиде­тельство воскресению Господа Иисуса, или это было долгом только апос­толов и первых благовестников?

Евангелист Лука, повествуя о свидетельстве апостолов, дает разуметь, что и все верующие служили видимым удостоверением в истине воскресе­ния Христа Спасителя. Безукоризненная, чистая и богобоязненная жизнь их невольно располагала к ним сердца всех и служила самым лучшим удо­стоверением в истине воскресения Иисуса Христа (Деян. 2: 44-47; 4: 32-33), потому что не смежавшие намеренно очей своих не могли не видеть, что в них живет и действует дух воскресшего Господа Иисуса. Такое свиде­тельство о воскресении Христа Спасителя составляет обязанность всех христиан, когда бы и где бы они ни жили; его вменяют в обязанность всем и святые апостолы.

Мы не только веруем во Христа Иисуса, распятого за нас и воскресше­го ради нас, но и таинственно сраспинаемся и спогребаемся Ему и совоск­ресаем с Ним. Или не разумеете, пишет св. апостол, яко елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся ? Спогребохомся убо Ему крещением в смерть: да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем... Еже бо умре, греху умре единою, а еже живет, Богови живет. Такожде и вы помышляйте себе мертвых убо быти греху, живых же Бого­ви, о Иисусе Христе, Господе нашем (Рим. 6:3; 4: 10, 11). Вот самое лучшее и непререкаемое свидетельство воскресения Иисуса Христа. Все другие сви­детельства, без него, не могут вполне уверить неверующего, потому что в таком случае собственная жизнь наша будет стоять в противоречии с на­шими уверениями и опровергать их собою.

В чем именно должна состоять сия перемена жизни — св. апостол указывает в другом месте: аще воскреснусте со Христом, вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя: горняя мудрствуйте, а не земная. Умросте бо, и живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе: егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе (Кол. 3: 1-4). При таком настроении жизни достаточно будет только взглянуть на  нас, чтобы убедиться (кто хочет  убеж­даться), что мы действительно ученики и последователи воскресшего Гос­пода Иисуса и что Он действительно воскрес, ибо каждый увидит, что дух воскресившего Иисуса от мертвых живет в нас (Рим. 8:11).

Только при таком свидетельстве с нашей стороны о воскресении Иисуса Христа мы можем надеяться быть сонаследниками Христу и участвовать в славе, хотящей явитися в нас (Рим. 8: 17, 18). А одна вера (хотя бы и твер­дая) в воскресение Христово не спасет нас. Стражи, приставленные ко гробу Спасителя, конечно, твердо убеждены были в Его воскресении; чле­ны Синедриона, выпросившие у Пилата стражу, точно так же не сомнева­лись в Его воскресении (иначе для чего бы им давать страже сребренники довольны?) А к чему привела твердая уверенность тех и других?..

 

Общение имуществ (4: 32-34)

«Христианское чтение», 1832, ч. 47

Единодушие и готовность первенствующих христиан жертвовать всем для славы Господа яснейшим образом усматривается в общении стяжаний, «Никто ничего из имения своего не называл своим — все было у них об­щее». Такое бескорыстное общение их заслуживает особенного внимания. Сам Господь наш, во время земной Своей жизни, содержал Себя доб­ровольными вспоможениями Своих почитателей. Лица обязанные ему своим исцелением или просто уважавшие в Нем великого Наставника усердствовали Ему незначительными приношениями, нужными для со­держания Его самого и малочисленного общества учеников Его. Ибо они не имели другого способа сыскивать себе пропитание без ущерба важ­нейшим обязанностям. Посему общение имуществ, введенное в апостоль­ской Церкви, было только продолжением общения, бывшего при зем­ной жизни Иисуса Христа. Вся разность состояла в том, что переменив­шиеся обстоятельства и новые потребности дали ему новый вид. Прежде для содержания малого общества достаточно было и того, чтобы дома благочестивых израильтян в тех местах, в которых проходили члены оного или в которых они на несколько времени останавливались, откры­ты были для их принятия и угощения, или — чтобы от времени до време­ни кое-что было подаваемо в общую кассу. Но теперь общество умножи­лось до нескольких тысяч и, однако ж, все еще оставалось особым обще­ством и надолго долженствовало оставаться даже при гораздо большем приращении своем, потому что от единодушия членов его зависел отчасти успех апостольской проповеди. О приобретении пропитания труда­ми рук своих апостолы могли думать теперь менее, нежели когда-либо, потому что почти все время должны были посвящать новому своему слу­жению. Бедные сочлены общества, навлекшие на  себя вступлением в него ненависть неверующих своих соотечественников, тем более подвергались опасности остаться без пропитания, что сильная рука Совета и перво­священников легко могла отнять у них и последнее — средство к содержа­нию, чтобы принудить их возвратиться к господствующей Церкви. Сия опасность, угрожавшая бедным членам Христова общества, не могла ук­рыться от взора прочих братий, решившихся делить с ними все беды и скорби, все радости и блага.

Вообще, должно полагать, что новое многочисленное общество пос­ледователей Иисуса Христа, подобно прежнему малочисленнейшему, со­стояло большей частью из людей неимущих. Если присоединялись к нему и зажиточные, то число их, без сомнения, было невелико. Обладание бо­гатством и любовь к богатству — почти неразлучные сопутники — издавна были сильными преградами на пути к истине и правде. Учение о Мессии, уничижившем Себя до принятия смерти крестной, никому не могло нра­виться так мало, как людям богатым и знатным, саддукеям и фарисеям.

Могло и следующее обстоятельство содействовать введению общения имуществ. Верующие предвидели, что в иудейской Церкви и государстве скоро произойдут горестные перемены. Сам Иисус Христос предрек о сем некоторым из учеников Своих (Мф. гл. 24), а эти, без сомнения, не преми­нули сообщить своим соученикам о сомнительном положении дел иудейс­кого народа. При таком ожидании они не могли дорожить своими стяжа­ниями и поместиями, находившимися в Иерусалиме и его окрестностях. «Если не нам самим, то нашим детям должно же будет лишиться стяжа­ний. Не лучше ли, не благоразумнее ли употребить их с большей пользой в славу Мессии, на вспоможения Его исповедникам? Судьбы Промысла неизменны: государству, столице и храму суждено погибнуть!» Вера в Иису­са Христа очистила от предрассудков ум Его почитателей: об иудейской религии они не так думали, как фарисеи и саддукеи. Эти все еще ожидали освободителя Иудеи от римской власти, восстановителя Богоправления, от которого они надеялись получить себе одним славу и блаженство. На­против, истинные ученики Иисуса Христа знали, что Иерусалиму нечего было ожидать, кроме того, что предсказал ему Господь на Масличной горе и еще прежде того (Лк. 19: 43-44). Эта мысль делала их равнодушными ко всем временным, ненадежным благам. Посему имевшие поместья или дом и  тому подобное без сожаления продавали их. Вырученные деньги отдава­ли апостолам, чтобы они по своему усмотрению употребляли их на нужды верующих. Из значительных сумм, ежедневно вносимых (поелику каждый новый пример служил поощрением для других подобных приношений), составилась касса, из которой каждое семейство или члены его получали столько ежедневно деньгами или припасами на свое содержание, сколько требовали их нужды.

Введение общения стяжаний имело самые благодетельные послед­ствия. Во-первых, этим укрепились узы единодушия; общество, соединен­ное столь тесно, не могло рассеяться, и по внешнему своему  устройству оно так же почти было неразрывно, как и по внутреннему. Далее, теперь ни один член его не был беднее другого. Неимущий так же не был отвлекаем от дел нового своего звания заботой о своем пропитании, как и богатый своим богатством. Наконец, этим распоряжением устранены многие не­приятности, которых можно было ожидать от иудейского правительства, например, предотвращен повод к тяжбам и спорам, которые могли воз­никнуть между почитателями Иисуса Христа и их неверующими соотече­ственниками. При решении этих споров приговоры иудейского суда все­гда были бы благоприятнее для правоверного израильтянина.

Но продажа домов, такое совершенное отчуждение собственности в пользу общества, не могла ли произвести беспорядков? Не могло ли, на­пример, случиться, что не все домашние, дети, родственники соглашались на продажу имуществ, на которые и они имели некоторые права? Такие и подобные вопросы легко могут быть сделаны. Но, во-первых, можно ут­вердительно сказать, что никто не производил этих продаж, кроме отцов или других законных владетелей домов, полей и т.п., а владельцы могли, по иудейским правам, располагать своим имуществом как хотели. Кто на­ходился под опекой или зависел от лиц не соглашавшихся на продажу, тот и не продавал ничего.

Далее, владельцы продавали свои имущества добровольно, без всяко­го принуждения. Требований не было, тем более продажа имуществ не была условием, под которым только и можно было вступить в общество. Всякий имел право жертвовать или всей своей собственностью, или толь­ко частью ее, или совершенно ничем. Сообразовались с своим усердием и с обстоятельствами. И если муж и жена, отец и дети или одинокие и неза­висимые лица решались отказаться от прав на свою собственность и пе­редать оные обществу (к которому сами принадлежали и которого выго­дами могли также пользоваться), то мог ли кто законным образом вос­препятствовать им сделать такое пожертвование?

Не должно также представлять себе, будто верующие через общение имуществ разрывали все свои общественные связи, отказывались от всех прав и обязанностей гражданских и учреждали государство в государстве (status in statu). Они все оставались израильтянами, и их собственность была собственностью народа израильского; только теперь она принадлежала обществу, а не частным лицам. Государство ничего не теряло: всту­пившие в апостольское общество оставались такими же добрыми и вер­ными гражданами, как и прежде. Они не отрекались от государственных повинностей, они так же, как и прежде, исполняли всякое справедливое и законное требование Синедриона и первосвященников. И римский на­местник имел в них столь же хороших, а часто и гораздо лучших поддан­ных, нежели в прочих иудеях. Могли ли быть нарушителями обществен­ного спокойствия ученики Того, Кто Сам, несмотря на Свое царственное и Божественное достоинство, подчинялся законной власти и не подавал ей ни малейшего повода к какому-либо основательному опасению? Не вид­но, чтобы и Верховный совет или римский наместник когда-либо обви­нял их в неповиновении. Они не участвовали в возмущении и тогда, когда весь почти иудейский народ восстал против римского областеправителя.

Нельзя также полагать, чтобы присоединявшиеся к обществу верую­щих оставляли все житейские занятия и все свое время посвящали на слу­шание и проповедание учения Христова. Одни апостолы и разве еще семь­десят учеников, или некоторые из них, занимались проповедью. Прочие, которые в известные только дни и часы собирались в одно место, а в дру­гое время рассеяны были по городу и все еще находились в известных сно­шениях с остальными жителями, не могли и не должны были оставлять своих обыкновенных занятий, хотя получаемые выгоды назначали не для себя только или домашних своих, но для общества. Таким образом, из об­щения имуществ не могло происходить ни семейственных, ни, тем менее, гражданских неустройств.

Итак, чем внимательнее рассматриваем мы общество первенствующих христиан, тем более находим в нем все соответствующим цели его основа­ния. Собрания для взаимного назидания и утешения, беседы об успехах апостольской проповеди, принятие новых членов, братолюбные трапе­зы, совершение Господней вечери все более и более укрепляли союз, со­единяющий его членов, и потому нимало не удивительно, что общество, руководимое такими наставниками и состоящее из таких членов, в коих каждый мог узнать учеников Иисуса (Ин. 13:35), пользовалось в столице иудейской большим уважением, которое делало тщетным всякое покуше­ние Синедриона рассеять его в самом начале.

 

Дух любви древних христиан (4:32)

«Воскресное чтение», г. 5

Дух святой любви, сообщенный Церкви апостолами, оставался почти не­изменным в продолжение трех веков. Народу же веровавшу, сказано о Цер­кви Иерусалимской, бе сердце и душа едина (Деян. 4:32). Эта любовь, излиянная в сердца верующих Духом Святым, отличала христиан во всем миреот язычников, как Церковь апостольскую в Иерусалиме от иудейской. Опыты сего соединения были чрезвычайные. Уже Церковь Христианс­кая равнялась пределам целого мира, но рассеянные по всем концам хри­стиане были повсюду как одно семейство. Из разных племен, разного звания и воспитания, никогда не знавшие и не видавшие друг друга хри­стиане при первой встрече по тайному внушению сердца узнавали себя взаимно, являлись братьями, пожизненными друзьями, точно также, как некогда известный из писаний сын царев узнал родную душу в бедном пастухе, когда только посмотрел на сего последнего и выслушал несколь­ко слов его. Посмотри, — говорили с изумлением язычники, — как они понимают себя взаимно, как любят друг друга, как готовы на смерть один за другого! Христиане одного города или селения везде сводили между собою тесное дружество; в собраниях, назначенных для молитвы и дру­гих благочестивых упражнений, они виделись почти каждый день; здесь имели частые беседы друг с другом и тем скрепляли взаимный союз. Ра­дость и горе у них были общими. Если кто из них получал от Бога какую-либо особенную милость, все другие принимали в том участие как в соб­ственном благе; если кто находился в состоянии покаяния, все молились за него, все испрашивали ему прощение. Они обращались между собою как родные, называя один другого отцом или сыном, братом или сест­рою, смотря по полу и возрасту. Имя отца или сына, брата или сестры дорого было для них. Они хотели жить и умереть, да вси едино будут во Христе; они ни за что не хотели заменить тех имен громкими титулами, означающими сословие, личность, знатность и силу в обществе. Сии пос­ледние названия, происходящие тогда или от гордости языческой, или от самолюбия иудейского и знаменующие деления, не слышны были в братском союзном обществе христиан. Свидетельство общего всех еди­нения во Христе и со Христом христиане оставили в некоторых обыча­ях. Таков обычай взаимного лобзания при каждом богослужебном собра­нии, особенно же перед причащением животворящих Христовых Та­инств. Это была не простая форма или знак без всякого значения. Это было доказательство любви чистейшей, высокой, какая могла только быть совместною с принятием пречистых страшных Тайн и какую могло заменить во времена последующее лобзание икон святых или креста жи­вотворящего. Подобное значение имело и древнее постановление апос­тольское — вечеря известная под именем вечери любви. По причащении всех единого Тела Христова, все верующие — богатые и бедные, знатные и не знатные — садились за одну трапезу, вкушали одной пищи во славу единого Бога.

Более видимое и общее свидетельство любви христианской было, в Иерусалимской Церкви, общение имуществ. Не бяше нищ ни един в них, ниедин что от имений своих глаголаше быти свое, но бяху им вся обща. Сколько придумано и предпринято было в разные времена средств для уравнения в обществах частных выгод, препятствующих взаимной любви и общему счастью, и все напрасно, но благодать Иисуса Христа, претворяя сердца, в короткое время исполнила то, чего не сделано во все века. Взаимная любовь древних христиан, делавшая всех братьями, всех соединяла во единое как бы семейство, где дети пользуются одними благами под надзо­ром отца, который, питая ко всем равную любовь, не допускает, чтобы кто из них терпел нужду.

Дух деятельной любви в общении имений от Церкви апостольской из­лился на весь мир христианский. От каждого, кто только мог и кто хотел, каждая Христианская Церковь принимала подаяние, считая его, по усер­дию и намерению приносящего, залогом благочестия. Любовь принима­ла сии жертвы, любовь и раздавала. Пастыри в каждой Церкви были глав­ными распорядителями сих приношений. Путешествующие христиане, беспомощные старцы, вдовицы и сироты имели приют, пищу и одежду на счет сих даров любви. Частная какая-нибудь Церковь имела иногда на сво­ем попечении около 2000 одних вдовиц, бедных и больных. Другие, не довольствуясь обычными приношениями, продавали все имение и день­ги, за него взятые, отдавали бедным; не имевшие стяжаний жертвовали нуждающимся трудами своих рук, продавая для них изделия, или посвя­щали сами себя на принятие странных, на служение больным. Скорбные события — голод, язвы, войны, пожары, землетрясения, особенно гоне­ния — были временами светлого торжества христианской любви. В сих обстоятельствах не только каждый порознь с радостью готов был забо­титься о ближайших страждущих братиях, но целые Церкви предприни­мали деятельные меры к облегчению скорбей отдаленных братий; не толь­ко христиане, даже язычники, оставленные язычниками, получали от хри­стиан пособие. Во времена гонений вдовицы и сироты, оставшиеся после мученической кончины супруга и отца, повсюду имели покровителей от­цов. Каждый, кто только мог, считал знаком благоволения Божия к себе, если только успевал их призреть и успокоить. Не было стран, назначен­ных для заточения христиан, столько неприступных и отдаленных, куда бы ни проникала сострадательная любовь христианская; не было уз, столько тяжких, которых бы она не облегчала. Какое превращение откры­лось в наши времена! — взывали христиане позднейшие. Бедные люди, вдовицы, сироты истаивают от голода, а богач не знает меры в прихотях сластолюбия! Те — в ветхих, разодранных рубищах, в полуразваленных хи­жинах, а сей думает о новых великолепных чертогах, о богатых, модных одеждах, и — хорошо, если он, встречаясь с убогим, бросит ему лепту, ко­торую он должен отыскать в пыли!..

 

Святой апостол Варнава

(4: 36-37)

«Воскресное чтение», г. 8

Сын утешения, самим Духом Святым определенный на служение Еванге­лию, постоянный спутник св. ап. Павла, святой апостол Варнава происхо­дил от колена Левиина и родился на острове Кипре (Деян. 4: 36, 37). Пре­жнее имя его было Иосия. Св. Писание не говорит, когда именно Варнава обратился в христианство и какова была жизнь его до присоединения к лику апостолов, но древние писатели христианские — Климент Александ­рийский, св. Епифаний — повествуют, что юный Иосия еще в младых ле­тах отправлен своими родителями из Кипра в Иерусалим, к знаменитому Гамалиилу, и у него воспитывался вместе с св. апостолом Павлом, тогда еще Савлом. Пылкие юноши, лучшие ученики первого в свое время равви­на, одаренные великими способностями душевными, ревностно ищущие просвещения, часто сидя рука об руку у ног Гамалиила, не могли не свести самой тесной дружбы между собою. Но до известного времени Промыслу Божию угодно было вести их разными путями к одной и той же цели — к принятию веры Христовой.

Савл  долго оставался излиха ревнителем отеческих преданий, по премногу гнал Церковь Божию и разрушал ее, по собственному его признанию (Гал. 1:13, 14), Напротив, об Иосии есть предание, что он гораздо ранее Савла познал Господа Иисуса и уверовал в Него. Каждое утро и вечер, посещая храм Иерусалимский, Иосия имел случай видеть там Искупителя, слышал Его Божественные поучения, видел чудеса — и глубоко трогался и умилял­ся душою и сердцем. Однажды он, подобно Филиппу (Ин. 1:45, 46), сказал тетке своей Марии, матери Иоанна Марка (Деян. 12:12): «В храме учит некий пророк Иисус, творит великие чудеса, и многие думают, что сей Пророк есть ожидаемый Мессия. Прииди и виждь». Узревши Господа Иису­са, добрая женщина поверглась к ногам Его и умоляла посетить дом ее и благословить домашних. Господь не отрекся — и с сей поры дом Марии соделался пристанищем Спасителя всякий раз, когда Он бывал в Иеруса­лиме. Юный Иосия, виденный Искупителем уже в храме и теперь снова благословленный в доме тетки, еще пламеннее прилепился к Господу, и как скоро Господь из Иерусалима возвратился в Галилею, он последовал за Ним и потом избран в число 70 учеников, почему и Церковь наша при­числяет его к лику семидесяти апостолов (4 янв.).

По вознесении Господа на небо и по сошествии Святого Духа на апос­толов, когда вера Христова быстро начала распространяться, тысячами приобретая последователей Евангелия; когда верующие образовали обще­ство единой души и единого сердца, тогда Иосия первый показал собою пример совершенного нестяжания. Он продал свою наследственную зем­лю и цену за нее положил к ногам апостолов, ничего себе не оставив. В это, вероятно, время он получил от апостолов название Варнавы, сына уте­шения, или, по Иерониму, сына пророчества — название вполне выража­ющее характер его. Он был сын утешения, то есть человек утешитель, потому что в высшей степени способен был утешать всех, кто только знал его: утешал делом, жертвуя и собою и своим имуществом для других; уте­шал словом, потому что имел необыкновенно приятный дар проповедни­чества; утешал даже видом своим, потому что имел величественную и крот­кую наружность.

Говорят, что св. Варнава, часто видаясь с Савлом в Иерусалиме, всячес­ки убеждал его обратиться к Евангелию, но Савл упорно отвергал убежде­ния своего друга и в свою очередь считал его заблудшим. Говорят также, что св. Варнава горько плакал о жестокости друга своего, дышавшего прещением и убийством на христиан, и пламенно молился об его обращении. Ничему не противно думать, что усердная молитва дружеская, не препят­ствуя свободному действию благодати Божией, со своей стороны споспе­шествовала скорейшему обращению юноши Савла и что сие чудесное об­ращение впоследствии несказанно обрадовало св. Варнаву.

Спустя три года по своем обращении к Господу св. Павел пришел в Иеру­салим, и здесь было первое свидание друзей, уже не разлучаемых различи­ем законов, но совершенно соединенных единой верой во Христа Иисуса Распятого. Св. Павел подробно рассказал св. Варнаве о явлении Господа на пути в Дамаск и о своих проповеднических подвигах в Аравии (Деян. 9:27). Ученики Господа не хотели принять Павла в свое общение, потому что бо­ялись его, не верующе, яко есть ученик, но св. Варнава от своего лица предста­вил его апостолам, и с этого времени св. Павел бяше с ними, входя и исходя во Иерусалиме, и дерзая о имени Господа Иисуса (Деян. 9: 20, 28; Гал. 1: 17, 18). Но Павел пробыл в Иерусалиме с другом своим только пятнадцать дней (Гал. 1:18) и, по случаю покушения неверных еллинистов на его жизнь, удалил­ся через Кесарию в Тарс, родину свою (Деян. 9:29, 30). Варнава же оставал­ся в Иерусалиме, вместе с апостолом Петром и другими подвизаясь в про­поведи евангельской и в устроении общества верующих.

Услышав, что в Антиохии число верующих со дня на день умножается, Церковь Иерусалимская отправила туда св. Варнаву, яко бе муж благ, — заме­чает св. евангелист Лука, — и исполнь Духа Свята и веры (Деян. 11: 22-24), дабы он споспешествовал распространению и благоустроению Церкви Ан­тиохийской. На пути св. Варнава зашел в Тарс и, взявши там св. Павла, при­вел его в Антиохию (ст. 25). С этого времени начинается длинный ряд со­вокупных подвигов и путешествий Варнавы и Павла, продолжавшийся не­сколько лет. Два друга апостола целый год провели в Антиохии; ежедневно собирались в церковь, учили народ и последователей Евангелия в пер­вый раз нарекли христианами. Наступил голод, предсказанный пророком Агавом, поэтому антиохийские христиане, собрав милостыню, — поелику кто имеяше что, — отправили с нею Павла и Варнаву в Иерусалим (ст. 26-30). Гонение, воздвигнутое Иродом на Церковь Иерусалимскую, не косну­лось Варнавы и Павла: совершив свое служение, они благополучно возвра­тились в Антиохию и привели с собою юного Иоанна Марка, двоюродного брата Варнавы (Деян. гл. 12), сына прежде упомянутой Марии.

Главными деятелями — пророцы и учителие — в Церкви Антиохийской были Варнава, Симеон Нигер, Люций Киринеянин, Мануил — совоспитанники Ирода тетрарха и Павел. В одно время, как они служили Господу и постились, Дух Святой сказал им: отделите ми Варнаву и Савла на дело, на неже призвах их (Деян. 13:1-3). Рукоположенные вследствие сего повеления Божия в апостолы язычников, Варнава и Павел отправились в Селевкию; оттуда поплыли в Кипр, родину Варнавы, из Кипра — в Саламину, везде проповедуя Слово Божие и приобретая учеников. Бывши на острове Па­фосе, они обратили ко Христу тамошнего проконсула Сергия-Павла. Из Пафоса отправились они в Пергию Памфилийскую, из Пергии — в Анти­охию Писидийскую, где почти весь город собирался слушать их. Из Анти­охии пришедши в Иконию, они проповедовали здесь с такой силой и убе­дительностью, яко веровати Иудеев и Еллинов множеству многу (Деян. 14:1), свидетельствует св. евангелист Лука. Но такова участь проповедников Еван­гелия, что их везде гонят и преследуют. В Дамаске собирались св. Павла убить, в Иерусалиме тоже; из Антиохии Писидийской его с Варнавою выг­нали, а в Иконии опять хотели обоих побить камнями. По сей причине апостолы-чудотворцы (14:3), пробыв довольно долго в Иконии, пошли от­туда в города Ликаонии — Листру, Дервию — и в окрестности сих городов. В Листре между слушателями Варнавы и Павла был один хромой от рож­дения; видя расположенность к вере этого несчастливца, св. Павел име­нем Господа Иисуса Христа исцелил его совершенно; больной вдруг вско­чил и пошел как бы отроду не болевший. Изумленный народ поднял крик и говорил по-ликаонски: бози уподоблъшеся человеком к нам снидоша. Величе­ственная наружность, вид степенный и важный, коим отличался Варнава, подали народу повод назвать его Зевесом, или Юпитером, — верховным божеством языческим; красноречие св. Павла заставило наименовать его Меркурием, потому что Меркурий почитался у язычников богом красно­речия. Апостолам Господа Иисуса идольский жрец и народ приготовились уже приносить языческие жертвы и венки, но Варнава и Павел, хотя с трудом, однако, уже успели сильною речью образумить толпу и убедили разойтись по домам без идольского жертвоприношения. Между тем как апостолы продолжали обращать народ к Евангелию, подоспели из Иконии и Антиохии Писидийской иудеи, враги учеников Христовых, повсю­ду преследовавшие апостолов, как тени, и возмутили листрян против благовестников. Нетрудно было слепую чернь языческую уверить, что Вар­нава и Павел не только не боги, но самые безбожники, когда они учат, что Зевес, Меркурий и прочие боги суть боги ложные, поэтому св, Павел, нео­днократно избегавший смерти, в Листре первый раз подвергся биению и ранам за имя Господа Иисуса; избитый камнями, он замертво был выне­сен из города. Очень замечательно, что чернь не осмелилась поднять руки на св. Варнаву, а они оба были вместе и всенародно проповедовали (14: 7-19). На другой день свв. апостолы пошли в Дервию и, приобретши там довольно учеников, предприняли обратный путь. Снова посетили Лист-ру, Иконию, Антиохию Писидийскую, или Фригийскую, везде утверждая души учеников своих и для каждой Церкви рукополагая пресвитеров. Про­шли через Писидию и Памфилию, проповедали в другой раз слово в Пер-гии и из Атталии, города Памфилийского, лежавшего на границах Ликии, отплыли в Антиохию, из которой первоначально вышли и которая была столичным городом Сирии.

Велики были подвиги друзей — апостолов; зато велика была и радость христиан антиохийских, когда Варнава и Павел, собравши Церковь, воз­вестили подробно все, что Бог сотворил с ними во время трудного и свя­того их странствования в городах и весях языческих и как Он отверз дверь веры язычникам. Во время пребывания апостолов в Антиохии открылось между верными недоумение: исполнять ли христианам обрядовый закон Моисеев или нет; Варнава и Павел утверждали, что не нужно, однако Цер­ковь Антиохийская сама собою не осмелилась решить вопроса, поэтому двое друзей отправлены в Иерусалим узнать, как должно думать об обря­довом законе. Когда на первом Соборе апостольском, под председатель­ством свв. Петра и Иакова, вопрос о законе был решен согласно рассужде­нию Варнавы и Павла, тогда Варнава и Павел опять возвратились в Анти­охию с соборным определением, которое всех обрадовало и успокоило. По некотором времени, уча и благовествуя в Антиохии, Павел сказал Вар­наве: пойдем опять, посетим братию по всем городам, в которых мы про­поведовали Слово Господне. Варнава был готов, но Промысл Божий уст­роил иначе: начав совокупно действовать и путешествовать около 47 года по Рождестве Христовом, Варнава расстался с Павлом около 51 года и, взяв с собою Иоанна Марка, отплыл в Кипр (Деян. 15).

Разлучившись навсегда телом, святые апостолы никогда не разлучались духом и не прерывали дружеской тесной связи своей. Спустя лет шесть, или более, после разлуки св. Павел писал в Коринф и защищал св. Варнаву как себя самого (1 Кор. 9:6). Даже об Иоанне Марке, который отчасти был причиной разлуки, впоследствии Павел заботился как о своем кровном, как о человеке, необходимом для себя, и как об одном из лучших сотруд­ников своих в деле благовестия (Кол. 4:10; 2 Тим. 4:11; Фил. 24).

Известием об отплытии в Кипр оканчивается повествование священ­ного писателя о дальнейших подвигах св. Варнавы, но здесь мы с полной доверенностью можем обратиться к преданиям. Быть не может, чтобы первый друг и сотрудник Павла в устроении столь многих Церквей остал­ся без верных о нем преданий; невозможно, чтобы св. имя Варнавы не переходило из уст в уста у верующих современников и от них не перешло к потомкам вместе с деяниями апостола.

Прибыв в Кипр, св. Варнава, по сказанию Дорофея Тирского, долго подвизался в обращении своей родины к вере Христовой и основал там Церковь. Из Кипра отправился он в Италию и в Риме был первым пропо­ведником Христа Спасителя; он проходил с благовестием Ломбардию и Лигурию; основал епископский престол в Медиолане, нынешнем Мила­не, и опять воротился в Кипр; наконец, в Саламине получил мученичес­кий венец, быв побит камнями. Бездыханное тело апостола было броше­но в огонь, но осталось невредимым; св. Иоанн Марк похоронил его за городом и положил в гробницу Евангелие Матфея, переписанное собствен­ной рукой св. Варнавы. Неизвестно, в каком году последовала кончина св. апостола Христова, но из его собственного послания видно, что он пере­жил конечное падение своего несчастного отечества — Иудеи и разоре­ние Иерусалима Титом. Нетленные мощи св. Варнавы чудесным указани­ем Анфиму, епископу Саламинскому, обретены в 488 году по Р. X. при гре­ческом императоре Зеноне; найдено также и Евангелие на груди апостола невредимым. С этого времени установлено праздновение в память св. апо­стола Варнавы и как нашей Православной Церковью, так и Римской со­вершается июня 11 дня. Сирская Церковь издревле чтила св. Варнаву как мученика; во Франции праздник ему установлен в девятом веке; Англия во все времена почитала и почитает память св. Варнавы с особенной набож­ностью; Лигурия и Милан признают его первым епископом и апостолом своим. Если справедливо мнение наших отечественных искателей славян­ской древности, что Милан исстари населен был славянами и был горо­дом славянским, то мы можем св. Варнаву почитать и славянским апосто­лом наравне с св. ап. Андреем Первозванным.

II. Церковь Христова в Иерусалиме (3-7 главы)  ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5