Предостережение от страсти учительства и от необузданности языка.
1. Братия мои! не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению,
2. ибо все мы много согрешаем. Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело.
Многие, уклоняясь от трудного дела исполнения заповедей Божиих и от проведения в жизнь принципов истины, правды и любви, склонны заменять дело словом; скудные верою и соответствующими вере добрыми делами, такие люди тем более расположены к злоупотреблению словом, к словопрениям, а также к самозванному учительству. Последнее явление обычно особенно при появлении нового учения. Преимущественно иудеи времени Иисуса Христа тяготели к учительству, за что и обличаемы были Господом (Мф. 23:7-8) и святым Апостолом Павлом (Рим. 2:17-22). Среди иудео-христиан, читателей послания святого Иакова, также, очевидно, широко была распространенна страсть к самозванному учительству. Зная, как опасно учительство тех, которые сами еще не утверждены в нравственных началах, Апостол Иаков и предостерегает читателей от такого произвольного, самозванного учительства, не касаясь, разумеется, существовавших в первенствующей церкви учителей и евангелистов, нарочито призванных и поставленных на дело проповеди евангельского учения и имевших для учительства особый благодатный дар (1 Кор.12:29; Еф. 4:11). Апостол внушает желающим учительствовать строго испытывать к тому способность, более же всего смотреть на то, имеет ли человек самообладание обуздывать язык свой: трудность последнего качества, являясь признаком высокого нравственного совершенства человека, владеющего этою способностью, должна предостерегать большинство людей от попытки принимать на себя столь трудное и ответственное дело, грозящее недостойному учителю лишь большим осуждением. Причина этого — общечеловеческая греховность, особенно проявляющаяся в связи с неправильным употреблением дара слова. Грешат все люди, но самозванным учителям — сугубая опасность греха и наказания. "Некоторые берутся учить тому, чего сами не совершали. Такие учителя, говорит, не получают никакой пользы, но подлежат большему осуждению, Ибо кто учит тому, чего сам не имеет, как имеющий будто бы это, тот "достоин осуждения за то, что грешит своим языком" (блаженный Феофилакт).
3. Вот, мы влагаем удила в рот коням, чтобы они повиновались нам, и управляем всем телом их.
4. Вот, и корабли, как ни велики они и как ни сильными ветрами носятся, небольшим рулем направляются, куда хочет кормчий;
Апостол здесь употребляет два образных сравнения, чрезвычайно метко выражающих ту мысль (высказанную апостолом во второй половине ст. 2-го), что обуздывающий язык свой может обуздать и все свое тело, все свое существо. "Упомянутая возможность подтверждается двумя примерами... Посмотри: мы налагаем узду на коней, и корабли небольшим рулем, как и коней небольшою уздою, направляем, куда хотим. Так и язык должно управлять здравым разумом, хотя он бывает миром (κόσμος) неправды, в употреблении черни. Ибо миром называет здесь Апостол множество" (блаженный Феофилакт). Почему же обуздание языка имеет столь существенно-важное центральное значение в нравственной жизни человека? "Конечно, потому, что язык, как орган слова, участвует в облечении в сознательные образы грехов и пороков всех членов человеческого тела. Мы мыслим словами. Грех, восходя на мысль, непременно облекается в образ слов, которые суть произведения языка... Язык человека, поэтому, есть как бы седалище всех пороков, нуждающихся прежде своего осуществления в облечении в образы слов" (еп. Георгий).
5. так и язык — небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает!
6. И язык — огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны.
Продолжается изображение в сильных образных выражениях гибельных действий необузданности языка. Вред и разрушительное вообще действие грехов языка уподобляется огромному пожару, начинающемуся от малой искры. Характер или природа этого пожара обозначен гиперболическим выражением "о κόσμος της αδικίας, мир неправды" (не точны здесь славянский и русский переводы: "лепота" или "прикраса" неправды), т. е. неправда, ложь и зло всякого рода, проистекающие οт злоупотребления человека даром слова. Грехи языка, как органа выдающегося среди других членов тела, оскверняют, заражают все тело, весь духовно-телесный организм человека, все его стремления, намерения и действия. Пожар зла и гибели, зажигаемый необузданностью языка, воспламеняет, опаляет и сожигает огнем страстей весь круг жизни человеческой ("колесо бытия, рождения," τον τροχον της γενέσεως), будучи в свою очередь не более, как орудием огня геенского и диавола.
7 Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим,
8 а язык укротить никто из людей не может: это — неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда.
Зло необузданности языка, стоящей в зависимости от воздействия вышеземной, демонической силы, является трудно устранимым для настоящих, естественных сил человека. При самом творении человек получил от Бога благословение владеть всем живущим на земле (Быт. 1:26-28; ср. 9:2) и в силу этого повеления Божия он и теперь господствует над всеми видами животного царства. Но такова сила греха и зла, что он является как бы неукротимым зверем, изрыгающим, подобно ядовитой змее, смертоносный яд (ср. Пс. 139:4). Впрочем, художественно и сильно изображая неописуемый вред злоупотребления даром слова, Апостол Иаков, конечно, считает возможной не только борьбу, но и победу человека над этим злом, но лишь при содействии благодати Божией.
"Если человек укрощает зверей, отличных от него по природе, то тем более может он укротить собственный член. "Укротить никто из людей не может." Это должно читать не в утвердительной, но в вопросительной форме; именно так: если человек укрощает и делает ручными неукротимых зверей, то ужели не укротит он собственного языка? Так должно читать это. Ибо, если читать это в утвердительной форме, то несправедливо было бы давать потом следующее наставление; не должно, братия мои, сему так быть" (ст. 10) (блаженный Феофилакт).
9. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию.
10. Из тех же уст исходит благословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть.
Необузданность языка ведет к такому неестественному явлению, как похождение из одних и тех же уст таких противоположных действий, как благословение и проклятие, что тем более чудовищно и преступно, что и благословение, и клятва имеют, в сущности, один и тот же предмет — Бога: Бога, Виновника всего творения, мы восхваляем, прославляем, благословляем (Пс. 144:21) и в то же время проклинаем людей, созданных по подобию Божию, следовательно, изрекаем хулу на Бога же в Его тварном подобии — человеке. Так велики непостоянство и скрытый яд языка, злоупотребляющего богодарованной способностью речи. "Апостол хочет тронуть слушателей. Если нам повелевается всех благословлять, ибо злоречивые не наследуют Царствия Божия (1 Кор. 6:10), то как не стыдно употреблять одно и то же орудие на зло и на добро? Никто из благоразумных не будет мешать одним и тем же орудием грязь и миро. Молишься ли? Не проклинай врага. Ибо между молитвой и проклятием большое расстояние. Если не простишь оскорбившего, то и сам не получишь прощения" (Мф. 6:12) (блаженный Феофилакт).
11. Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода?
12. Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или виноградная лоза смоквы. Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду.
Желая тверже запечатлеть в умах читателей высказанную (ст. 10) мысль о неестественности употребления языка для проклятия, между тем как он предназначен для благословения, святой Апостол здесь, ст. 11-12, на примерах — источников, изводящих лишь одного рода воду (горькую, сладкую, соленую) и разных плодовых деревьев — смоковницы, маслины, виноградной лозы, неизменно дающих плоды по роду своему, показывает всю ненормальность, всю, так сказать, противоестественность упомянутого действования языком. Таким образом, человек, проклинавший ближнего своего, созданного по образу Божию, не может искренно и богоугодно прославлять Бога; его прославление Бога может быть лишь неистинным, показным, фарисейским.
Истинная и ложная мудрость.
13. Мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью.
После столь подробного раскрытия мысли о необходимости и трудности
обуздания языка, Апостол возвращаете к главному предмету своего увещания (ст. 1) -
не стремиться многим к учительству. Истинным учителем может быть лишь человек
мудрый, σοφός, (= евр. хакам) и разумный, επιστήμων (= евр. набок): в библейско-еврейском употреблении (см., напр., Втор. 1:13; 4:6; Ас. 14:10) эти два понятия,
весьма близко родственные друг другу, выражают полный объем теоретической и
практической мудрости. Св. Апостол, направляя речь против злоупотреблявших словом, оттеняет практический момент "(мудрый или разумный) докажи на самом деле
добрым поведением с мудрою кротостью." В приложении к христианскому учителю это наставление Апостола напоминает наставление Спасителя апостолам о голубиной кротости при змеиной мудрости (Мф. 10:16).
14. Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину.
15. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская,
16. ибо где зависть и сварливость, там неустройство и всё худое.
Имея в виду ниже (ст. 17) полно охарактеризовать истинную мудрость, Апостол здесь показывает, что не есть истинная мудрость. Признаками такой неистинной мудрости являются: горькая зависть или ревность в дурном смысле (ζήλος πικρός) и сварливость (έρπθεία) — свойства, прямо противоположные "мудрой кротости" (ст. 13). Эта неистинная мудрость, являющаяся лишь пародиею на истинную мудрость, имеет и происхождение, прямо противоположное мудрости небесной. Ложная мудрость отнюдь не нисходит свыше от Бога (1:15); напротив, всецело земная, επίγειος, исключительно принадлежит миру, враждебному Богу (4:4); не духовная, а душевная, ψυχική; не божественная, а бесовская, δαιμωνιώδης (ст. 15). Такой характер и такое происхождение этой лжемудрости свидетельствуется ее плодами, каковы: "неустройство и все худое" (ст. 16), что абсолютно чуждо Бога, ибо Бог не есть Бог нестроения, но мира (1 Кор. 14:33).
17. Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна.
18. Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир.
Для плодотворного и спасительного учительства нужна "мудрость, сходящая свыше," т.е. от Бога (1:17). По изображению Апостола Иакова, мудрость эта, прежде всего, чиста, αγνή: чистота и святость суть основные свойства истинной мудрости. Затем следующие три качества ее составляют противоположность ревности и сварливости ложной мудрости: истинная мудрость: а) мирна, ειρηνική, — распространяет вокруг себя только мир; б) кротка или скромна, επιεικής; в) послушлива, уступчива, έύπειύής. Далее следует самое положительное свойство истинной мудрости: "полна милосердия и добрых дел" — богата делами благотворительной любви, составляющей существенное свойство благочестия (1:27). Наконец — "беспристрастна и нелицемерна," αδιάκριτος κ. άπόκριτος — чужда сомнений в истинах веры и абсолютно искренна, прямодушна.
"Таким образом, указано семь качеств божественной мудрости: она представляет собою как бы семицветную прекрасную радугу, все цвета которой суть разложения одного основного цвета мудрости — ее чистоты и святости" (еп. Георгий).
В заключительном, 18, стихе главы указывается, что плодами истинной мудрости — в противоположность пагубным плодам мудрости ложной (ст. 16) — являются праведность и мир как у проповедников истинной мудрости, так и у приемлющих слово их проповеди. "Человек, одаренный истинной премудростью и призванный к проповеданию Евангельского учения, возвещает его, наблюдая приличное христианской вере спокойствие и согласие с теми, которые семя слова Божия кротким и спокойным сердцем приемлют и к плодотворению себя доброю землею оказывают" (иеромонах Феоктист).
Обличение греховных вожделений.
1. Откуда у вас вражды и распри? не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших?
В полную противоположность небесной мудрости и плодам ее — правде и миру (3:17-18), святой Апостол строго и в сильном возбуждении духа обличает теперь в читателях господство земной, плотской мудрости, первыми признаками которой являются брани или вражды (πόλεμοι) и свары или распри (μάχαι) среди них. "Войны" и "сражения" (таков буквальный смысл греческих терминов, взятых Апостолом для изображения нравственного состояния читателей) здесь, несомненно, имеют переносный смысл: отнюдь нельзя здесь видеть (вместе с Лянге) войны и сражения иудеев против римлян, так как послание Апостола Иакова написано ранее роковой для иудеев войны с римлянами (66-70 гг. по Р. X.). Как показывает дальнейшая речь Апостола (ст. 2-3 и далее, 4:13-17 и 5: 1-6), предметом обличения его служат главным образом столкновения на почве корыстолюбия и вообще неумеренной привязанности к миру и его благам. Поставив в первой половине ст. 1-го вопрос: откуда происходят среди читателей этого рода столкновения, жажда и распри, Апостол во второй половине стиха дает и ответ о причине или источнике враждебных столкновений, указывая — в вопросной же форме, — ту же истину, которую высказал еще в гл. 1, ст. 14-15, — что корень внутреннего разлада в человеке составляют его похоти, страсть к наслаждениям — ήδοναι, греховные вожделения, имеющие органом своего проявления телесные члены. Люди "изобретают себе удовольствия, одни ищут пышного стола, что осуждает и Павел, говоря, что такие люди служат не Господу, а своему чреву (Рим. 16:18), другие желают приобрести поместья; иные — богатых домов; иной еще иного, что внушает им лукавый, старающийся лишить их спасения" (блаженный Феофил). Тот внутренний разлад в человеке, о чем говорит здесь св. Апостол, лучше всего надо представлять, как чисто внутреннюю вражду между плотью и духом, сластьми и умом. Здесь причина внешних столкновений. "Плоть тянет к земле, дух — к небу; между ними происходит борьба, оканчивающаяся часто печально для духа, и отсюда проистекают и столкновения внешние из-за земных интересов и наживы" (еп. Георгий).
2. Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите.
3. Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений.
Дается наглядная картина беспорядочной взаимной борьбы в обществе читателей послания. Желания и стремления их, обычно не имеющие нравственного характера, не получают удовлетворения. Оттого страсти их еще более разгораются и побуждают к резким, насильственным действиям ревности и убийств, "убийство и зависть, препирательство, недобрые дела, почему и не достигают того, к чему стремятся. Нужно, впрочем, знать, что здесь говорится не о плотском убийстве и вражде. Ибо это тяжело слышать даже о разбойниках, тем более о верующих (хотя некоторых) и приходящих к Господу. Кажется, убийцами называет тех, которые убивают свои души такими предприятиями, за которые у них и вражда против благочестия" (блаженный Феофилакт).
Печальным, но неизбежным следствием настроения христиан — немиролюбивого и плотского является бездеятельность, бесплодность их молитвы: "если молитвы о земных благах не исполняются Богом, то причина этого не иная, как та, что молитвы в данном случае злые, так как блага испрашиваются не для того, для чего они должны бы испрашиваться: они испрашиваются с тою злою целью, чтобы израсходовать, издержать (δαπανά ν) их к удовлетворению своих похотей и страстей" (еп. Георгий). Такое настроение читателей послания свидетельствует об исключительной привязанности к миру с забвением о Боге, и потому Апостол далее (ст. 4 след.) обличает измену Богу со стороны читателей.
Пристрастие к миру.
4. Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу.
В смысле неверности и измены Богу (а не в смысле плотского блудодеяния) Апостол грозно именует читателей прелюбодеями и прелюбодейцами или, по некоторым кодексам (Александрийскому, Ватиканскому и Синайскому), только прелюбодейцами, μοιχαλίδες. Образ выражения — всецело ветхозаветный, бывший, поэтому, особенно понятным читателям-христианам из евреев. Священные писатели Ветхого Завета, изображая нередко отношения Бога к Израилю под образом брачного союза мужа с женой (Пс. 44; Тер. 1:2; Ос. 1-3 и др.), называют неверность народа Богу, уклонение его к богам иным, прелюбодеянием, а неверных Истинному Богу евреев — прелюбодеями (Ис. 73:27; Ос. 1:2 и 4 др.). Перешел этот образ представления и выражения и в Новый Завет (Мф. 12:39; 2 Кор. 11:2 и др.). "Перешедший из Ветхого Завета в Новый, даже более уместный в Новом Завете, в силу благодатного единения каждой христианской души со Христом, образ мужа и жены должен здесь дать также название μοιχαλίδες” (еп. Георгий). Измена Богу состоит в особенной любви к миру, дружбе с миром (ή φιλία του κόσμου), какую проявляют читатели. "Миром" называет здесь всю вещественную жизнь, как матерь тления, приобщающийся которой немедленно становится врагом Бога. Ибо, при рвении к бесполезному, он небрежно и презрительно относится к предметам божественным, каковые отношения мы допускаем к людям ненавистным и враждебным для нас. Так как, — два предмета, которыми занимаются люди, Бог и мир, — и к каждому из этих двух предметов обращаются с любовью или ненавистью, то коль скоро мы сильно привяжемся к одному, очевидно, явимся нерадящими о другом. "Итак, кто прилепится к предметам Божественным, тот есть и называется друг Божий, а кто вознерадел о Боге и возлюбил мир, тот в числе врагов Божиих" (блаженный Феофилакт).
5. Или вы думаете, что напрасно говорит Писание: "до ревности любит дух, живущий в нас"?
6. Но тем большую дает благодать; посему и сказано: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.
Желая еще более сказать и доказать читателям совершенную несовместимость любви к Богу с любовью к миру, святой Апостол закрепляет высказанную им (ст. 4) мысль двойной ссылкой на свидетельство Священного Писания Ветхого Завета. Но смысл первой цитаты Апостола представляется толкователям крайне затруднительным и неясным, как вследствие того, что приводимых в ст. 5 слов в качестве свидетельства Писания — в буквальном виде — не имеется во всем Ветхом Завете, так и в силу трудности отдельных слов и целого выражения первой цитаты. Несомненно, однако, что оба стиха 5 и 6 должны утверждать или обосновывать мысль Апостола ст. 4 о взаимно исключающем отношении любви к Богу и привязанности к миру, хотя бы каждый стих делал это с одной определенной стороны. В греческом тексте первая цитата читается так: προς φθόνον έπιποιθεϊ τό πνεύμα ό κατώκησεν έν τμΐν, слав.: к зависти желает дух, иже вселися в нас. Славянское "к зависти желает" неясно; ближе мысль подлинника передает русский перевод: "до ревности любить." Это — о Боге, который ревниво любит дух человека, — тот дух, который Он сам вдохнул в человека (Быт. 2:7; Еккл. 12:7). Последняя мысль сама собою дается, если вместо принятого чтения κατωκησεν, вселился, обитает, избрать чтение некоторых кодексов (Синайского, Ватиканского, Александрийского и др.): κατώκισεν, поселил, вселил (дух в человека).
Буквально такого места в Ветхом Завете не встречается; приведенная цитата есть как бы свод или обобщение нескольких ветхозаветных мест о Боге — Ревнителе (Исх. 6:3-7; Исх. 20:5; Втор. 5:9; Наум. 1:1; Зах. 8:2), сотворившем дух человека (Быт. 2:7; Ехкл. 12:7) и ревниво требующем служения человека только Богу (Быт. 6:3-7). Но мысль и связь текста с предыдущим и последующим ясна. "Бог, любящий человеческого духа, как бы ревнует его к миру, любит его не просто, но с ревностью или до ревности, до ревнивого беспокойства о том, чтобы любимый не прельстился миром и не был увлечен им. И когда любимый, отвращаясь от мира, сам стремится к Богу, то Бог дает ему тем большую благодать, ущедряет его своею благодатью в воздаяние за верность в любви к себе" (еп. Михаил). Упомянутое (ст. 4) Апостолом омирещение многих христиан дало ему повод говорить о ревнивой любви Божией. Далее, в ст. 6, к одной ветхозаветной цитате он присоединяет другую — из Притч. 3:34 по чтению LΧΧ-ти (с заменою лишь слова Κύριος, словом θεός), — доказывающую, в сущности, ту же мысль, что христиане, всецело принадлежащие Богу — Ревнителю, в своей деятельности могут быть то врагами Бога, то Его друзьями, почему Бог первым противится (αντιτάσσεται), а последним дает благодать (δίδωσι χάριν). Любящие мирские блага или враги Божии названы у Апостола гордыми, поскольку они не хотят знать Бога и Его благ, ищут лишь мирских благ, всецело полагаясь на собственные силы. Напротив, любящие Бога, друзья Божии названы смиренными: вся их надежда на Бога; ища небесных благ, они полагаются только на милость и благодать Божию, имея самое скромное, смиренное понятие о себе. Поэтому и Бог щедро дарует им содействие благодати.
7. Итак покоритесь Богу; противостаньте диаволу, и убежит от вас.
8. Приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам; очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные.
Из доказанной истины, что дружба с миром есть вражда против Бога и влечет за собою лишение величайших и непреходящих благ, святой Апостол делает нравоучительные выводы — наставления нравственного свойства, обращенные к читателям: коль скоро в Боге и единении с Ним заключается величайшее благо, Апостол советует читателям, отложив гордость, покориться Богу, а вместе с тем сопротивляться противоположному, злому началу — диаволу ύποτάγητε τ Θε, άντίστητε τω διαβόλω). Покорность Богу его столь великая сила (ср. Мф. 4:1-10), что диавол легко побеждается ей и обращается в бегство (φεύξεται). По мере отступления диавола от человека приближается к нему Бог; но необходимо, чтобы и сам деятельно, сознательно стремился к приближению к Богу: "приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам" (ст. 8). Сходства приближения к Богу — внешние и внутренние: внешним образом совершается это приближение через очищение рук (καθαρίσατε χείρας), т.е. через удаление всех греховных и оскверняющих человека дел и приобретение чистоты действий (образ взят от левитских ритуальных очищений, символизировавших духовно-нравственное очищение человека, ср. Пс. 17:21; Ис. 1:15-16). Другое средство — очищение сердца (άγν'ισατε καρδίας) — имеет более внутренний, более глубокий смысл, поскольку сердце — источник и средоточие всей внутренней жизни человека (Мф. 15:19), и очищение сердца есть очищение всего человека (Пс. 50:12, 19). Апостол требует, чтобы грешники, оскверненные разными неправедными делами, и двоедушные, колеблющиеся между привязанностью к Богу и любовью к миру, достигали полной чистоты и во внешних действиях, и во внутренних расположениях.
9. Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте; смех ваш да обратится в плач, и радость — в печаль.
10. Смиритесь пред Господом, и вознесет вас.
Всецелое нравственное исправление людей не может быть осуществлено без покаяния, и Апостол убедительно призывает читателей к покаянному плачу и сокрушению, как неизбежному предварительному условию нравственного исправления: сокрушайтесь, плачьте и рыдайте, и проч. (ст. 9). Но душу, корень или основу покаяния и исправления составляет смирение, из которого одного может последовать раскаяние и обновление жизни, приводящее человека к возвышению: смиритесь пред Господом, и вознесет вас (ст. 10), учит Апостол, согласно с Господом Иисусом Христом (Мф. 23:12 Лк. 14; Лк. 18:14), "как из зерна, брошенного в землю, вырастает прекрасное растение, так из смирения, из смешения себя с прахом, вырастает чудное дерево христианских добродетелей. Это произрастение совершается при помощи благодати Божией (4:6), почему и сказано: "и вознесет вас" (еп. Георгий).
Преступность осуждения и злословия.
11. Не злословьте друг друга, братия: кто злословит брата или судит брата своего, того злословит закон и судит закон; а если ты судишь закон, то ты не исполнитель закона, но судья.
12. Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить; а ты кто, который судишь другого?
Обращаясь теперь к тем же лицам, которых Апостол ранее называл прелюбодеями, грешниками, двоедушными, но с любовным обращением "братия," он предостерегает их οт нетерпимого в христианской среде порока злословия и осуждения ближнего (ср. Мф. 7:1 сл.). Этот порок недопустим в христианстве уже потому, что он совершенно идет в разрез с христианской добродетелью смирения, о которой только что говорил святой Апостол (ст. 10), и является особенно предосудительным, как скоро простирается на собрата по духу во Христе. Но Апостол идет далее и глубже в анализе и обличении порока злословия и осуждения. Это — очень тяжкое преступление: злословящий и судящий брата христианин, в сущности, злословит и судит самый закон, именно царственный закон любви (Иак. 1:25; 2:8,12): злословием и осуждением ближнего христианин не исполняет, а нарушает и самым делом отрицает этот главнейший в христианстве закон; следовательно, как бы судит и осуждает самый этот закон, как бы объявляя его неправым, непригодным к жизни. Тем самым отвергающий закон любви и судящий его как бы становится выше закона и, так сказать, издает свой собственный закон, восхищая через то не принадлежащее ему, а принадлежащее Одному Богу право законодательства и суда. Бог один, как верховный Законодатель, единой Своей волей даровавший закон, и как Судия, праведно судящий по этому закону, конечно, стоит выше закона и есть единственный, в строгом, абсолютном смысле слова, Судия. Такое исключительное право Его свидетельствуется тем, что Он один может спасти и погубить (ст. 12, ср. Мф. 10:28). Человек же самым ничтожеством своим выдает отсутствие у него права судить ближнего и закон, и если он делает это, то тяжко согрешает и навлекает на себя осуждение Божие (ср. Рим. 2:1 ср. 14:4).
Гибельность самонадеянности.
13. Теперь послушайте вы, говорящие: "сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год, и будем торговать и получать прибыль;"
14. вы, которые не знаете, что случится завтра: ибо что такое жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий.
15. Вместо того, чтобы вам говорить: "если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или другое," —
16. вы, по своей надменности, тщеславитесь: всякое такое тщеславие есть зло.
Не без ассоциации с предыдущим апостол обличает теперь самонадеянность и тщеславие людей, забывающих полную зависимость от Бога всех дел человеческих и самой жизни человеческой и совершенную непрочность, как бы мимолетность последней. В пример этого рода самонадеянных людей берутся торговцы, ремесло которых, очевидно, было распространено среди читателей послания, но вместе с тем лишено было нравственной чистоты: самонадеянность, легкомыслие их и исключительная преданность земным прибыткам и интересам, с забвением о тленности и скоропереходящем характере земной жизни вообще вызвали Апостола на обличения, увещании и предостережения, смысл которых тот же, что смысл притчи Христовой о любостяжательном богаче (Лк. 12:16-21). Указывая (ст. 13), сколь неразумно поступают люди, рассуждающие так, как бы жизнь и дела их зависят единственно от них, и как бы нет над ними высшей воли, которая в одно мгновение может в ничто обратить все их предположения и затеи, — Апостол "не уничтожает произволение, но показывает, что не все зависит от самого человека, но нужна и благодать свыше. Ибо можно бегать и торговать, и совершав все нужное для жизни, но не должно приписывать это собственным трудам, а человеколюбию Божию" (блаженный Феофилакт). В ст. 14 апостол сильно и в духе ветхозаветных писателей (ср. Иов. 8:9; Пс. 101:12; 143:4) изображает непрочность человеческого существования, предостерегая читателей и всех вообще христиан от осужденного им выше (ст. 13) неразумного суждения торговцев. "Показывает суетность нашей жизни, и пристыжает нас за то, что всю жизнь проводим в суете, что весь труд наш истощается без положительного результата. То же и Давид говорит: напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется то (Пс. 38:7), т.е. суетится над тем, что само в себе не имеет истинного бытия, а является только как бы в призраке" (блаженный Феофилакт). Истинный, разумный и религиозный взгляд на предприятия, дела и самую жизнь человека всегда, по ст. 15, должен основываться на верующей мысли: "если угодно будет Господу, и живы будем, то сделаем то или другое." Вышеприведенные же речи торговцев (ст. 13), прямо противоположные этой смиренной преданности воле Божией, очевидно, грешат самоуверенностью, надменностью и в конце концов вытекают из гордости (ст. 16). "Гордость житейская" (ср. 1 Ин. 2:16) только может породить в человеке нелепую и опасную мысль, будто он есть полновластный распорядитель своей жизни и своих действий.
17. Итак, кто разумеет делать добро и не делает, тому грех.
Обличения и увещания свои Апостол заканчивает общей сентенцией, что, "кто разумеет делать добро и не делает, тому грех." Эта мысль о тяжести и виновности греха сознательного представляет повторение мысли Господа Иисуса Христа, не раз Им высказанной (Лк. 12:47-48; Ин. 15:22 и др.); у Апостола она относится ближайшим образом к содержанию главы 4-й, частнее последних ее стихов, но, в силу своей общности и широты, приложима ко всему вообще нравственному учению послания.