На главную
страницу

Учебные Материалы >> Основное богословие.

Архиепископ Михаил (Мудьюгин). ВВЕДЕНИЕ В ОСНОВНОЕ БОГОСЛОВИЕ

Глава: III. МИРОВОЗЗРЕНИЕ И РЕЛИГИЯ

1. Мировоззрение, его становление и феноменология

По вхождении в этот мир у человека уже в раннем детстве представления об окружающих его предметах и явлениях форми­руются в некоторую систему, включающую множество взаимосвя­зей, подчиняющихся основным закономерностям.

Из этих взаимосвязей первично воспринимаются и усваивают­ся (преимущественно на подсознательном уровне) те, кои влияют на самочувствие ребенка, способствуют им или, наоборот, мешают удовлетворению его потребностей, его насыщению, его потребности в тепле. Как известно, наиболее ярко воспринимаются негативные ощущения, боль, дискомфорт. Голод, жажда, холод, сырость — вызывают, как правило, реакцию ребенка в виде плача, беспокой­ных, рефлекторных телодвижений.

Первая закономерность, которую он очень быстро интуитивно усваивает, это законы ассоциативности и причинности. Так, при­ближение к материнской груди вызывает представление об удо­вольствии, получаемом от процесса еды, а заунывная колыбельная, повторение которой совпадает с состоянием утомленности, ассоци­ируется с рефлексом сна. Устранение дискомфорта после плача вызывает подсознательное усвоение, а потом запоминание причин­ной связи между громким плачем и его позитивно переживаемым следствием, будь то насыщение, смена пеленок, возможность полу­чить свободу телодвижений или удовлетворение других физиоло­гических потребностей.

Осознание реальных взаимосвязей между впечатлениями, яв­ляющимися результатом событий в среде обитания, происходит много позднее и нередко носит единично-случайный характер. Так, если с действием силы земного притяжения ребенок практи­чески знакомится, впервые уронив на пол игрушку, и продолжает испытывать ее действие на себе при падениях, то свойство огня причинять боль познается обычно в результате личного опыта, однако случайного, как правило, единичного и притом много более позднего.

С развитием ребенка у него создается устойчивая презумпция причинности: сначала интуитивно, а потом все более осознанно он не только связывает явления и факты с какими-то причинами, след­ствием коих они в его сознании являются, но и приобретает уверен­ность, что определенные действия, поведут к определенным резуль­татам. Эта уверенность лежит в основе собственной целесообразной деятельности ребенка, способность к которой возникает очень рано на инстинктивно-рефлекторном уровне и которая, однако, с разви­тием интеллекта все более осмысливается.

Имея опыт болевого ощущения в результате материнского шлепка, ребенок легко усваивает причинно-следственную связь между уда­ром и болевым ощущением, возникающим как его следствие. Испы­тывая недовольство поведением матери (которая, скажем, недоста­точно быстро реагирует на жалобы ребенка, не устраняя его диском­форта) и в какой-то степени копируя действия матери, ребенок «наказывает» ее, хлопая руками по лицу, по рукам и как придется. В дальнейшем такое активное проявление недовольства закрепляет­ся как навык, и ребенок, если со стороны родителей не будут при­няты меры, может вырасти драчуном, а в перспективе и хулиганом. Подобных примеров можно привести множество.

Естественный, можно сказать, насущный интерес к причинно-следственным связям, наличие коих обусловливает жизнеотправления и условия существования ребенка, к трех-четырехлетнему воз­расту (а иногда и раньше) перерастает в здоровую любознательность.

Ребенок «засыпает» взрослых вопросами, т.е., пользуясь усво­енными речевыми навыками, стремится ускорить начавшийся с момента рождения процесс сначала инстинктивно-рефлекторного, а затем и сознательного познания окружающей действительности. Наряду с вопросами онтологического и семиотического порядка ( « Что это такое?», «Как это называется?») ребенок все чаще задает воп­росы, ответы на которые должны вскрыть в его представлениях причинно-следственные связи между воспринимаемыми им предме­тами и процессами. Усвоив как непреложную закономерность, что окружающие его, главным образом бытовые, предметы кем-то изго­товлены, нередко начинают существование прямо на его глазах (про­стейшие игрушки, предметы обихода, тот же электрический свет, включаемый воздействием на выключатель), ребенок постепенно переходит в своих вопросах из бытовой сферы в сферу природных явлений, спрашивая: «Кто сделал солнце?», «Как держатся облака на небе?», иногда даже — «Как я появился на свет?».

Подобного рода вопросы, как легко понять, свидетельствуют о достижении ребенком достаточной зрелости, позволяющей ему воспринять и усвоить в соответствующих ответах положения мировоз­зренческого характера. Нередко эти ответы надолго, иногда на всю жизнь, определяют представления, а впоследствии и убежденность ребенка в метафизической сфере, т.е. определяют его взгляды и представления на наличие (или отсутствие) причины бытия окружа­ющей природы, на реальность (или иллюзорность) духовного нача­ла в нем самом и во всем мире, на выходящую за пределы возможной опытной проверки конечность (или бесконечность) всего космоса, входящего в объем представлений ребенка в виде воспринимаемых им природных объектов (небо, земля, солнце, звезды, горы, море, реки и т.д.) Таким образом формируется мировоззрение ребенка, дополняемое, развиваемое и закрепляемое в дальнейшем процессе изучения естественных наук, литературы, а в условиях религиозно­го воспитания также сведений вероучительного характера.

Наряду с восприятием и усвоением объектов окружающего мира во всей их взаимосвязанности, ребенок с самого раннего возраста проявляет способность оценки всех явлений окружающей действи­тельности, в первую очередь тех, которые непосредственно на него воздействуют, вызывают, как отмечалось выше, комфортное или дискомфортное состояние.

На первых порах эта оценка имеет биологически обусловленный эгоистический характер: все, что доставляет физическое удовлетво­рение, устраняет болевые или просто дискомфортные ощущения, оценивается позитивно; все, что вызывает боль или дискомфорт, — негативно.

Блаженный Августин рассказывает, что, по его наблюдениям, двое близнецов, помещенных одновременно у материнской груди, отталкивали друг друга, и в их взглядах можно было усмотреть недовольство и даже озлобленность39. В дальнейшем биологический эгоизм ребенка подпадает под действие ряда ограничивающих его и противодействующих ему факторов; таковыми являются требова­ния со стороны окружающих людей, прежде всего со стороны родителей, все более осознаваемые отрицательные последствия безудержного удовлетворения своих желаний (например, боли в животе в результате переедания), ограничения, связанные с необ­ходимостью считаться с потребностью и желаниями других детей, что в многодетных семьях вступает в силу с самых первых дней жизни ребенка, наконец, восприятие и усвоение (это на сравни­тельно более позднем этапе развития) определенных нравственных норм, не только внушаемых, но и закрепляемых навыками соответ­ствующего поведения (например, совершаемое сначала по инициа­тиве взрослых, а потом и самостоятельно угощение членов семьи, гостей подаренными конфетами и другими лакомствами, совмест­ное пользование игрушками и т.п.)

В дальнейшем к этому присоединяется восприятие и усвоение тех или иных этических норм, внушаемых в процессе нравственного воспитания. Таковое может и должно осуществляться в семье, в школе при помощи соответствующей литературы, кинофильмов, телевизионных передач и т.п.; «может и должно», к сожалению, не означает, что оно осуществляется в каждом отдельном случае или даже в большинстве случаев.

 

2. Типология мировоззрений

Следует со всей категоричностью отметить, что усвоение и накопление информации само по себе не обеспечивает формирова­ние мировоззрения: мировоззрение людей с одинаковым объемом усвоенной информации может быть совершенно различно: то же можно сказать о культурном уровне, который находится в тесной связи с объемом информации. Среди людей, убежденных в бытии Божьем (равно как и среди атеистов), можно встретить людей как малокультурных, так и стоящих на высотах интеллектуального развития. Мировоззрение является продуктом прежде всего раци­ональной духовной деятельности, но становление мировоззрения протекает под неизбежным влиянием эмоциональных и волевых факторов.

В наибольшей степени мировоззрение определяется фактором, отличным от мировоззрения, но тесно с ним сопряженным, а именно степенью религиозности. Полноценная, истинная религиозность совместима только с одним мировоззрением, а именно — с теизмом (от Θεος— Бог). Нулевая религиозность сожительствует с любым мировоззрением (в том числе, как это ни кажется парадоксальным, и с теизмом), но наиболее логично совмещается с атеизмом.

Связь религиозности с теистическим мировоззрением настоль­ко, однако, сильна, что приводит нередко к смешению понятий «религии» и «мировоззрения». Определение религии знакомо чита­телю из главы «О сущности религии». В отличие от религии, которая известна нам как двусторонняя активная связь между Богом и чело­веком, мировоззрение есть не что иное, как личное суждение чело­века об основных взаимосвязях бытия, рассматриваемых с пози­ций причинности и целесообразности. В числе этих основных взаимосвязей первое место занимает проблема причины существования всего доступного нашему восприятию мира, а также наличия (или отсутствия) в этом бытии целесообразности. Проблема целесообраз­ности сопряжена с так называемой моральной оценкой отдельных действий и всего поведения отдельных субъектов и даже человече­ства в целом. Мировоззрение у многих представляет собой осознан­ную и усвоенную философскую систему представлений и суждений, однако у большинства оно имеет интуитивный характер, а возмож­ность и степень осмысления и систематизации присущих тому или иному человеку представлений и суждений зависит в очень большой степени от интеллектуального уровня, от духовной одаренности, от восприятия и условий жизни. Множество свойственных отдельным индивидуумам мировоззренческих схем поддается группировке по принципу ответа на основные вопросы, иначе — на попытки разре­шения упомянутых главных проблем.

Ответ  первый.  Причина бытия видимого (материального) мира, т.е. космоса в целом и каждой его части, каждого из его элементов, находится вне материального мира; она сама нематери­альна, личностна и, сотворив мир во времени, его «содержит», о нем «промышляет», т.е. поддерживает и осуществляет связь всего тварного мира с собой.  Эту причину именуем Богом (в поли­теизме — божествами)40, а само мировоззрение, включающее такое представление о мире и его первопричине, называется, как уже упоминалось, теизмом.

 

Кто все Собою наполняет, волнует, зиждет, составляет; Кого мы называем — «Бог».

                                                                                                                 (Г. Р. Державин, ода «Бог»)

 

Признание сопряженности мира с его Первопричиной, т.е. с Богом, делает для атеиста возможной религию, т.к. религия в дан­ном случае не противоречит мировоззрению, а, наоборот, является его логическим следствием, использованием предоставляемых им возможностей, а именно — реализацией предусмотренных теисти­ческим мировоззрением конкретных связей и взаимоотношений между Богом и человеком.

Ответ второй. Совсем иной идея Бога представляется деисту. Убежденный в бытии Бога — Творца всего видимого мира — деист отрицает возможность какой-либо связи с Ним. По мнению деиста, сотворив мир, снабдив его законами, запрограммировав его разви­тие, Творец предоставляет мир его закономерностям, на его судьбы не влияет и Себя открывает только как «Сущий», как Первопричина всякого бытия, но не как Законодатель, Промыслитель и Спаситель. Воздействие Бога на созданный Им мир в представлении деиста не имеет места, а обращение человека к Богу, какое-либо общение с Ним, тем более — получение от Него Откровения невозможно. Отсюда следует, что какое-либо религиозно-эмоциональное переживание на почве деизма исключается. Среди видных деятелей науки, филосо­фии, искусства, многие были деистами: таковы Ф. Бэкон, А. Эйн­штейн, отчасти Ч. Дарвин и многие другие.

Деизм широко распространился среди номинальных христиан, которых много во всех слоях общества. Даже если такие христиане традиционно исполняют религиозные действия, т.е. венчаются, крестят детей, иногда (преимущественно по большим праздникам) даже посещают храмы, они все же остаются деистами, поскольку активная связь с Богом в молитве, в восприятии Слова Божьего у них отсутствует.

Ответ третий дается пантеистам, которые вообще отрицают бытие Бога как Личности и утверждают, что ощущают божество только в природе, которой оно и присуще. Причина бытия матери­ального и духовного мира по взгляду пантеистов не отлична от мира, и сам мир не является внешним к его Причине, т.е. к Богу (как утверждаем мы, теисты), но причина существования мира в нем самом, онтологически ему присуща.

Нетрудно видеть, что такое сопряжение мира с Богом, доходя­щее у многих пантеистов до полного отождествления, является не чем иным, как обожествлением мира, что роднит пантеизм с грубыми модификациями язычества. Именно таковы пантеистичес­кие тенденции буддизма. Представление о мире как о некоем одушевленном организме было свойственно уже приверженцам брахманизма, в недрах которого в V веке до Р.Х. зародился буддизм. Брахманизм видел основу всего в Атмане (мировой душе) или иначе в Браме, а Все, т.е. мир во всем его многообразии — результат самораскрытия Брамы. Буддизм в свою очередь довел такое представление о мире до признания его призрачности: мир, согласно буддистским представлениям, есть майя, т.е. мучитель­ный фантом или призрак, от которого можно освободиться погру­жением в блаженную нирвану —  состояние полной свободы от ощущений, желаний и каких-либо других переживаний, к чему и следую человеку стремиться, если он хочет освободиться от прису­щего миру страдания.

Из наиболее известных носителей и провозвестников пантеис­тического учения следует упомянуть Джордано Бруно и Спинозу (эпоха Ренессанса), а из числа более поздних — Ф. Шлейермахера и Штрауса (XIX век). Если пантеизм приводит своих приверженцев к атеизму (в теории это происходит часто, а в жизненной практике — всегда), то Шлейермахера можно считать исключением; привержен­ность к нравственным традициям, к нравственным позициям хрис­тианства и церковно-пастырская деятельность лишали его пантеис­тические построения какой-либо последовательности, что можно легко проследить в его богословских трудах.

Четвертый ответ дает атеизм, мировоззрение, диаметрально противоположное теизму и имеющее после него наибольшее рас­пространение.

Атеизм   (греч.   безбожие)   есть  полное  отрицание  бытия Божьего.

Хотя и известны попытки построения атеистической концеп­ции на основе субъективного идеализма, однако наиболее система­тизированным и последовательным следует признать материалис­тический атеизм» В данном случае атеизм выступает не как само­стоятельная мировоззренческая концепция, а как частное положе­ние материалистической системы. В самом деле, материализм, отрицающий бытие чего-либо за пределами чувственного восприя­тия, исключает возможность существования мира духовного, нема­териального и потому чувственному восприятию недоступного.

Отрицая бытие Божье, утверждая человеческое происхождение самой идеи Бога, последовательные материалисты отрицают также существование духовного начала (души) в человеке, догматически утверждая, что все функции человеческой личности, не поддающи­еся непосредственному чувственному восприятию — мышление, эмоции, волевые импульсы — могут быть путем научного антропо­логического исследования сведены к материальной феноменологии. «Мозг выделяет мысль так  же, как печень —желчь», —утверждал философ XVII-XVIII вв. Кабанис; «человек есть то, что он ест», говорил Л. Фейербах.

Столкнувшись, однако, с реальной невозможностью свести всю психическую деятельность человека к явлениям материального по­рядка, убедившись в неудаче попыток материалистически раскрыть даже общепризнанную взаимосвязь биохимии мозга с психической деятельностью, материалисты в течение последних двух столетий отошли от последовательного материалистического примитивизма и вынуждены теперь признавать как существенное отличие психичес­ких явлений от физических (см. Ленин В. И. Философские тетра­ди), так и реальность духовной жизни, с материалистических пози­ций не поддающейся объяснению. Материализм, стремясь довести до непререкаемости свой авторитет (а следовательно, и присущий ему атеизм), демагогически претендует на якобы ему одному прису­щую научность, игнорируя очевидный факт безбрежного плюрализ­ма существующих мировоззренческих позиций, во многих случаях развившихся в философские системы, каждая из которых, как пра­вило, исключает все другие. Здесь материалисты спекулируют на авторитете научного познания мира, с которым любая философская система отнюдь не может отождествляться, ибо объектом научного познания являются реальности, а то или иное мировоззрение пред­ставляет собой попытку приведения этих реальностей во взаимосвя­занную систему, попытку, выходящую за пределы возможностей научного познания. Можно сказать, что особенности философских систем в большей степени зависят от субъективных свойств мышле­ния философов, чем от объективных свойств тех реалий, которыми их мышление оперирует.

Именно этим объясняется существование множества взаимопро­тиворечивых философских систем, за каждой из них стоят имена незаурядных, а нередко и великих мыслителей, философское даро­вание которых исключает возможность относиться к любой из этих систем с предвзятым пренебрежением, независимо от степени наше­го с ней согласия или несогласия.

Как легко заметить, теизм и атеизм — два полюса, между ко­торыми можно расположить более близкий к теизму деизм и более близкий к атеизму пантеизм.

Если вспомнить, что теизм — мировоззрение основное, изна­чальное, т.е. присущее человеку с его сотворения, а остальные ми­ровоззренческие установки возникли много позднее, можно прийти к постановке вполне закономерного вопроса: что явилось причиной их появления, внедрения и распространения?

Ответ мы находим в словах Христа, обращенных к Никодиму: «Люди более возлюбили тьму, нежели свет; потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы» (Ин3:19-20).

Отпав от Бога, омраченные грехом, утратившие естественную склонность к добру, а следовательно, к Богу как источнику добра (ведь «душа человека по природе — христианка», как писал Тертул­лиан), люди стали формировать мировоззрение, которое не обличало бы их, не вступало в противоречие с их природным божественным призванием, а наоборот, создавало бы для их греховности благопри­ятные условия. Самым в этом отношении оптимальным для погря­зающих в грехе оказывается атеистическое мировоззрение. С потря­сающей силой художественного проникновения это осознал и выра­зил в своем романе «Братья Карамазовы» Φ. Μ. Достоевский, когда устами Ивана Карамазова он высказывает мысль, что «если Бога нет, то все позволено». Таким образом, атеизм предстает перед нами как порождение греха, имеющего тенденцию не только внедрения в человеческую душу, но и создания себе в ней максимального ком­форта. Невольно вспоминается повествование Спасителя о нечистом духе, который, возвратясь в оставленного им человека, «находит его незанятым, выметенным, убранным» (Мф 12:44).

Разумеется, имеет место и обратное воздействие: атеистическая убежденность содействует развитию греховности, так что рацио­нальная функция духовной деятельности, к сфере которой непос­редственно относится выработка и усвоение мировоззрения, здесь сопряжена с эмоциональными переживаниями, являющимися, как правило, теми вратами, проникая через которые, грех овладевает человеческой душой.

Можно с достаточной степенью обоснованности смотреть на деизм и пантеизм как на промежуточные стадии развития атеисти­ческого мировоззрения. Деизм признает в божестве личностное на­чало, но, отрицая возможность какого-либо общения с ним, тем самым отрывается от теизма и лишает саму идею Бога всякой про­дуктивности: решение проблемы бытия Божьего для деиста стано­вится по существу безразличным, как безразлична бывает часто для взрослого человека судьба его отца, с которым он разлучился сразу же после рождения.

Дальнейшим шагом в направлении к атеизму оказывается пан­теизм, где понятие божества утрачивает личностность и потому само божество является безликим и сокрытым за окружающей человека материальной реальностью. Будучи для пантеистов неразрывно со­пряженным с природой, божество оказывается ниже человека, т.е. по сравнению с ним менее совершенным. Тем самым человек возво­дится на вершину всего существующего, представляется «мерой всех вещей» и, обоснованно предаваясь сатанинской гордыне, утрачивает всякий стимул для своего духовного развития и самосовершенство­вания. А так как духовная жизнь никогда не закостеневает, никогда не бывает абсолютно статична, то при отсутствии стимула развития к совершенству она неизбежно деградирует; утрачивая возможность приближения к Богу, т.е. развития в добре, душа удаляется от Него , что в нравственно-эмоциональном аспекте проявляется в возраста­ющей греховности, а в аспекте рациональном — в формировании атеистического мировоззрения.

 

3. Краткий обзор политеистических религий

Как было показано в главе «Сущность религии», в религиоз­ное переживание вовлекается человек во всей его психофизической целостности. Религия немыслима без рациональной предметности (обычно выступающей в форме догматики и богословского раз­мышления), эмоциональной приподнятости (доходящей обычно до той или иной степени воодушевления, а иногда — даже экстаза), нравственной ответственности за свое духовное состояние и поведе­ние. Как правило, религиозное переживание находит себе и внеш­нее выражение, именуемое обычно культом. Это разнообразные религиозно обусловленные действия и относящиеся к ним нормы, правила и обычаи, имеющие внешний, материальный характер, как то: обрядовые действия, режим питания, разного рода омове­ния и очищения, религиозно мотивированное регулирование труда, семейной жизни и многое другое.

В разных религиях все это, т.е. все духовные и физические проявления религиозного переживания весьма разнообразны, не говоря уже о том, что и в рамках любой отдельно взятой религии поведение и состояние ее приверженцев тоже чрезвычайно плюра­листично, хотя между ними можно установить большое сходство (а иногда даже тождество), обусловленное их общей религиозной принадлежностью. Так, религиозные переживания, равно и их внешнее выражение (культ), более или менее характерные для всех приверженцев ислама, существенно отличаются от религиоз­ности и тем более культа христиан и иудеев.

Многочисленны случаи религиозности без принадлежности к той или иной религии41. Примерами могут служить Л.Н. Толстой, Рабиндранат Тагор, А. Эйнштейн, Вольтер и многие другие. Как правило, причинами такого безрелигиозного состояния религиоз­ных по существу людей являлись неудовлетворенность религией (чаще всего — религиозной организацией), в недрах которой они получили воспитание,  или отсутствие религиозного воспитания вообще при наличии возникшей все же по какой-то причине рели­гиозности.

Эти случаи мы пока оставляем в стороне и в дальнейшем будем говорить лишь об организационно оформившихся религиях, т.е. о разных видах религиозной принадлежности, каждый из которых включает определенное вероучение (догматику), религиозно-нрав­ственные нормы, культ и характер мышления. Обычно, наличие всех этих элементов сочетается с организационным объединением приверженцев данной религии, осуществляющих отправление куль­товых действий, сохранение, разъяснение, раскрытие и передачу следующим поколениям вероучения, а также разработку и внедре­ние религиозно-нравственных норм и рекомендаций, равно как и надзор за их выполнением.

Все существующие или исторически известные религии (за исключением буддизма42) обращены к личностному божеству (к одному или многим). В сущности, общение с божеством, являющееся сре­доточием религиозного переживания, предполагает существование личного, разумного, обладающего самосознанием, способностью к общению, божества (одного или многих).

При обзоре существующих в настоящее время (так называе­мых живых) религий удобно пользоваться схемой, приведенной в конце главы.

Все монотеистические религии основой своей имеют веру (убеж­денность) в существование единого Бога. Все, что вне Бога, есть Его творение, подчинено Его воле, и бытие этого «всего» (мира видимого и невидимого) обусловлено волей единого Бога.

«Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор 6:4), — таково основное положение иудаизма. «Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро» (Пс 103:24). «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт 1; 1) — в этих основополагающих высказываниях излагается представление иудаизма об отношении всякого внебожественного бытия к Богу; это отношение творения к своему Творцу, к единственной Первопричине всего: «Словом Гос­пода сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их ... Он сказал и сделалось; Он повелел, — и явилось» (Пс 32:6,9).

Окруженный языческими народами, исповедовавшими полите­изм в его разных вариантах, подпадая под их влияние, многие из древних иудеев не решались отрицать реальность языческих бо­жеств (Пс 137:1; 46:1; 96:7), но и в этом случае рассматривали их как существа несопоставимо низшие, Израилю враждебные и в проти­вопоставлении Богу — ложные: «Велик Господь и достохвален, страшен Он паче всех богов» (Пс 95:4). Идололатрия язычников, доходившая в крайних формах до полного обожествления изваяний, изображений или предметов природного происхождения, давала израильтянам (позднее иудеям) обильный материал для несконча­емых насмешек и даже издевательств: «Их идолы — серебро и золото, дело рук человеческих. Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат ... Подобны им да будут делающие их и все, надеющиеся на них» (Пс 113:12-16).

Христианство, как известно, возникло в иудейской среде и полностью усвоило и подтвердило идею единобожия.

Речь апостола Павла в афинском ареопаге является своего рода исповеданием христианского монотеизма, имеющим к тому же явно антиязыческую, миссионерскую направленность: «Бог, сотво­ривший мир, и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам давая всему жизнь и дыхание и все ... ибо мы Им живем и двигаемся и существуем» (Деян 17:24-25,28). Характер этой проповеди совпадает с аналогичным выступлением апостолов Варнавы и Павла в Антио­хии (Деян 14:48-50), так что его можно считать типичным для апостоль­ской проповеди вообще, в которой тринитарное учение никогда не противопоставлялось строгому единобожию, а органически (мы скажем теперь — диалектически) с ним сочеталось.

Наиболее поздняя монотеистическая религия — ислам — провозглашает в постоянно повторяемой декларации: «Нет Бога, кроме Бога»; единство Божье — основное положение мусульманс­кой догматики43.

Гораздо более разнообразны и многочисленны политеистичес­кие религии. Их изучение ведется давно и будет, несомненно, про­должаться в дальнейшем. Многообразие политеизма, на наш взгляд, является следствием его фантастичности. Между тем как основной принцип монотеистических религий — единобожие имеет Откро­венное происхождение и, следовательно, соответствует объективной реальности — истине, сам принцип политеизма — ложен и потому широкий простор предоставляет фантазии, имеющей, как известно, весьма субъективный, а в социальном плане — плюралистический характер. С современным язычеством (так издревле принято в хри­стианстве именовать политеистические религии) христиане начали широко знакомиться с эпохи «великих открытий», т.е. с конца XV — начала XVI столетий. Путешествия Колумба, Васко да Гама, Кука, Магеллана и многих других, носившие частично завоевательный, частично коммерческий характер, имели своим результатом все более тесные контакты с туземным населением «открываемых» террито­рий. Знакомясь с бытом, нравами, языком аборигенов, европейцы получали некоторое представление и об их религиозных верованиях. За завоевателями и коммерсантами последовали ученые-иссле­дователи (этнографы, географы, антропологи и др.) и миссионеры. Легко понять интерес к религии туземцев, если учесть ее громадное значение в их быту; для миссионеров ее изучение имело даже про­фессиональное значение.

Отмечая прежде всего уже упоминавшиеся всеобщность и раз­нообразие языческих верований, исследователи собрали громадный материал, подвергнутый в дальнейшем научной систематизации и обработке. Было установлено, что в разных странах на разных континентах существует большое разнообразие мифов, культов и религиозно-нравственных норм. Нередко различия наблюдались даже между верованиями соседствующих племен.

Наряду с разнообразием отмечалось также в качестве повсеме­стной общей черты политеистический характер религиозности са­мых различных народностей и племен. Кроме того, наличествуют и другие обобщающие групповые признаки, помогающие класси­фикации.

Очень многим свойственен анимизм, т.е. воображаемое оду­хотворение природных объектов, и явлений, приводящее к тому, что в сознании анимиста весь мир как бы наполняется духовными существами, не только проявляющими себя в природе, но и влия­ющими на человеческие судьбы. Развитием анимизма можно счи­тать разновидность примитивной религии, которую известный ис­следователь Тиле называл спиритизмом. Это установдение связи между одухотворенной природой и человеческими душами, кото­рые, покидая тело, якобы переселяются в различные материальные предметы. Убеждение в существовании души по выходе ее из тела приводит к почитанию душ умерших предков. Так угро-финские племена почитают священные камни — сейды, в которые вселя­лись умершие предки («сейда» — покойник)44. У индейцев (разных племен) — вся природа, животные, растения и даже неодушевлен­ные предметы населены живущими в них духами, одни из них относятся к человеку враждебно, другие — дружелюбно. Отноше­ние это непостоянно и может меняться в зависимости от поведения человека и даже целых групп. Отсюда тотемизм, широко распро­страненный среди коренных жителей Северной Америки вплоть до последнего времени.

Тотемизмом называется формация сравнительно высокого раз­вития анимизма, наблюдавшаяся, кроме индейцев, также у австра­лийцев, полинезийцев и других. В этом случае имеет место почита­ние (как правило, не носящее характера обожествления) тотема, т.е. покровителя уже не отдельных лиц, а целого рода или племе­ни. Тотемом может быть определенный вид животного, реже — растений45. Непочтение к тотему, с которым каждый член рода считает себя пожизненно связанным, является преступлением, вле­кущим за собой суровое наказание (смертную казнь, иногда — изгнание из племени).

Параллельно с анимизмом и тотемизмом широкое распростра­нение получил и почти повсеместно (особенно в Центральной Аф­рике) до сих пор наблюдается фетишизм. Под этим названием обычно понимается почитание отдельных природных объектов (чаще всего мелких и транспортабельных) как то: камни, раковины, облом­ки случайных предметов, кости и др. Согласно мнению большинства исследователей, фетиш оказывается предметом почитания не сам по себе (большинство ученых разделявших эту точку зрения, изменили свои взгляды), а потому, что в нем предполагается присутствие особого духа или таинственной силы (Роули, Тиле, Ф. Шульце, О. Кент и др.)

Такое понимание фетишизма сближает его с анимизмом. В самом деле, различие между анимизмом и фетишизмом сказывает­ся лишь в том, что под первым наименованием объединяются все виды поклонения стационарным природным объектам (по выраже­нию М. Мюллера — неосязательным, как то: небу, звездам, заре и т.д., и полуосязательным — горам, рекам, земле, морям и др.), а под вторым — природным объектам мелким, транспортабельным. Это дало основание Э. Тэйлору (1832-1917) считать фетишизм явлением производным от анимизма46. Заслуживает интереса образ­ное выражение Маркса,  назвавшего фетишизм  «религией чувственных вожделений». Фетишизм сохранялся и в других, более сложных религиях. Так, например, богиня Кибела в Передней Азии почиталась в виде большого черного камня, перемещаемого на колеснице. Даже в монотеистических религиях, в частности в христианстве, элементы фетишизма до сих пор бытуют в сфере народного благочестия, проявляясь как суеверия, имеющие, одна­ко, у многих верующих (преимущественно католиков и православ­ных) авторитет иногда не меньший, чем возвещаемые Церковью Откровенные Истины. Таково применение амулетов, ладанок, « на­говоренных» талисманов и т.п.

Гораздо более сложной религиозной разновидностью является идололатрия. Основным формальным признаком, отличающим идололатрию от фетишизма, анимизма и родственных им религиозных формаций, является наличие идола, т.е. искусственно изготовленно­го священного объекта Обожения, почитания, поклонения и служе­ния. Идололатрию можно считать уже сформировавшимся зрелым политеизмом, обладающим развитой мифологией, довольно слож­ным культом и религиозно-освященными нравственными требова­ниями, имеющими характер заповедей и норм, охватывающих самые разнообразные жизненные ситуации. В развитой мифологии почти всегда можно проследить генеалогический и иерархический поря­док: одни боги занимают главенствующее положение (например, Зевс — Юпитер у греков и римлян; Ану, Бел и Еа в Вавилоне), другие — подчиненное, зависимое, вспомогательное, иногда враж­дебное (Зевс и Титаны).

Идолы весьма разнообразны по размерам (от «карманных», переносных статуэток, до громадных статуй, как, например, в Карфагене и Египте), по художественности изготовления, по сво­ему значению. Идолам чаще всего придается человеческий, но нередко животный или полу животный облик (бык Апис в Египте, золотой телец у израильтян, соблазненных идолопоклонством (см. Исх32), кентавры у греков и т.п.)

Как правило, объектом обожествления являлся не сам идол, не изделие из камня, дерева или других материалов, а воображаемое более или менее духовное существо, изображением, символом, зна­ком которого служил данный идол.

Так было в языческой мифологии, сопряженной с примитив­ной, однако довольно отчетливо и почти повсеместно прослежива­емой своего рода языческой догматикой. Однако народные религи­озные представления, всегда имеющие, как известно, тенденцию к предельной конкретизации, чаще всего переносили свойства и способности, приписываемые в принципе более или менее отвлеченному божеству, на его изображение, на идола, и тогда в глазах наиболее примитивно мыслящих обожествлялся сам идол, засло­няя и даже подменяя свой отвлеченный прототип в сознании молящихся.

Так, согласно Книге пророка Даниила, даже персидский царь Дарий был твердо убежден, что статуя Вила ночью, в отсутствие людей оживала и съедала жертвоприношение. Потребовалось вме­шательство Даниила, чтобы разоблачить жрецов, приходивших целыми семьями и поедавших все приношения (Дан 14:1-22). Несомнен­но, что часто практиковавшиеся подобного рода жреческие обманы, в том числе прорицания оракулов, разного рода волшебства, низво­дили поклонение широких масс язычников на ступень примитивного обожествления произведений их собственных рук.

Именно таким примитивом представлялись языческие верова­ния израильским и иудейским пророкам; их литература изобилует насмешками над идолами, приверженцы которых наделяли их не только сознанием, но также могуществом, властью и другими способностями и возможностями   (Пс 134:15-16; Пс 113:12-16; Иер 16:19-20; ИС 11:19-20; 14:9-20).

Однако Ветхий Завет дает нам примеры и другого, символичес­кого, так сказать, более "возвышенного"  понимания политеистичес­ких верований, причем иногда, как уже отмечалось, священный автор даже не отрицает реальности божеств, символом которых являются идолы, а лишь настаивает на их ничтожестве в сопостав­лении с единым истинным Богом (Пс 96:7; Пс 85:8; 135:2; 95:4-5).

Еще более отчетливым было понимание язычества многими из христиан первых веков, которые, не отрицая реальности язычес­ких божеств, связывали их с христианской демонологией, зачисляя в сатанинское воинство. Основание для такого суждения христиане находили в повседневной жизни язычников, связанной так или иначе с религиозными ритуалами: распущенностью, включающей сакральный разврат и проституцию, освященной обычаями и рели­гиозными предписаниями жестокостью, во многих религиях дохо­дившей до человеческих жертвоприношений, у некоторых племен ритуальным каннибализмом, — все это возбуждало отвращение и приводило к мысли о действии демонических сил, которые через язычество со всеми его ужасами влекли к гибели отдельных людей и все человечество.

Обращаясь к приведенной ниже схеме, замечаем, что в одной группе с идололатрией под названием «мифологический политеизм» помещены ряд других существующих и имеющих значительное распространение религий: брахманизм, индуизм и другие. Из них брахманизм, распространенный почти исключительно в Индии, развивался в период, близкий к Р.Х., из ведизма — поли­теистической религии, сохранившей, однако, остатки еще более древ­него почитания единого высшего существа, владыки вселенной, которого именовали Азур (дыхание, жизнь), Дьякус (светлый), Питар (отец). Количество богов у ведистов постоянно увеличива­лось, причем опять-таки некоторые из них (Варуме, Агии) призна­вались главенствующими, другие — подчиненными.

Брахманизм заимствовал у ведистов основу культа, а также учительную, историческую и богослужебную письменность — Веды. Это учение явилось попыткой подвести под религиозные прояв­ления ведизма философскую систему, имеющую пантеистическую тенденцию. В священных книгах брахманизма разработано учение о Брахме (или Браме) как о сверхчувственной сущности, стоящей за миром явлений. Весь мир явлений носит призрачный характер («майя» ), порожден деятельностью Брахмы, или иначе — Мировой Души, есть его вечное саморазвитие. Согласно священным книгам брахманизма — Упанишадам, мир произошел через расширение Брахмы или излияния от него. Наивысшим благом является слияние с Брахмой; чтобы удостоиться этого, нужно восходить от низших ступеней 0ытия к высшим. Отсюда учение о переселении души, в результате чего смерть оказывается переходом из одного модуса бытия в другой47.

Надо различать философский брахманизм и практикуемый. Последний, восприняв многое из религиозных представлений и культовых форм ведизма, преобразовался в современный инду­изм, явившийся результатом синтетической трансформации более ранних религий, ведизма, брахманизма, буддизма и разнообраз­ных, часто не систематизированных народно-политеистических ве­рований.

Индуизм сформировался в процессе ожесточенной борьбы брахманизма с появившимся в V веке до Р.Х. и господствовавшим в Индии целое тысячелетие буддизмом. Известный этнограф А. Ляй-ель дает индуизму довольно исчерпывающую характеристику: «По внешней своей форме индуизм есть фантастический политеизм, устанавливающий поклонение бесчисленным божествам, их изобра­жениям и эмблемам, а по внутреннему смыслу он — пантеизм, и все бесчисленные божества, все силы и предметы природы считаются только проявлениями всеобъемлющей божественной энергии, выра­жающейся в бесконечном количестве видов».

В качестве высших божеств почитается триада — Брахма, Виш­ну и Шива, у каждого из которых имеется богиня-супруга. Брахма представляется как мудрый творец, Вишну — бог милосердия, бес­конечно воплощающийся в разные образы, Шива — разрушитель­ное начало, бог болезней и смерти. Низших богов у индуистов бес­счетное количество, причем большинство их пользуется только ме­стным поклонением. Почитание верховных божеств тоже различно в разных регионах Индии, в частности Шиве поклоняются преиму­щественно на севере, а Вишну — в средних штатах страны.

Повсеместно распространено почитание священных животных — обезьян, коров, змей и др., растений (например, лотоса), некоторых рек (Ганг). Индуистский культ несложен и имеет очень много общего с древними политеистическими религиями других народов. Практи­куется (местами) ритуальный разврат, жертвоприношения (пре­имущественно растительного происхождения), аскеза до самоистя­зания. В качестве учительных, мифологических и богослужебных книг используются древнейшие Веды (на санскритском языке), унаследованные от брахманизма Упанишады, грандиозная поэма Махабхарата и др.

Теперь кратко упомянем древнюю религию синтоизм, распро­страненную в Японии, хотя в настоящее время в значительной сте­пени уступившую место там буддизму. Влияние буддизма было столь сильно, что с VI по XVIII вв. его можно считать господство­вавшим в Японии. Только в XVIII-XIX столетиях древняя религия синто («путь богов») возродилась и с 1858 по 1946 гг. была государ­ственной религией страны.

Синтоисты обожествляют солнце, различные явления природы, животных (например, лисиц) и растения. Наряду с таким натура­листическим культом существует культ предков, имевший большое значение для государственной жизни.

Большое распространение имело в недавнем прошлом Китая конфуцианство — религия, называемая по имени Конфуция (насто­ящее имя Кунг-Фу-Тсе, т.е. «учитель Кунг», 551-478 гг. до Р.Х.) От него (точнее от его учеников и родственников) осталось пятикнижие, где первая «Книга перемен» содержит наблюдения над явлениями природы и космогонические представления; вторая — историчес­кая, третья — «Книга песней», четвертая — история и описание обрядов и, наконец, пятая, написанная якобы самим Конфуцием, содержит своего рода хронику местных событий в княжестве Лу — родине Конфуция.

Наибольшей популярностью пользуется одна из глав «Истории обрядов», называемая «Великая наука», тоже приписываемая Конфуцию. Пожалуй, не меньшее распространение имеет книга « Учение о середине», приписываемая внуку Конфуция, содержащая глав­ным образом правила поведения.

Все творения Конфуция указывают на «небо» как на высшее бытие, основу и двигатель всего существующего. Таким образом, как считают многие исследователи (Легге, Мюллер), конфуцианство имеет характер натуралистического монотеизма, основанного на обоготворении природы. Небо, в представлении Конфуция, равно­значно понятию провидения, или рока, который управляет жизнью мира и судьбою всех людей. Понятие о целенаправленности откро­вения здесь отсутствует: «Небо не говорит; воля его обнаруживается в порядке событий, но не иначе». Наряду с почитанием неба имеет распространение культ духов, в частности — предков. «Благода­рить небо — первый долг человека, второй его долг — быть призна­тельным своим праотцам. Поклоняясь небу, мы поклоняемся и пред­кам». Однако главное значение имеют не вероучительные положе­ния, а культ, нарушение которого якобы грозит обществу всякими нестроениями. Обрядовые действия разработаны до мелочей, и в их исполнении видели даже залог государственного благополучия и благосостояния. Эти ритуалы распространяются на частную жизнь: предкам приносятся жертвоприношения, главным образом расти­тельные, в частности чай, курения и др.

Заканчивая этот краткий обзор политеистических (языческих) религий, считаю возможным установить наличие многих черт и особенностей, общих для большинства из них. Особенно это можно сказать об элементах анимизма и фетишизма, которые, как  мы имели случай упомянуть, встречаются в различных религиях, особенно, конечно, в политеистических.

 

 

 

 

ТИПОЛОГИЯ РЕЛИГИЙ

 

РЕЛИГИИ

 

 


Монотеистические                                     Политеистические

 


Иудаизм         Ислам                  Анимизм  Фетишизм  Тотеизм  Идололатрия

 


       Христианство                                          

 


                                                     Брахманизм    Египетский     Ассиро-        Греко-

                                                                              политеизм      вави-           римский

                                                     Индуизм                                  лонский       политеизм

II. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РЕЛИГИИ III. МИРОВОЗЗРЕНИЕ И РЕЛИГИЯ IV. ХРИСТИАНСКАЯ  ГНОСЕОЛОГИЯ