V. Потоп ¹

Необычайное долголетие патриархов было необходи­мо в первобытной истории человечества как для скорей­шего заселения земли и распространения полезных позна­ний, так и особенно для сохранения чистоты первоначаль­ного богопочтения и веры в данное первым людям обетование Избавителя. Патриарх каждого поколения мог передавать свои знания в течение целых столетий родона­чальникам других поколений, имевших, в свою очередь, передавать их далее в течение новых столетий. Так, Адам мог быть живым свидетелем первобытных преданий до са­мого рождения Ламеха, а отец последнего Мафусал — долговечнейший из людей — жил почти до самого потопа и умер за шесть лет до его наступления².

Но, с другой стороны, долголетие могло служить и удобнейшим средством умножения и распространения зла в человечестве. При необычайной редкости случаев смер­ти, с ее ужасами, совесть людей лишена была одного из страшнейших предостережений; затем, сообщество злых людей содействовало умножению зла и порока, а кажуща­яся отдаленность суда или избавления могла придавать смелость самому дерзкому неверию и кощунству. И вот, действительно, зло стало сильно разрастаться в мире; но высшего своего развития оно достигло вследствие смеше­ния между собою потомков Каина и Сифа, и именно, ког­да по грубому влечению чувственности «сыны Божии (по­томки Сифа) увидели дочерей человеческих, (из потомст­ва Каина), что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал». В это время земля была уже значи­тельно населена, но вместе с заселением ее распространи­лось страшное зло порочности и развращения. «И увидел Господь Бог, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во вся­кое время». Это, очевидно, была не простая порочность испорченной натуры, а всеобщее господство открытого и Дерзкого греха и восстания против Бога. От преступно сла­дострастного общения потомков Сифовых с потомками Каиновыми произошло поколение «исполинов на земле», слагаясь на свою силу, они внесли в человеческое общество ужасы насилия, бесправия, хищничества, сладострастия  и всеобщего неверия в обетование будущего избавле-ние. Когда поколение Сифа жило обособленным, остава­лась еще надежда на сохранение истинной религии и свя­занного с нею обетования, а теперь погибла и эта надеж­да, и оставался единственный исход для искоренения по­рока и неверия на земле — истребить все существующее человечество. И вот, при виде такого состояния людей, «раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь, истреблю с ли­ца земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю; ибо Я раска­ялся, что создал их». Как созданные одновременно с чело­веком и для человека, животные постоянно должны раз­делять участь человека.

Но волны порока еще не залили всего человечества. Среди него оказался человек, который «обрел благодать пред очами Господа Бога». Это был Ной, сын Ламеха, «че­ловек праведный и непорочный в роде своем»; он «ходил пред Богом», как и его предок Енох. И вот, когда земля «растлилась пред лицем Божиим и наполнилась злодеяни­ем», когда «всякая плоть извратила путь свой на земле», Господь сказал Ною: «конец всякой плоти пришел пред лице Мое, и Я истреблю их с лица земли. Сделай себе ков­чег. Я наведу на землю потоп водный, чтобы истребить всякую плоть, в которой есть дух жизни, под небесами; все, что есть на земле, лишится жизни. Но с тобою по­ставлю завет Мой, и войдешь в ковчег ты, и сыновья твои, и жена твоя, и жены сынов твоих с тобою». Откровение было страшное и ввиду того, что кругом царило самое дерзкое неверие, служило сильным испытанием веры. Бог назначил сто двадцать лет на раскаяние человеческому ро­ду, и в это время Ной должен был приступить к своему необычайному сооружению, которое могло вызывать у ок­ружающих людей лишь насмешки и угрозы. Но вера его была непоколебима.

Ной был не только наследником праведности и веры, но и проповедником ее на земле, и, «получив откровение о том, что еще не было видимо» (Евр. 11:7), приступил к сооружению ковчега для спасения дома своего, обличая своею проповедию весь мир с его неверием и беззакони­ем. Ковчег строился по точному указанию Божию — из дерева гофер, что более всего подходит к кипарису, и был осмолен внутри и снаружи. Длина ковчега была 300 лок­тей, ширина 50 локтей, и высота 30 локтей³. Наверху бы­ло сделано длинное отверстие по всему ковчегу — в ло­коть ширины, для света и воздуха, а сбоку дверь. Он дол­жен был состоять из трех ярусов, со множеством отделений в них. Последние предназначались для живот­ных, которых Ной также должен был взять с собою (по семи пар чистых и по одной нечистых), а также и для жизненных припасов. «И сделал Ной все, что повелел ему Господь Бог». Несомненно, во время этой величественной постройки Ной продолжал вместе с тем «проповедовать праведность», особенно, когда это вызывалось присутст­вием любопытствующих и насмехающихся людей безза­кония, приходивших смотреть на его построение. Но самой красноречивой и громкой проповедью было это самое сооружение. Долготерпение Божие все еще ожидало пробуждения покаяния и во время самого построение ковчега, но все было напрасно. Издеваясь над проповедью и грозным предостережением, люди становились еще бо­лее беззаботными и беззаконными. Они «ели, пили, же­нились и выходили замуж, до  того, как вошел Ной в ковчег; и не думали, пока не пришел потоп и не истре­бил всех» (Матф. 24:38, 39). Ко времени окончания по­строения ковчега Ною было шестьсот лет, и тогда, не ви­дя больше надежды на покаяние грешного человечества, Господь повелел Ною войти в ковчег со всем своим се­мейством и определенным количеством животных. «Ибо чрез семь дней, сказал Он, Я буду изливать дождь на зем­лю сорок дней и сорок ночей; и истреблю все существу­ющее, что Я создал, с лица земли». Ной повиновался и во­шел в ковчег со своими тремя сыновьями Симом, Хамом и Иафетом, со своей женой и женами своих сыновей, за­хватив и всех отобранных животных, и «Господь затворил за ним ковчег». И вот, когда прошли и эти семь дней, прошел последний срок, данный для покаяния, «воды по­топа пришли на землю. В шестисотый год жизни Ноевой, во второй месяц, в семнадцатый (27) день месяца (т.е. по нашему счислению, если здесь имеется в виду граж­данский еврейский год — около начала или половины но­ября) разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей».

Так совершилось великое наказание Божие развращенному и утопавшему во зле человечеству. Вода быстро затопляла все и поднималась все выше и выше, на пятнад­цать локтей покрывая даже высочайшие горы. «И лиши­лась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди. Все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях сво­их на суше, умерло. Истребилось всякое существо, кото­рое было на поверхности  (всей)  земли; остался только Ной, и что было с ним в ковчеге». Вода же прибывала в течение ста пятидесяти дней или пяти месяцев. Вся по­верхность земли покрылась водою, и по этому необъятно­му морю носился только один ковчег Ноев, заключавший в себе лишь избранное семя для развития новой жизни на земле. «И вспомнил Бог о Ное и о всех бывших с ним в ковчеге, и навел Бог ветры на землю, и воды останови­лись». Источники бездны закрылись, дождь прекратился, и вода пошла на убыль. Ровно через пять месяцев с нача­ла потопа ковчег остановился на горах Араратских. В пер­вый день десятого месяца показались верхи гор, а еще по прошествии сорока дней Ной уже открыл окно в ковчеге, и выпустил первого вестника — ворона, который, однако же, вылетев и найдя, видимо, обильную для себя пищу в трупах на вершинах обнажившихся гор, не дал ясного из­вещения о состоянии земли, а неопределенно отлетал и прилетал, пока осушилась земля от воды». Выпущенный затем голубь, не найдя сухого места, возвратился в ковчег, выпущенный опять через семь дней он возвратился со свежим масличным листом во рту, и Ной таким образом«узнал, что вода сошла с земли». Выпущенный еще через семь дней, голубь уже не возвратился. Тогда Ной открыл кровлю ковчега и увидел, что поверхность земли обсохла, а к двадцать седьмому дню второго месяца шестисот пер­вого года жизни Ноя, т.е. ровно через год со времени на­ступления потопа, и совсем осушилась.

Тогда Господь повелел Ною выйти из ковчега и распу­стить животных для размножения на земле. По выходе из ковчега первой мыслью Ноя было воздать благодарение Господу за столь чудесное спасение; он воздвиг жертвен­ник Господу, взял чистых животных и птиц и принес их во всесожжение. Такое благочестие Ноя было приятно Господу и «Он сказал в сердце Своем: не буду более про­клинать землю за человека, потому что помышление серд­ца человеческого — зло от юности его, и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал. Впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся».

Так как Ной со своим семейством являлся новым ро­доначальником человечества на земле, то Бог повторил ему благословение, некогда данное первым людям. «И благо­словил Бог Ноя и сынов его, и сказал им: плодитесь и раз­множайтесь, и наполняйте землю, (и обладайте ею)»⁴. Все звери были приведены человеку в подчинение, и ему раз­решено было кроме растительной пищи употребление в пищу и мяса животных, но не крови их, потому что «в крови животных душа их». В то же время дан был закон против человекоубийства —  на том основании, что все люди братья, и потому всякое убийство есть братоубийст­во, и что человек создан по образу Божию. Первый убий­ца был изгнан из общества людей, но жизнь его объявле­на неприкосновенной; теперь было постановлено, что «кто прольет кровь человека, того кровь прольется рукою чело­века». Этим законом устанавливалось право гражданской власти наказывать убийц смертию. Таким образом, к ус­тановлению субботы и брака было присоединено три но­вых постановления — о воздержании употребления кро­ви, о запрещении убийства и о праве гражданской власти. Это так называемые «Ноевы законы», которых иудеи на­считывали семь, прибавляя к ним еще постановление про­тив идолопоклонства, богохульства, распутства и воровст­ва. Наконец, в завершение этих отдельных постановлений, Бог заключил с Ноем торжественный завет, т.е. один из тех договоров, которыми Он из любви к людям принимал на Себя известные обязательства, чтобы посредством их и на человека возложить спасительные для него обязательст­ва. В силу этого завета Он торжественно обещал Ною, что «не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на истребление земли», и знаменем этого завета была указана радуга, появляющаяся в небе после дождя в знак того, что это не дождь потопа, а дождь благословения.

С историей потопа связываются некоторые недоуме­ния, которые заставляют иногда перетолковывать ее дей­ствительный смысл. 1) Так, некоторые считают невозможным разуметь здесь в собственном смысле всемирный потоп, покрывший всю землю, и понимают его всемирность лишь в смысле всеобщего погубления людей в тех странах, на которых они успели дотоле расселиться. Но такое ограничение ничем не оправдывается, хотя оно и не непримиримо с прямыми библейскими выражениями, и, напротив, опровергается геологическими следами потопа в самых отдаленных частях земной поверхности. Притом, и науке известны такие перевороты на земле, когда целые материки покрывались водою, как напр., материк Атлан­тида, закрытый теперь Атлантическим океаном. Если та­кие явления возможны в силу естественных переворотов, то тем понятнее становится в полном смысле всемирный потоп, как страшное Божие наказание для истребления жизни на грешной земле. 2) Если допустить всемирность потопа, то будто бы немыслимо было собрать все породы животных в том помещении, какое представлял Ноев ков­чег. Но нужно иметь в виду, что в ковчег могли быть взя­ты лишь такие породы, которые решительно не могли пе­режить потопа и просуществовать в воде даже в виде за­родышей и семени, чтобы после возродиться из них от солнечной теплоты; затем, по теперешнему разнообразию пород нельзя судить о породах допотопных, которых бы­ло несравненно меньше; и, наконец, многие породы несо­мненно прямо были обречены на истребление, как напр., все те страшные допотопные чудовища (мамонты, масто­донты и пр.), останки которых находят в слоях земли и которые теперь не существуют в действительности. Таким образом, за исключением всего этого останется уже не так много, чтобы не поместиться в ковчег, с которым по ве­личине и вместительности не может сравняться ни один даже из теперешних исполинских кораблей, плавающих по океанам. Что же касается вообще истинности истории потопа, то она находит поразительное подтверждение во всеобщности предания различных и самых отдаленных между собой народов. Как и естественно, предания раз­личных народов в подробностях переполнены легендарны­ми сказаниями, имеющими местный оттенок, но общий смысл их указывает на один общий потоп, погубивший все грешное человечество, за исключением одного благоче­стивого семейства. Такие предания мы встречаем у греков и народов восточной и западной Азии, встречаем даже у туземцев Америки и на самых отдаленных островах Оке­ании. Но самое интересное и сходное с библейским пове­ствование найдено у древних вавилонян. Это — халдей­ское повествование, подлинник которого недавно открыт и прочитан на каменных плитах из развалин Ниневии. Оно даже в подробностях подтверждает истинность биб­лейского повествования⁵. Все эти предания как бы указы­вают на один общий источник, откуда они разнесены бы­ли отдельными племенами при расселении их по всем странам земли.

 

VI. Потомки Ноя. Родословие народов. Столпотворение Вавилонское и рассеяние народов. Начало идолопоклонства ⁶

После потопа опять началась обыденная жизнь, с ее обычными заботами и трудами. Ной был примером бла­гочестия, трудолюбия и других добродетелей для своих де­тей. Но истинно слово Божие, что «помышление сердца человеческого — зло от юности его», и сам праведный Ной вскоре показал своим сыновьям и пример порочной слабости. Он рассадил виноградник, воспользовавшись для этого, по иудейскому преданию, отростком лозы, высунув­шейся из ограды райской. Не знал ли он действия плода виноградного, или в употреблении его проявилась в нем наклонность к пороку, отличавшему погубленных потопом людей, которые неумеренно «ели и пили», во всяком слу­чае он опьянел и повалился в неблагопристойном положе­нии — «обнаженным в шатре своем», чем вызвал непо­чтительное и насмешливое отношение к себе со стороны своего сына Хама. Только другие сыновья — Сим и Иафет отнеслись к нему с почтением и прикрыли его. Узнав об этом, Ной выразил свои чувства в словах, которые получи­ли пророческое значение для судьбы потомков его сыно­вей. Первобытное состояние общества было патриархаль­ным. Патриарх, т.е. глава рода, имел над своими детьми и их потомками неограниченную власть, принадлежавшую впоследствии царю; он был в то же время священником, который приносил жертвы, и пророком, как хранителем истинной религии и провозвестником будущих судеб. По­этому  сказанное   Ноем  своим  сыновьям  действительно имело решающее значение для  их будущей судьбы. Хам за его непочтение к своему родителю и патриарху был про­клят в лице своего сына Ханаана; Сим благословлен как представитель истинного благочестия, а Иафету предсказа­но необычайное распространение на земле, и обоим им Ханаан отдан в рабство. Смысл этого пророчества таков: земля будет разделена между людьми и наибольшее про­странство займут потомки Иафета; истинная религия со­хранится в потомстве Сима; в определенные времена он покорит себе землю Ханаанскую с населяющим ее племе­нем, и в его стране явится Искупитель мира. Потомки Иафета также вселятся в шатрах Симовых, т.е. войдут в землю Ханаанскую, как символ основанной в ней истин­ной церкви.

Сам Ной после потопа жил еще 350 лет и умер 950 лет от роду, будучи последним представителем допотопной долговечности. Больше о нем ничего не сообщается в биб­лейской летописи, которая переходит к описанию дальней­шей судьбьы его потомков. Земля была разделена на три ча­сти между потомками трех сыновей Ноя. Потомки Сима заняли Азию, по преимуществу Аравийский полуостров с прилегающими странами; потомки Хама поселились почти исключительно в Африке с отпрысками в соседние страны Азии, и потомки Иафета заселили всю обитаемую в то время северную полосу земли, идущую от колыбели послепотопного человечества чрез Малую Азию в Европу, по север-ному берегу Средиземного моря. На происхождение насе­ления этих стран света от трех сыновей Ноя указывает то обстоятельство, что многочисленные языки, на которых го­ворят народы и племена в этих частях света, наука сводит к трем основным корням, несомненно имеющим свое об­щее начало в первобытном языке, каким он был до «сме­шения языков». В частности, из потомков Иафета можно указать происшедшие от его сыновей и внуков народы: от Гомера — кимвры, от Магога — скифы, от Мадая — ми­дяне, от Иавана — греки (ионяне), от Фираса — фракий­цы и так далее. От Сима произошли все семитские наро­ды, населявшие Аравию и другие соседние страны Азии. Он был «отец всех сынов Еверовых», т.е. племен и наро­дов, родственных народу еврейскому. Наконец, из сыновей Хама Хуш (или Куш) был родоначальником населения Ефиопии, Мицраим — Египта, Фут — Ливии и Ханаан — населения земли Ханаанской или Палестины.

Потомство Хамово поселилось почти исключительно в Африке, кроме Ханаана, который занял Палестину и впос­ледствии был отчасти изгнан из нее израильтянами. Но был еще один потомок Хамов, который также поселился в Азии. Это именно Нимрод, сын Хуша, основатель Вави­лонского царства и покоритель Ассирии. Это был «силь­ный зверолов», но по своему характеру он напоминает первого строителя городов — Каина с его ближайшим по­томством. Он основал город (Вавилон), который быстро разросся в большую, гордую столицу, ставшую во главе многочисленного населения с целым рядом других соседних городов.  Неудивительно, что такой успех наполнил Нимрода и его потомков необычайною гордостью. Они начали мечтать об основании всемирной монархии, чтобы объединить под своею властью все народы земли и господ­ствовать над ними вопреки воле Божией, определившей им быть рабами. И вот с этою целью основав могущест­венный город в земле Сеннаар, как в древности называ­лась Месопотамия, они составили совет, на котором поре­шили в знак своего политического могущества и в выра­жение своей гордости построить «башню, вышиною до небес»⁷. Предприятие очевидно было безумное и неиспол­нимое, но оно в то же время было преступное и опасное: преступное потому, что вытекало из гордости, граничив­шей с самонадеянностью и отвержением Бога, и опасное потому, что исходило из среды проклятого и неблагосло­венного потомства Хамова. Успех его в этом деле мог па­губно повлиять на остальные народы и таким образом за­разить и их преступной самонадеянностью и нечестием. И вот, когда закипела работа, обжигались кирпичи и приго­товлялась земляная смола, Господь порешил наказать их за безумное предприятие. «И сказал Господь: вот один на­род, и один у всех язык, и не отстанут они от того, что за­думали делать. Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речь другого. И рассеял их Гос­подь оттуда по всей земле; и они перестали строить город и башню. Посему дано ему имя: Вавилон; ибо там смешал господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле».Около местоположения древнего Вавилона и теперь высятся громадные развалины какой-то исполинской, в семь разноцветных этажей, башни, называемой Бирс-Нимруд, т.е. «Башней Нимрода», и предание иудейское ви­дит в ней именно ту башню, построением которой до не­бес племя Хамово хотело прославить свое имя. Что каса­ется «смешения языков», то не нужно отождествлять его с происхождением языков. Мы не знаем, в чем состояло это смешение, или какие начатки языка различные наро­ды понесли с собой при рассеянии. Несомненно, что в это именно время произошли главные особенности, которыми отличаются различные классы языков, и что строители рассеялись потому, что не могли уже понимать друг дру­га. Но это не значит, что тогда сразу образовались языки, какими они существуют теперь. Сравнительное языкозна­ние открывает в строении и развитии языков стройные и чудесные законы, чуждые всякого беспорядочного смеше­ния. Смешение могло состоять в различном выговоре и сочетании слов (достаточном для взаимного непонима­ния), и по расселении в различные страны на основании этих особенностей уже выработались отдельные языки.

Так как нечестивое потомство Хамово, забывшее Бога и всецело полагавшееся на себя, не замедлило бы привить отличавшее его безбожие всем другим племенам и наро­дам, которые оно хотело объединить под владычеством Ва­вилона, то с рассеянием народов была предотвращена опасность быстрого распространения этого зла. Но задат­ки самого зла все-таки остались, «потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его». Расходясь все дальше и дальше от первоначальной колыбели человечест­ва и тех родоначальников, которые хранили истинную ве­ру в Бога и связанные с нею истины, и встречаясь со мно­жеством невиданных предметов и опасностей, народы ма­ло  по  малу  стали   всецело  сосредоточиваться   на   этих ближайших предметах; у них затемнялась память об об­щих преданиях предков, а вместе с тем затемнялось и са­мое понятие о Боге. Среди множества трудностей и опас­ностей им нужен был такой Бог, который был бы вблизи их и к которому можно бы прибегать за помощью при всяком наличном бедствии. Между тем Бог отцов их был для них невидим и лишь неясно предносился их вообра­жению. Ввиду этого они легко могли перейти к боготворению чего-нибудь такого видимого, что могло особенно поражать   их   воображение   своим   величием,   красотою, пользою или страхом. Так произошло идолопоклонство или язычество, которое есть не что иное, как отвержение невидимого и суеверная привязанность к видимому. Вме­сто невидимого Творца и Промыслителя человек стал бо­готворить видимое — прежде всего, быть может, солнце, луну  и   звезды,   как   благодетельные   светила,   дававшие жизнь и руководившие в странствовании, затем предметы окружающего  неодушевленного   и  одушевленного  мира (полезных или страшных животных), и, наконец, выдаю­щихся чем-нибудь людей, которые в качестве героев дела­лись полубогами и по смерти переходили в сонм богов. Боготворение видимого неба (сабеизм), видимой и особенно одушевленной природы (зоотеизм) и человека (ан-тропотеизм) составляет три главные ступени язычества и как внешнего его выражения  —  идолопоклонства.  Эти три вида идолопоклонства нашли впоследствии наиболее резкое выражение в трех отдельных странах — Месопота­мии, Египте и Греции. Правда, человек не удовлетворялся таким грубым идолопоклонством, и кроме всех видимых богов постоянно признавал над всеми и даже над богами господство высшей, неумолимой судьбы (в чем нельзя не видеть неясных следов воспоминания о едином всемогу­щем Боге-Промыслителе), но идолопоклонство уже по са­мой своей сущности приковывало ум к грубо чувственным предметам и отвлекало от всего сверхчувственного. Чувст­венные божества заставляли боготворить в них чувствен­ные силы и свойства, и с распространением нечестия де­ло дошло до того, что люди стали боготворить и освящать в своих чувственных божествах даже грубые пороки, под­ражание которым и ставилось в религиозный долг.

И вот, таким образом, вместо истинного благоговения и богопочтения на земле распространилось грубое идоло­поклонство и нечестие. Волны греха и суеверия опять за­топляли землю и опять грозили окончательно погубить и искоренить истинную религию с ее основным корнем, за­ключавшимся в великом обетовании будущего Спасителя мира от рабства греху и нравственной смерти. Правда, на земле среди всеобщего идолопоклонства и нечестия оста­вались еще отдельные лица, которые сохраняли истинную веру. Но окружающая среда скоро могла увлечь и их общим потоком нечестия. Поэтому, чтобы сохранить семе­на истинной веры для будущего, необходимо было выделить какого-нибудь носителя их из среды беззакония и сделать его избранным отцом и родоначальником нового поколения верующих. Так и устроено было благим Про­мыслом Божиим.

Это было через 352 года после потопа по еврейскому счислению и чрез 1 207 по греческому. Последнее счисле­ние представляется более вероятным, так как дает больше исторического пространства для совершения изложенных важных событий ⁸.

ПЕРИОД ПЕРВЫЙ (От сотворения мира до потопа)

ПЕРИОД ВТОРОЙ  (От потопа до Авраама)

ПЕРИОД ТРЕТИЙ (От избрания Авраама до смерти Иосифа и заключения патриархальной эпохи)