На главную
страницу

Учебные Материалы >> Литургика.

Митрополит ВЕНИАМИН (Федченков)  О БОГОСЛУЖЕНИИ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

Глава: "..ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ, ЯКО НА НЕБЕСИ И НА ЗЕМЛИ..."

1.

Первые два прошения относились, как мы виде­ли, к Богу в Себе, к Царствию Божию, а теперь мы переходим к самим себе. А так как вся молитва небесная направлена к людям, живущим на земле, а не ко святым, не к ангелам, не к умершим уже, то можно сказать, что дальнейшие прошения Молитвы Господней будут относиться к земле, то есть к нам, живущим на ней.

И прежде чем разъяснить их, обратим внимание свое на то, как мало нами говорится и просится о Боге, о Божественном, о небесном: всего два про­шения, а после четыре или даже пять прошений от­носятся к земной нашей жизни. Отчего это?

Прежде всего потому, что о Боге и вообще о Бо­жественном мы, обычные люди, очень мало знаем: для нас — высоко, дай Бог, чтобы хоть в будущей жизни открылось нам это. Сам апостол Павел, воз­несенный до "третьего неба", не мог передать на языке человеческом того, что видел и слышал в Цар­ствии Божием, или в раю. "Третье Небо" есть нечто небесное, совершенное, сверхъестественное, иное, другое. Здесь мы видим, говорит он, "яко зерцалом, а тогда узрим "лицем к лицу", то есть явно, опытно. И что там будет, ни око человеческое не видело, ни ухо не слышало, ни на сердце человеческое не приходило, что уготовал Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9; Исх. 64, 4). А если это нашему человеческому уму непостижимо, то нужно ли и можно ли говорить о том много?

Затем это Небесное Божие Царство, несомнен­но, придет каждому умершему отчасти, а всем пра­ведным в особенности, и беспокоиться о том нет надобности, лишь бы нам жить здесь так, чтобы удо­стоиться блаженной жизни на небе в будущем веке.

Поэтому после краткого моления о Боге, о Цар­стве Божием, Небесном, Господь обращает нас к земле, которою мы — увы! — так много дорожим. А ведь жизнь наша на земле так коротка по сравнению с вечностью!

 

2.

О чем же Господь в следующих прошениях при­зывает нас молиться на этой земле? О здоровье ли? О богатстве ли? О благополучии ли? О многолетии ли?

Можно сказать, отчасти да, и то немного, как увидим в четвертом прошении, но больше заповеду­ет Господь молиться не об этом.

Но и на земле ответ дается божественный, имен­но: не думай сам, а положись на волю Божию! Он лучше нас знает, что нам и на земле нужно, что полезно, что спасительно, что богоугодно, что ве­дет нас к Царству Небесному, а мы не знаем — лишь мечтаем, думаем. И притом думаем об этом умом зем­ным, падшим, искаженным, следовательно, невер­но. Как же быть нам?

Нужно просить Бога! Молиться Ему, чтобы Он Сам руководил и земной нашей жизнью, как руко­водит и небесной — Ангелами, святыми и вообще всем на небе, в мире, нами невидимом. И конечно, Он все хочет направить к блаженному Царствию Бо­жию, к небу. А потому лучше нам предаться Его пре­мудрости, Его воле, Которой все подчиняется на небе в совершенстве, в полноте, все находится во всецелом послушании. Там, на небе, как в Пресвятой Тро­ице, единый общий разум, единая воля; как в Анге­лах и святых та же самая Божья воля, и не может быть иначе, если бы кто-нибудь помыслил или захо­тел чего-либо иного, чем Бог, тотчас же он духом отделился бы от Бога, и должен бы был отпасть от Него, как это было с диаволом. Так случилось и с нашими прародителями: они возымели свою волю, свое желание, послушавшись лукавого советника, клеветника, сатану, и вкусили запрещенного древа "познания" различия между "добром и злом", за что были тотчас же удалены Богом из Рая, что и имену­ется "клятвою", "проклятием" ("анафема" по-гре­чески значит отложение, отделение, отлучение). Да им и самим же невозможно было оставаться с Бо­гом: им было бы тяжко это.

Поэтому и говорится в Библии, что когда Гос­подь хотел появиться Адаму, тот стал скрываться и прятаться сам от Лица Божия, так что Господу нуж­но было "спрашивать", искать его: "Адаме! Где ты?" Но если бы он покаялся, то есть опять признал вер­ховенство Божие, а не диаволово, то Господь, ко­нечно, принял бы его. Но он начал ссылаться на жену Еву, а Ева на змия диавола. Тогда, видя Адамову ис­порченность, нераскаянность, Господь и удалил его от общения с Собою, или "изгнал его из рая". То есть не сам Адам ушел, а Бог достойно, по правде, и даже по любви к нему, удалил его из рая. По любви потому, что не покаявшемуся Адаму трудно, даже не под силу было бы оставаться с Любящим Богом. А по правде потому, что Адам предпочел Великому Богу — врага, диавола, и должен был быть удален от него. Здесь и любовь и правда Божия объединились: лю­бовь была праведная, и правда — любящая, Божия. У людей так обычно не бывает, а у Бога так есть всегда, да иначе и быть не могло: если была бы лю­бовь без правды, то это могло казаться для испор­ченной души Адама попустительством, слабостью, и повлекло бы к дальнейшему злу в нем. Бог таким образом оказался бы причиной большего зла. А если бы Господь поступил лишь по правде, то это показа­лось бы гневом сильного на немощного Адама и могло ожесточить его. Поэтому, изгоняя его из рая, Гос­подь обещал прародителям "Семя" — Искупителя, Который поразит диавола "во главу", то есть всеце­ло: ударить змия в главу значит уничтожить силу его, или умертвить.

Но диаволу при низвержении его не дано такой надежды: Сам Господь Иисус Христос сказал страш­ные слова: Я видел сатану, спадшего с неба, как мол­нию (Лк. 10, 18). И это сказано было им без сожале­ния, холодно. Почему? Потому что изгоняемый Адам все же хоть оправдывался, но тем самым и сознавал свою вину, то есть проявил этим некое покаяние, которое давало надежду и на лучшее. А диавол, гово­ривший через змия, ничего подобного не показал и вообще ничего не говорил, и Бог с ним ничего не проговорил, ибо знал его полную нераскаянность. Страшно это сказать! Непостижимо это нам вполне! И только по аналогии со злыми людьми можно не­сколько догадываться о непокаянности врага.

Но хотя это и не вполне постижимо, однако же несомненно, ибо эти слова сказала Сама Любовь, распявшаяся за нас, Сын Божий!

Эта история падения, всем нам известная, вспо­минается здесь потому, что она тесно связана с мо­литвой Господней: "Да будет воля Твоя!"

Падение совершилось прежде в диаволе, а он по­том соблазнил на это же и прародителей. Падение же состояло в непослушании человека Богу, воле Бо­жией, в самоволии его, в самостности, хотя и по соблазну от врага, который согрешил первым.

Сознавая, что корень падения в самоволии на­шем, мы и просим теперь Бога, чтобы творилась не наша дурная воля, человеческая, земная, а Божия воля, небесная, разумная, совершенная, благая, святая. Поэтому Господь Иисус Христос, когда книж­ник назвал Его "Учителем Благим", считая его обыч­ным человеком, сказал ему: "Зачем ты называешь меня (как человека) благим? Никто не благ: только один Бог!"

Поэтому и Сам Он пришел в мир по благоволе­нию Отца и по Своему послушанию Ему. И во всем деле Искупления творил не "Свою волю", но волю Пославшего Его Отца. И эта мысль о послушании особенно часто повторяется Самим Искупителем в Евангелии от Иоанна. А потом с силою выражается и в посланиях апостола Павла, особенно к Филип­пинцам (гл. 2) и к Евреям (3, 2; 5, 8—9; 7, 28). Хри­стос был "послушлив" уже в самом воплощении — но закончилось оно на Голгофе Крестом. А промежу­точный момент был и в Гефсимании, где Он как человек молился Отцу Небесному "с воплем креп­ким" об избавлении от чаши страданий, но и тогда полагался не на свою волю и хотение, а на волю Отца Небесного. "Если возможно, — говорил Он, — пронеси Чашу (будущих, конечных) страданих на Кресте, но не как Я хочу, а как угодно Тебе".

И этим Своим послушанием Христос исходатай­ствовал нам, Крестом Своим и смертию, прощение у Отца Небесного, а кроме того, указал и нам такой же путь спасения чрез непременное послушание.

А это послушание наше может проявляться в вере в Него и в последовании Ему в жизни нашей. Все, что Им сказано в Евангелии, безусловно, без ма­лейшего сомнения, истинно и подлежит послуша­нию: этому учил апостолов Дух Святый. Поэтому для нас обязательно все то, чему учит нас Христова Цер­ковь через слово Божие, через творения святых от­цов, через предание, через каноны, через духовных людей, справедливо и должно быть приемлемо без колебаний. Во всем этом требуется от нас послуша­ние. От духовенства требуется верность Церкви — послушание. От всех нас требуется подчинение духовенству — послушание... Да и во всей жизни нашей, просто земной, стоит все на послушании: везде есть начальники и подчиненные, отцы и дети. Даже у твари есть: матка и пчелы. Посмотришь и на муравьев, ка­кая там дисциплина.

Но особенно это можно наблюдать в монастырях, этих спасительных пристанях. Как известно, от мо­нашествующих требуются три обещания при пост­риге: послушание, целомудрие и нестяжание.

Но из них главное — послушание. Это все мы зна­ем. И по очень простой причине: если падение наше совершилось по самоволию, то спасение требует те­перь обратного, то есть послушания, отсечения сво­его ума и воли. Без этого нет ни монашества, ни даже христианства. И в духовной жизни требуется вообще отречение от "своего мнения". "Всему мати (причи­на) — мнение; мнение — второе (после Адама) па­дение", — говорили отцы. Даже одно слово, когда человек говорит о себе, является грехом. И действи­тельно, наше "я" и неразумно, и даже неприятно. Нередко говорим мы: "А я думаю". Неприятно даже слышать это! Или иные часто начинают речь со сло­ва "нет", это противоречие другим, самоумие. Но главное — это борьба против смирения. Как она гос­подствует во всем мире! Еще с детского возраста мы видим в людях страсти: "я", "мое", "мне". И до го­сударственных, всемирных масштабов везде видишь это "я", "мы". А это "я" падшее, испорченное, худое!

И, наоборот, как благоразумны и приятны люди смиренные, кроткие, уступчивые! И как дети (неис­порченные) приятны! Недаром Господь любил и благословлять детей, и нам, взрослым, сказал наве­ки: "Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное!" (см: Мф. 18, 1-6).

Принимая во внимание эту самостную испорчен­ность нашу, мы и отрекаемся теперь от нее и просим Господа: "Да будет воля Твоя", Господа, и на земле также, как она исполняется и "на небеси". Вопросов, мыслей, забот у нас множество: всех и не перечесть. И мы уже заранее и вообще просим Бога: не по нашей твори воле, а по Своей, Боже­ственной! Наша воля — дурная, злая, нерассудитель­ная: Ты един благ и един премудр! Да будет же воля Твоя, яко на небеси и на земли! Не слушай наших прошений, наших пожеланий, но да будет на все воля Твоя!

 

3.

Этого требует наше прародительское всеобщее падение, которое влечет и нас к этому же самово­лию. Но неразумно это.

Это же подсказывает и Премудрость Божия. В са­мом деле, ведь мы при своем малом уме, да еще ис­порченном, теперь и не можем знать, что хорошо для нас и что плохо? Нередко ведь мы желаем себе неполезного, но думаем, что нам хорошо это. Возьмем простой пример: здоровье. Каждому из нас всегда хочется быть здоровым, и это мы считаем благом. Или другой пример: богатство. Едва ли из тысячи людей найдется один человек, который бы не хотел этого или отказался от него, когда к тому представляется возможность. Но на самом деле болезненность или бедность большей частью ведут ко многому добру. Мы, в болезнях и бедности, бываем и смиреннее, и рели­гиознее. А здоровье и богатство, наоборот, ведут к надменности и самонадеянности.

Недаром Господь сказал, что трудно богатому войти в Царство Небесное; легче верблюду пройти через "игольные уши"(так назывались очень низкие ворота в стене Иерусалимс­кой, куда пропускали овец легко, но громадному верблюду край­не трудно ползти чрез них, на коленях), чем богатому смириться и достигнуть Царствия Божия. И даже пословица гово­рит: "Гром не грянет — человек не перекреститься". Так можно сказать и про все земные "богатства": ум, знание, начальство, сытость, благополучие и про­чее. Известно и из истории христианства, и из на­шей повседневной жизни, что и апостолы были из рыбаков, и первые христиане были преимуществен­но из бедных и низших классов, богатых же и знат­ных было мало. И известная евангельская притча о жестоком богаче и болящем нищем Лазаре наглядно говорит нам о неверии первого и богоугодности вто­рого. Все это каждому из нас хорошо известно, и тем не менее весь род людской стремится желать все боль­ше и больше. И одно лишь Евангелие учит иному, обратному: быть довольным тем, что имеешь. Ничего мы не внесли с собою в мир при рождении, ничего и не вынесем из него при смерти, учит и апостол Павел (1 Тим. 6, 6—7).

И, зная это, Христос и Сам, и другим заповедо­вал нести крест немощей, скорбей, довольствовать­ся малым. И Сам принял на Себя, притом добро­вольно(на то Он и сошел на землю в вертепе, на то и распялся, а когда Петр стал упрашивать Его "пожалеть" Себя, то услышал грозное: Отойди от Меня, сатана, соблазнитель! (Мф. 16, 23)), распятие: власть имею отдать Мою душу и опять принять ее (см.: Ин. 10, 17—18). Не зная даже простых таких вещей и не понимая, к чему они ведут нас, мы бы и не должны стремиться к ним, а было бы мудрым делом возложить их на волю Божию.

Если возьмем еще пример о смерти. Все хотят жить и жить. Но лишь одному Богу ведомо, не лучше ли прервать нам жизнь? Примеров тысячи! Поэтому и Церковь поет на панихидах по усопшим: "Глубиною мудрости", притом "человеколюбно вся строяй и полезное всем подаваяй", упокой рабов Твоих, Гос­поди.

Ведь цель нашей жизни не здесь на земле, а опять-таки "там", у Него, в Царствии Божием. И вся зем­ная жизнь есть лишь путь к той, небесной. Если же посмотреть на землю именно с этой точки зрения,

как и подобает христианину, то ответ может быть совершенно иной, чем наш.

Премудрость Божия мудрее нас!

Да, это нужно сказать о таких простых вещах. А если мы зададимся вопросом об обширных, вселен­ских планах Божиих, то что мы, со своим малень­ким умом, сможем сказать здесь? Только одно: не знаем! И другое: воля Божия на все. Даже — о всей вселенной, а не об одной нашей планете, Земле! Что мы можем предсказать, что будет с ней? Так не бла­горазумнее ли уж не мечтать, а положиться на волю Божию? Ответ один: да.

Ведь этими планами о вселенной заведуем не мы, а "Вседержитель", Един Бог Отец. И это несомнен­ная истина! Это — опытный факт. Бог всем управля­ет. Мы-то думаем, что правят наши начальники, но на деле всем правит "Вседержитель" Бог. Этого не только требует наша вера, но это открывается иног­да и опыту нашему ясно. Не говорим уже об открове­нии в Слове Божием: Отец Мой доныне делает, и Я делаю, — говорит Господь Иисус Христос (Ин. 5, 17,). Даже и птичка маленькая не падает на землю без воли Отца Небесного, и волосок не срывается с головы.

На этом стоит наша вера в Промысл Божий. И нам следовало бы вверять ему всю нашу жизнь. Это­му и учит нас Христос Господь: не пекитесь о том, что нам есть или что пить, так поступают и безбож­ники! А вы живите без этой мучительной заботы, надейтесь на Промыслителя! Пример: посмотрите на птичек: они не садят, не собирают в житницы, а Господь питает их. Или взгляните на лилии: не тру­дятся, не прядут, но посмотрите, какая в них красо­та, какой дивный запах! Сам роскошный Соломон не одевался так прекрасно, как одна из них. А вы съедаете себя тысячами забот. Бедные! Возложите все это на Отца вашего; Он даже прежде вашего проше­ния знает о всех ваших нуждах. Разве не даст? Не может этого быть! Если земной отец дает хлеб детям, просящим у него, то неужели Господь не даст благ людям? Просите и дастся!

Какое утешительное обетование дал нам Христос Господь. От радости хочется плакать! Но об этом ска­жем после, в следующем отделе. А теперь остановим­ся на Христовом, неложном, несомненном, богоот­кровенном обетовании: Ищите же прежде всего Цар­ства Божия, а все прочее приложится вам (Мф. 6, 33). Это сказал не человек, а Сын Божий.

 

4.

Но наш маленький ум может сказать: "Это труд­но". Конечно, нелегко! И Сам Христос Господь на­звал Свое учение "бременем" и сравнил с "игом" на шее волов. Но Он же назвал это "иго" благим, доб­рым, а "бремя" легким (Мф. 11, 29—30). А Он уж несомненно знал, что говорил.

Но приведу два-три случая из жизни. По совету одного старца, человека святой жизни, мне пришлось много лет устраивать одного несчастного человека. А у него был очень трудный характер: самолюбивый, раздражительный, а может быть еще и неискренний; к этому же прибавить нужно действительное несчас­тие его: у него машиной оторвало правую руку со­всем, а на левой остался лишь большой палец да половинка указательного, так что он не мог даже застегнуть себе пуговиц, а должен был просить об этом кого-либо постороннего. Легко ли было это все ему, да еще при его трудном характере, при его са­молюбии и нищете!

И я на пути к старцу уже несколько раз раздра­жался на него и ссорился с ним, а он от этого еще более сердился. И так у нас с ним продолжалось до того, пока я совсем не выходил из терпения. Вот тог­да он точно бывал рад этому, что довел меня до крайней степени: и даже стихал с улыбкой. Подошли мы к келлии. Встретив старца (а сей несчастный в это время счищал еще снег с сапог в сенях), я прежде всего сказал ему: "Батюшка, какой он трудный!" На это старец тихо сказал мне, пока еще тот был в сенях: "А ты думаешь, какое-нибудь добро легко! Всякое добро — дело трудное!"

В это время вошел безрукий, получил благосло­вение от старца, тот усадил его и говорит ласково-сожалетельно: "Ах, брат Иван, брат Иван! Как тебя Бог смирил, а ты все не смиряешься!" Нагнул голо­ву безрукий и молчит. Скажи ему эти слова я, он бы еще больше расстроился. Пред старцем же покорно молчал. А я, глядя на эту картину, думал: вот укрощение темных инстинктов в человеке!

Да, всякое добро — бремя для нас, грешных, но оно необходимо нам. Царствие Божие силою берется и принуждающие себя к этому восхищают его (какое прекрасное слово: "восхищать", "восхитительный"). Старец благословил нас продолжать это дело: нам во всяком случае будет это на духовную пользу. Так было 11 лет.

Достойно примечания, что я по указанию старца нашел безрукого далеко от Москвы, в Курске, в малюсенькой хатке у нищей старушки. У нее была внучка Надя, лет 5-6; смиреннейшее, молчаливое существо, ангельской кротости. Потолок был настоль­ко низок, что безрукий должен был сгибать голову при вставании. Был еще котенок: у него все ребрыш­ки можно было пересчитать, так он был худ от голо­да. У хозяев не хватало хлеба. И вот у этих нищих и нашел себе приют несчастный Иван, а мы, зажи­точные, не приютили его... Да, всякое добро трудно!

Через 11 лет за него вышла замуж работница, лет 30-ти. "А вы знаете его характер?" — предупредительно спрашиваю ее. "Знаю. Мне жаль его: всем он лиш­ний!" Повенчались. Я был приглашен на обед. "Ну, как?" — спрашиваю ее, когда он за чем-то вышел в сени. "Взбесится он, а я промолчу, он и стихнет!" Боже! Какие еще добрые люди были. Да и есть.

А вот другой случай. Летом, в будни, медленно зазвонили во "второй" колокол. Кого-то хоронят. Я пошел в церковь. А там стоит гроб. Вокруг него де­тишки человек пять: мал-мала меньше. Самой ма­ленькой было, вероятно, годика полтора, а старше­му — лет девять-десять. Оказалось, от первой жены осталось трое да от второй двое (или наоборот). Отец — его звали Константином — стоял за гробом справа, молча. Дети, не понимая трагедии, даже не плакали, а лишь любопытно смотрели на усопшую и на нас; стояли они впереди гроба, слева. "Что, Константин, тяжело тебе?" — спрашиваю его, чтобы хоть что-ни­будь сказать. А батюшка еще не приходил в церковь. Константин сначала смолчал, вероятно, стесняясь, что может расплакаться, а мужчины это считают для себя непозволительным. Наконец собрался с силами и с трудом сказал одно лишь слово: "Тяжко!" И вздох облегчения вырвался из груди его: "Видно, такая Божья воля!"

Третий случай был такой. У матери был единствен­ный, любимый сын. Его (правда, не без основания) расстреляли. Когда она узнала об этом, то только фонарный столб удержал ее, иначе бы она упала на землю. Немного отдохнув, она после стала читать всю Библию. И из нее увидела, что Промысл Божий есть и над городами, и над отдельными людьми. И успо­коилась. И никогда не винила убивших: "На все воля Божия".

Все эти случаи я записал потому, что в них мож­но видеть: добро хоть и трудно, но это "иго" — благо по своему душевному содержанию, а как подвиг это "бремя" — легко. И поэтому нельзя говорить, что добро только трудно; нет, оно и легко, не говоря уже о том, что всякое добро — благо по природе своей и чрезвычайно важно для царства Божия. А есть и поразительные случаи упования на Божию волю.

Прежде всего посмотрим на пример Самого Гос­пода Иисуса Христа. Обычно ссылаются на Его молитвы в Гефсиманском саду: "Однако, и не Моя, но Твоя", Отче, "да будет воля". И это верно. Но ведь нельзя забывать и того, что Он в молитве этой стра­дал даже до кровавого пота! И говорил ученикам: Скорбит душа моя даже до смерти! И это вполне по­нятно: естество человеческое, созданное для бессмер­тия, страшилось смерти, как ненормального, неес­тественного конца. И в церковных службах говорится не раз, что Христос страдал не как Бог, а как чело­век; два естества в Нем; и человеческое, немощное, и мучилось до кровавого пота.

Но вот что более удивительно: после этого "боре­ния", как справедливо принято выражаться, Господь Иисус Христос был поразительно спокоен: и при аресте и без сна, и в издевательстве, и в распятии на Кресте. Удивительно спокоен! Казалось бы, тут-то и можно было мучиться. Но Спаситель еще говорит плачущим женщинам: "Не плачьте обо Мне, а плачь­те о себе". Дивно! И распинают, и гвозди вбивают: Он все воспринимает. Только один раз Он в скорби воскликнул на Кресте: Боже, Боже мой! Зачем Ты оставил Меня ? Разно толкуют эти слова. Но вот ка­кое понимание их остается у меня теперь.

Самое страшное для человека — это оставленность его Источником жизни и блаженства — Богом! И пред последним вздохом Сына Отец дал испытать Ему эту тяжесть оставленности тварного существа — человека, да еще грешного, Богом! И это, может быть, и было причиной горького восклицания: "Боже! Зачем Ты оставил Меня?" И конечно, нельзя со­мневаться в истинности этих чувств и слов о бого-ставленности: в минуты предсмертные не до пустых слов!

Оставленность же Богом была совсем не в том, что Христос мучился телесно на Кресте — это испы­тывали и мученики, да еще "радовались" при этом. Да и сколько Его мучали! И Он все терпел тихо. А вот для человека верующего тяжелее всего быть оставленным без Бога! Приведу сейчас два примера, припоминающихся мне даже из жизни людей.

Святой Василий Великий самым величайшим не­счастием для себя считал быть отверженным от Бога, от Любви Его.

И святой апостол Павел готов был быть отвер­женным от Христа, лишь бы спаслись чрез это его соплеменники евреи (Рим. 9, 1—5): а обычно жерт­вуют тем, что дорого больше всего.

Еще вспоминается из жизни святого мученика Феодора следующее обстоятельство. После жестоких мучений он, наконец, воскликнул, обращаясь к Гос­поду Иисусу Христу: "Где же Ты, Господи?!" "Смот­рю на твое мучение!" — ответил Он ему.

Не то, следовательно, было так мучительно для Феодора, что его терзали телесно, как то, будто за­был его Христос, столь любимый им!

Да и много бы других примеров можно привести и из нашей обыкновенной жизни, что трудно быва­ет расставаться с любимыми нами людьми: напри­мер, матерям с детьми. Бывали случаи, что лишив­шаяся детей мать кончала даже самоубийством.

Вот и Господь Иисус Христос, перемучившись в Гефсиманском саду и там положившись на волю Отца Своего ("не как Я хочу, а как Ты"), потом совер­шенно спокойно пошел навстречу Иуде, на суд у Анны, Каиафы, Ирода и Пилата и на распятие. Он уже решился на это, передав все Богу Отцу. Этим и объясняется Его дивное спокойствие при страданиях.

Но пред самым концом Его Отец Небесный дал испытать еще более сильное страдание: богооставленность! Человеческий род своими грехами заслу­жил ее. И Искупителю нашему нужно было переис­пытывать за нас все: может быть, самые вечные муки и состоят в оставлении Творцом твари, хотя и за оз­лобленное упорное оставление Его, Бога!

Припомним затем мучеников. Церковь ежедневно святых мучеников (так называемые мученичны в первом каноне) вспоминает в своих службах. Почему? Потому, что на Любовь Христову они хотели отве­чать любовью же, на Его страдания за нас — своими мучениями. Да и другие подвижники, в сущности, всю жизнь свою несли подвиги страдания, духовное мученичество. Это известно! Так же всякому извест­ны слова святого Иоанна Златоуста: "Слава Богу за все", согласно наставлению Апостола Павла: "Бла­годарите Бога за все" (см.: 1 Сол. 5, 18). Мало того: любящим Бога хочется самим идти на страдания, желать их. Так и бывало в первые века христианства, так что на одном Соборе постановлено было не вы­зываться на самовольное мученичество, а лишь стра­дать только тогда, когда уже схватят христиан.

И все возлагать на волю Божию!

И как Сам Христос "томился", ожидая Своей чаши страданий и желая ее (Лк. 12), так и другим это заповедано Им (Мф. 16).

А потому не следует и всем нам говорить и ду­мать, что уповать на волю Божию трудно, нет. "Бре­мя Мое — легко", — несомненно учит сему Господь.

Да и может ли быть иначе, если мы просим Его воли, чтобы Бог, Самое Всеблаженное Естество, оставил нас на муки, а не вел нас к блаженному бытию, как блажен и Он Сам?!

Это совсем исключено! Это просто немыслимо! Наоборот, чем больше мы уповаем на Божию волю, тем нам легче живется даже здесь, на земле. Это вся­кий знает по своему, притом постоянному, ежед­невному опыту.

 

5.

Конечно, не всякому и не всегда под силу сказать: да будет Твоя воля, Господи. Приходилось читать даже у подвижников, что это возможно лишь святым.

Но ведь Молитва Господня дана не одним апос­толам и святым, а всем вообще христианам, следовательно, хотя бы в какой-нибудь степени она посиль­на для всех нас, иначе и зачем бы было давать ее?

Ну, не сможем мы сразу и вполне предать все на волю Божию, но можем хоть обусловить наши жела­ния подобно тому, как показал нам пример Хрис­тос Спаситель, зная немощь нашу: "Если возмож­но", сделай, Господи, то и то. Бог Отец не исполнил прошения Сына, оставил за Ним Чашу, и лишь по­слал Ему Ангела для утешения.

Это уже возможнее.

Наконец, если мы не можем от сердца сказать эти слова "да будет воля Твоя", можем сказать их хоть устами, хоть вопреки сердцу, и то будет угодно Богу: "Не как я, а как Ты". Но пришлось слышать о таком преподобном отце, который ничего не хотел просить у Господа, положившись всецело на волю Его, хотя бы Он изволил и в самый ад послать того.

Конечно, это невозможно на деле, но до такой степени может дойти человек, что даже и на это со­гласен, лишь бы исполнялась воля Господня, этого одного хотел он!

Он не просил даже прощения себе грехов, ничего не просил. Одного лишь хотел: пусть будет воля Бо­жия! Конечно, такие люди — исключительнейшие, но это возможно. Когда преподобного Серафима Са­ровского спросили, как это он так сразу и верно от­вечает на вопросы, он ответил: "Я, как железо кова­чу, предал себя воле Божией, и что Он мне впервые внушит, то я и отвечаю, веруя, что это от Бога. А когда начну раздумывать, то нередко и ошибаюсь".

На эту тему — о славословии Бога за все — есть прекрасное слово у епископа Игнатия (Брянчанино­ва). Всегда говорить: "Слава Богу за все".

Одна женщина, зная это, села в горький момент на стул и стала говорить эти слова. Сначала они ей казались холодными, но она их все повторяла. Затем сердце согрелось и исполнилось веры. Кончилось же полным упованием: все кончится ко благу! А через две недели так и случилось.

Во всяком случае, мы можем хоть в уме или на языке произносить эти чудные слова. И такие люди есть и сейчас: нам приходилось видеть и слышать их. И люди — мирские, занимающиеся земными дела­ми. А когда их спросишь, как они живут, то услы­шишь один ответ: "Слава Богу!"

Значит, не одним святым возможно это, но и другим, обычным. Самым простым. Так оно есть.

 

6.

Конечно, Господь всегда творит волю Свою, если мы хоть и противимся Ему. Но в обычном порядке Он не хочет нарушать нашей свободы, а ждет снача­ла нашего согласия.

В этом отношении поразительно, дивно, чудно поведение Божией Матери, когда Архангел Гавриил принес Ей благовестие о воплощении Сына Божия от Нее. Много раз приходилось дивиться: Дева, а Ей говорит Архангел о рождении Сына. Да и не просто­го человека, а Бога, Сына Божия. А что же Она? За­дала только один вопрос: "Как это может быть, если Я мужа не знаю?" "Дух Святый найдет на Тебя". Также совершенно непостижимо! Ссылается Архангел на Елизавету и зачатие ею Иоанна, будущего Предтечу. Но там не дева, а замужняя, и не Бога зачала та, а человека.

Оставалось только верить.

И Божия Матерь больше ничего не спрашивает, а только произносит: Я раба Божия! Да будет со мною по слову Твоему.

И отлетел от Нее Архангел. Воплощение совер­шилось.

А как? Она и Сама объяснить того не могла ни тогда, никогда. Так и читается Ей в акафисте: "Ра­дуйся, Свет неизреченно родившая! Радуйся, еже како (а как?) ни единого же научившая!"

Из этого величайшего в мире события мы науча­емся, что Бог в добре требует сначала нашего согла­сия. И со святыми Он поступает также. И никого не неволит. Если же мы заранее все предаем в Его волю, то Он уже все творит, как нам спасительно. И этот путь для нас — прекрасный и верный. Если же мы хотим, несмотря на Божие призвание нас, делать что-нибудь по своей воле, то Он и этому не противится, а попускает. Однако и тогда Он своим благим Про­мыслом поправляет наши ошибки и самое зло на­правляет к благим последствиям.

О, сколько тому примеров в нашей жизни! Иной раз кажется, что события наши складываются неожи­данно, будто бы случайно для нас: и только после — открытие, что они для нас спасительны.

И тогда невольно скажешь: Слава Богу! И будешь веровать сильнее в Благой Промысл Его! И станешь больше надеяться на Его Волю.

И чем дальше, тем больше. И постепенно человек дойдет до того, что сам охотно будет просить: "Да будет воля Твоя!" Даже он будет опасаться своей воли, не хотеть ее, ибо не видит добра в ней. Он во всем будет искать Божией воли.

Теперь естественно ставится вопрос: а как узнать, в чем же воля Божия?

Разные ответы даются духовными отцами. Иные говорят, спроси у старца святого. А если таких не видно? Спроси и не у святого, а только "не оставай­ся один", говорит епископ Феофан Затворник (см.: "Что нужно покаявшемуся и вступившему на путь спасения?"). Иные скажут: молись, и Господь откро­ет тебе волю Свою. И это хорошо. Я же думаю: и не нужно пытать волю Божию! А только жить, как жи­вется, говоря попросту, ведь Господь постоянно пе­чется о нас и руководит нами. Живи же, как склады­вается самая жизнь, самая обстановка ее. Она скла­дывается Божиим Промыслом! Тогда и спрашивать не придется. И пытать нечего будет. Конечно, если есть у кого вопросить, спроси его. Тут уж одно то хорошо, что ты не на себя надеешь­ся, а спрашиваешь другого. Самое послушание — во благо тебе. И за одно это смиренное вопрошение Бог сотворит волю Свою с тобой.

Припоминается из истории отцов такой пример. Один подвижник не мог понять некоего вопроса. Молился — Господь не открывал. Постился — не было ответа в душе. Тогда он решил сходить к ближнему старцу. И только что закрыл дверь своей пещеры, как ему явился Ангел от Бога и объяснил непо­нятное.

"Почему же ты, — спрашивал подвижник, — не приходил, когда я молился, постился?" "Потому, — ответил Ангел, — что Бог хочет, чтобы люди спаса­лись вместе" (лишь бы не один).

Это и смиреннее, и любвеобильнее, и богоугоднее поэтому самому.

Еще воля Божия может быть познана чрез нрав­ственные последствия: покаяние и скорби. Если же задуманное надмевает нас, возвышает, самооболь­щает, то никак не принимать. Иногда враг, говорит святой Макарий Египетский, подделывается к нам под добро: к твердому под его твердость, ревность, к доброму, сердечному — под его доброту, делая его мягким, слабым; подделывается даже под молитву, под смирение. Примеров много. Поэтому лучше воп­рошать опытнейших. Но если таковых нет вблизи, то посоветуйся с одним, а то и с двумя друзьями по Боге. Самое простое: спроси у приходского духовно­го отца; он, может быть, сам и не очень уж свят, но ради твоей веры и смирения Господь откроет через него волю Свою.

Но вот некоторые употребляют особый род гада­ния: открывают Евангелие и попавшийся на глаза стих считают откровением от Бога. Иногда Господь и таким путем открывает волю Свою, но это рискованный способ, не следует им пользоваться. Есть со­весть, есть молитва, есть рассудительность, есть друг; с надеждой обратись к этим путям.

И если ты даже ошибешься в чем, но искренно и по нерассудительности своей, Господь исправит.

И лучше ошибиться, чем гадать по слову Божию. Враг запнет тебя на этом!

Так же святые отцы не советуют верить видени­ям, снам, святошам, мнимым пророкам и пр. Осто­рожность здесь будет только благословенна Богом, ибо она проистекает не из недоверия к божествен­ным вещам, а именно из обратного: как бы не оши­биться? Как бы не принять тьму за свет? Диавола за слугу Божия? И сам сатана, говорит апостол Павел, иногда принимает вид ангела света (2 Кор. 11, 14).

Не нужно и метать жребий о чем бы то ни было. Вот один из верных способов познать волю Божию: мир на сердце. Если его нет, то усумнись в предпри­нимаемом деле и в сомнении воздержись, советует святой Афанасий Великий. Впрочем, епископ Фео­фан Затворник предупреждает: истинному добру пред­шествует или сопутствует и некая скорбь, трудность, искушение: это от врага. Тогда, если нет таких скор­бных признаков, не очень доверяйся своему намере­нию или "пожди" Божиего гласа. Ибо доброе всегда приобретается с трудом: "Царствие Божие нудится", с усилием приобретается.

Но все это уже подробности, а Спаситель в Своей Молитве указал нам существенное. Впрочем, святые отцы по опыту дают добрые советы. Однажды старцы пришли к Антонию Великому. Он спросил их, чего они достигли за многие годы подвига. Один говорил о необыкновенной молитве, другой о творении чу­дес, третий о видении Ангелов. Святой Антоний ска­зал им: "Не великое дело творить чудеса, не великое дело видеть Ангелов, великое дело видеть свои гре­хи!" Но о грехах — в 5-м прошении.7.

В заключение истолкования этого прошения мы без труда можем заметить, что хотя оно требуется и на земле, но целью своей имеет опять-таки небо, Бога.

Мы этим прошением хотим, чтобы в нас твори­лась воля Божия, а она в том заключается, чтобы мы желали и делали то, чего Бог желает от нас. А он может желать того, чтобы мы спасались и готовились на земле к Царству Небесному, то есть к жизни у Бога, с Богом, Божьей жизни, или короче, опять к Богу! Так и в Евангелии говорится Господом Хрис­том, что Он уже не будет больше пить от плода ви­ноградного, пока не наступит Царствие Отца, когда Он будет пить с учениками вино новое, то есть не­что божественное, нам еще неведомое (Мф. 26, 29).

И Церковь на Пасху воспевает Ему (на 9-й песни канона) "О Пасха велия и священнейшая, Христе! О, Мудросте, и Слове Божий, и Сило! Подавай нам истее (истиннее, ибо все земное еще не истинное, не настоящее, а лишь тень будущего) причащатися в невечернем дни Царствия Твоего".

И апостол Павел говорит: это будет, когда и Сам Сын, Христос Господь, покорится Отцу Своему, Покорившему Христу всяческая (1 Кор. 15, 28).

"... ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ" "..ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ, ЯКО НА НЕБЕСИ И НА ЗЕМЛИ..." "... ХЛЕБ НАШ НАСУЩНЫЙ ДАЖДЬ НАМ ДНЕСЬ"