На главную
страницу

Учебные Материалы >> Патрология.

Святитель Игнатий Брянчанинов, епископ Кавказский и Черноморский. Книга первая. Аскетические опыты

Глава: О монашестве

Разговор между православными христианами, мирянином и монахом

Мирянин. Отец мой! признаю себя счастли­вым, что при знакомстве моем с вами я нашел в вас лицо, пред которым могу открывать мое сер­дце и от которого слышу искреннее слово. Же­лаю, желаю от души и вполне, принадлежать Пра­вославной Церкви, последовать ее догматическо­му и нравственному преданию. С этою целью ста­раюсь о всех предметах предания иметь опреде­ленное понятие. Неправильные понятия ведут к неправильным действиям: неправильное дей­ствие — источник вреда частного и общественно­го. В настоящей беседе не откажитесь объяснить мне значение монашества в Церкви Христовой.

Монах. Бог да благословит желание ваше. Из точных и правильных понятий рождается все доброе; из превратных и ложных рождаются все бедствия. Это мнение принадлежит Евангелию. Оно предлагает нам Истину в начальную причи­ну спасения, а на ложь указываете как на начальную причину погибели (Ин. 8: 32, 44). Почему вы хотите, чтобы сегодня предметом разговора нашего было именно монашество?

Мирянин. В обществе, которое я посещаю, ча­сто возбуждается речь о монашестве, высказы­ваются различные современные мнения о нем. Знакомые мои почти всегда обращаются ко мне, как к находящемуся в сношении со многими духовными лицами, выражая желание, чтобы и я высказал мое мнение. Хочу доставлять ближ­ним сведения точные, а потому и прошу вас со­общить мне их.

Монах. Не знаю, в какой степени я способен удовлетворить вас, но желаю быть и искренним пред вами, и изложить то, что привелось узнать из чтения Священного Писания и святых отцов, из бесед с достойными уважения и доверия по жизни иноками, наконец, из собственных наблю­дений и опытов. В основание беседы нашей, как бы полагая краеугольный камень в основание здания, скажу, что монашество есть установле­ние Божие, отнюдь не человеческое.

Мирянин. Представьте себе! мысли, что мо­нашество есть Божественное установление, я и не слыхал в обществе.

Монах. Это я знаю. Потому-то, когда зачнется в светском обществе разговор о монашестве, один  говорит: «Мне кажется так!» — другой: «А мне кажется вот так!» — иной: «А я сделал бы то!» — другой: «А я сделал бы это!» Слышится тысяча противоречащих мнений и предположений, про­износимых людьми, не имеющими никакого по­нятия о монашестве, но готовыми сделаться пи­сателями правил для монашества и распоряжать­ся монашеством по своему премудрому усмот­рению, без всяких справок. Некоторые повто­ряют даже хулы, произнесенные на монашество протестантами и безбожниками. Чувством гру­сти и страха объемлется сердце от таких возгла­сов и суждений, в которых неведение попирает своими копытами драгоценнейшие перлы Боже­ственного предания и установления.

Мирянин. Точно! причиною этого — неведе­ние, как вы сказали, отец.

Монах. Не думайте, что неведение есть зло не­значительное. Святые отцы называют неведение великим, начальным злом, от которого зло рож­дается в полноте обилия. Преподобный Марк Подвижник говорит, что неведение есть первый, главный исполин злобы (Слово к иноку Николаю. Добротолюбие, ч. 1). Неведение не ведает своего неведения, неведение удовлетворено своим веде­нием, сказал другой отец (священномученик Петр Дамаскин. Книга 1. Добротолюбие, ч. 3). Оно способно наделать множество зла, нисколь­ко не подозревая, что делает его. Говорю это из чувства сострадания к человекам, не понимаю­щим, в чем заключается достоинство человека, — к христианам, не знающим, в чем состоит хрис­тианство, действующим из неведения своего про­тив себя. Не подумайте, чтобы у меня было на­мерение прикрывать в установлении Божествен­ном человеческие злоупотребления и человечес­кую немощь. Нет! обличение и устранение чело­веческих злоупотреблений в установлении Божи­ем служит признаком благоговения к этому ус­тановлению, средством сохранения в должной святости установления, дарованного Богом, пре­доставленного в распоряжение человекам.

Мирянин. Последняя мысль опять нова для меня. С этой точки я никогда не глядел на мона­шество и в других не встречал этого воззрения.

Монах. Сказанное мною относится не к од­ному монашеству, но ко всей Церкви, как Вет­хозаветной, так и Новозаветной. Что Ветхозавет­ная Церковь основана Богом, что она передана делателям — иудейскому народу, это изобразил Господь в притче о винограднике, в 21-й главе Евангелия от Матфея (стих 33 и далее). Что Но­возаветная Церковь основана Богочеловеком, что она передана другому народу, составившемуся из всех народов, христианам, это явствует из Евангелия и из всего Священного Писания (Еф. 1: 22—23, 2: 10—11 и т. д.) Иудеи должны были дать отчет Богу в сохранении дара Божия, в уп­равлении и распоряжении даром Божиим. Как поведение их оказалось преступным, то они уст­ранены — впрочем, когда уже они устранились произвольно в духе, — и подвергнуты казни. Рав­ным образом потребуется отчет от христиан, какое они сделали употребление вообще из ус­тановления Божия — Новозаветной Церкви — и из частных установлений в ней, каково мона­шество.

Мирянин. Не имеется ли возможности усмот­реть из Священного Писания, чем заключится судьба Новозаветной Церкви на земле?

Монах. Священное Писание свидетельству­ет, что христиане, подобно иудеям, начнут по­степенно охладевать к откровенному учению Бо­жию, они начнут оставлять без внимания обнов­ление естества человеческого Богочеловеком, за­будут о вечности, все внимание обратят на свою земную жизнь; в этом настроении и направле­нии займутся развитием своего положения на земле, как бы вечного, и развитием своего пад­шего естества для  удовлетворения всем повреж­денным и извращенным требованиям и пожеланиям души и тела. Разумеется, такому направ­лению Искупитель, искупивший человека для блаженной вечности, чужд. Такому направлению свойственно отступление от христианства. От­ступление настанет, по проречению Писания (2 Фес. 2:3). В ослаблении христианства будет уча­ствовать монашество: член тела не может не при­нять участия в немощи, поразившей все тело. Предсказали это святые иноки древних времен по внушению обитавшего в них Святого Духа (Алфавитный Патерик и Достопамятные Сказа­ния об авве Исхирионе). Когда христианство до крайности умалится на земле, тогда окончится жизнь мира (Лк. 18:8).

Мирянин. Каково значение монашества в Хри­стовой Церкви?

Монах. Монахи суть те христиане, которые оставляют по возможности все земные занятия для занятия молитвою — добродетелью, высшею всех добродетелей, чтобы посредством ее соеди­ниться воедино с Богом, как сказал апостол: Прилепляяйся Господеви бывает един дух с Госпо­дом (1 Кор. 6:17; прп. Марк Подвижник. Слово 4). А как молитва заимствует свою силу из всех про­чих добродетелей и из всего учения Христова, то монахи прилагают особенное тщание к испол­нению евангельских заповедей, присовокупляя к исполнению заповедей, обязательному для всех христиан, исполнение двух советов Христовых: совета о нестяжании и совета о безбрачии (прп. авва Дорофей. Поучение 1). Монахи жительством своим стремятся уподобиться жительству на зем­ли Богочеловека: по этой причине святые иноки именуются преподобными.

Мирянин. Откуда монахи получили свое на­звание?

Монах. Слова монах, монастырь, монаше­ство произошли от греческого слова μονος , один. Монах значит живущий уединенно или в одино­честве; монастырь — уединенное, отдельное жи­лище; монашество — уединенное жительство. Это жительство отличается от обыкновенного, всем общего жительства, — есть жительство иное, а потому в русском языке образовалось для него наименование иночества. Монах по-рус­ски — инок. Слова общежитие, скит, безмол­вие, отшельничество, затвор, пустынножитие означают собою разные роды иноческой жизни.

Иноческим общежитием называется сожи­тельство более или менее многочисленного собра­ния иноков, имеющих общее Богослужение, об­щую трапезу и одежду, находящихся в заведова­нии одного настоятеля. Безмолвием называется сожительство двух или трех иноков в отдельной келии, жительствующих по взаимному совету или по совету старшего, имеющих общую трапезу и одежду, отправляющих в течении пяти дней Бо­гослужение в келии, а в субботу и воскресение приходящих к общественной службе в церковь. Отшельничеством называется жительство инока наедине. Когда отшельник пребывает неисходно в келии, находящейся в монастыре, тогда он на­зывается затворником, а жительство его затвором; когда же он жительствует в безлюдной пустыне, то называется пустынником, а жительство его пустынножитием.

Мирянин. Когда началось монашество? Монах. Со времени апостолов, по удостове­рению преподобного Кассиана.149 Преподобный Кассиан, писатель и инок четвертого века, обо­зревший иноческие обители Египта, в котором тогда особенно процветало монашество, провед­ший значительное время между иноками Египет­ского Скита и предавший позднему потомству уставы и учение египетских монахов, говорит, что в первые времена христианства получили в Егип­те наименование монахов избранные ученики святого апостола и евангелиста Марка, первого епископа Александрии. Они удалились в самые глухие пригородные места, где проводили возвышеннейшее жительство по правилам, которые предал им евангелист.150

В жизнеописании преподобномученицы Евге­нии повествуется, что в царствование римского императора Коммода — Коммод вступил на пре­стол в 180 году по Рождестве Христовом — вель­можа римский Филипп сделан был правителем Египта. В то время в александрийском предмес­тье был монастырь; о епископе того времени, свя­том Елие, упоминается, что он с юности вступил в монашество (Четьи-Минеи, 24 декабря). Иудей­ский историк Филон, современный апостолам, гражданин Александрии, описывает жизнь ферапевтов, удалившихся в предместья Александ­рии, точно такою, какою изображена преподоб­ным Кассианом жизнь первых александрийских монахов, и называет жилища их монастыря­ми.151 Из описания Филона не видно, были ли ферапевты христианами; но описание Филона как светского писателя поверхностно; притом в это время многие не отличали христианства от иудей­ства, признавая первое сектою второго. В жиз­неописании преподобного Антония Великого, которое составил современник его, святой Афа­насий Великий, архиепископ Александрийский, упоминается, что в то время, как святой Антоний вступил в монашество — Антонию тогда было около 20-ти лет, — монахи египетские проводи­ли уединенную жизнь в окрестностях городов и сел. Преподобный Антоний Великий скончался в 356-м году по рождестве Христовом, будучи 105-ти лет.152

Имеется факт, доказывавший, что и в Сирии монашество существовало со времен апостольс­ких. Преподобномученица Евдокия, жившая в сирском городе Илиополе в царствование рим­ского императора Траяна, обращена в христиан­ство преподобным Германом, настоятелем муж­ского монастыря, в котором было 70 иноков. Ев­докия по принятии христианства вступила в мо­настырь женский, в котором было 30 инокинь (Четьи-Минеи, марта 1 дня). Траян начал цар­ствовать с 96-го года по Рождестве Христовом.

В последних годах III века преподобный Ан­тоний Великий положил начало пустынножи­тельству; в конце первой половины IV века пре­подобный Пахомий Великий основал Тавеннисиотские общежития в пустыне Фиваидской, а преподобный Макарий Великий — жительство безмолвников в дикой пустыне Скит, близкой к Александрии, отчего такое жительство получило название скитского, а монастыри, устраиваемые для этого жительства, получили название скитов. Святой Василий Великий, архиепископ Кесари Каппадокийской, живший во второй половине IV века, изучил монашескую жизнь среди еги­петских иноков; возвратившись в отечество свое, Каппадокию, проводил там, в пустыне, монашес­кую жизнь до вступления своего в служение Цер­кви и написал правила для монахов, которые впос­ледствии частью приняты в руководство, а час­тью в назидание всею Восточною Церковью. Та­ким образом монашество, таившееся в окрест­ностях городов и сел, в IV веке переместилось в большинстве своем в необитаемые пустыни. Там развилось и разрослось оно, как на свойственной себе почве. Впрочем, и в городах, и в окрестно­стях городов монастыри и пребыли, и вновь уст­раивались.

Преподобный Кассиан, сказав о установлении монашества в Александрии святым евангелистом Марком, предоставляет ищущим о сем более подробных сведений обратиться к Церковной Истории. Эта История не дошла до нас, как и все почти письменные акты Египта: их уничто­жили магометане в VII веке, что они совершили и в других покоренных ими христианских стра­нах, но в меньшей степени.

Мирянин. Какая была причина переселения монашества в места отдаленные от городов и се­лений?

Монах. Это переселение совершилось в то са­мое время, когда прекратился подвиг мученичес­кий и начали принимать христианскую веру уже не одни избранные, не по особенному призва­нию, не с решимостью на величайшие бедствия и смерть, но все вообще, как веру господствую­щую, покровительствуемую и распространяемую правительством. Христианство соделалось всеоб­щим; но оно не сохранило прежнего самоотвер­жения. Христиане в городах и селах начали вда­ваться во многие житейские попечения, позво­лять себе роскошь, плотское наслаждение, учас­тие в народных увеселениях и другие послабле­ния, которых первобытные исповедники веры чуждались, как отречения от Христа в духе. Пус­тыня представила собою естественное убежище и пристанище, не возмущаемое соблазнами, для христиан, желавших сохранить и развить в себе христианство во всей его силе. «Пустыня, — го­ворит святой Исаак Сирский, — полезна и не­мощным, и сильным: в первых удалением от ве­щества не допускается разгореться и умножить­ся страстям, а крепкие, когда будут вне вещества, то достигают борьбы с лукавыми духами» (Сло­во 55). Святой Василий Великий и Димитрий Ростовский изображают причину отшествия свя­того Гордия в пустыню так: «Гордий отбежа молве градных, кличев торжных, величаний княжес­ких отбежа, судов оглаголующих, продающих, купующих, клянущихся, лжущих, сстулословящих, отбежа игр и глумлений и смехотворства, бываемого во градех, сам чист слух имый, чистые очи, и прежде всего сердце очищено, могущее зрети Бога, и сподобися Божественных открове­ний, и великим научися таинствам, не от чело­век, ни человеки, но великого стяжав учителя истины — Духа» (Страдание святого мученика Гордия. Четьи-Минеи, января в 3 день). С пере­селения монашества в пустыни появилось у него особенное одеяние, с целью окончательного от­деления его от мирян. Во времена гонений и клир, и монахи употребляли наиболее общее одеяние: это укрывало их в значительной степени от го­нителей.

Мирянин. Высокое учение, которого сподо­бился святый Гордий, — исключительная при­надлежность весьма немногих. В новейшие вре­мена христианская вера удовлетворительно и подробно преподается в семинариях, а высшее учение о ней в духовных академиях.

Монах. Между учением, преподаваемым в ду­ховных училищах, и учением, которое препода­ется или должно преподаваться в монастырях, находится величайшее различие, хотя предмет того и другого учения один — христианство. Спа­ситель мира, посылая Своих святых апостолов на всемирную проповедь, повелел им научить все народы вере в истинного Бога и жительству по Его заповедям. Шедше, сказал Он, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Свя­того Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28: 19—20). Учение вере должно предшествовать крещению; учение жительству по заповедям должно последовать крещению. Первое учение — теоретическое, второе — прак­тическое. О первом сказал святой апостол Па­вел: Ни в чесом от полезных обинухся, еже сказати вам и научити вас пред людьми и по до­мом: засвидетельствуя Иудеем же и Еллином еже к Богу покаяние и веру, яже в Господа наше­го Иисуса Христа (Деян. 20: 20—21); о втором: Христос в вас, упование славы, Егоже мы про­поведуем, наказующе всякого человека, и учаще всякой премудрости, да представим всякого человека совершенна о Христе Иисусе (Кол. 1: 27—28). Богом даны два учения о Боге: учение словом, приемлемое верою, и учение жизнью, приемлемое деятельностью по заповедям Еван­гелия. Первое учение можно уподобить основа­нию здания, а второе самому зданию, воздвигну­тому на этом основании. Как невозможно строить здания без фундамента к нему, так и один фундамент не послужит ни к чему, если не будет на нем воздвигнуто здание. Вера без дел мертва есть (Иак. 2:26).

Святой апостол Павел изображает необходи­мость первого учения так: Вера от слуха, слух же глаголом Божиим. Како же уверуют, Егоже не услышаша? како же услышать без пропове­дующего (Рим. 10:17,14)? Вот начало катехизи­ческого учения. Вступающим в христианство апо­столы и их преемники излагали основное учение христианства о Боге, о Богочеловеке, о человеке, о значении его во времени, о значении его в веч­ности, о таинствах, о райском блаженстве, об ад­ских муках (Евр. 6: 1, 2) и о прочем, составляю­щем основное догматическое христианское уче­ние, к чему присовокуплялось и теоретическое учение о жительстве по заповедям Евангелия (Евр. 11: 12—13). Вот начало догматического и нравственного богословия, этой возвышенейшей, священной науки. С самых времен апостольских стали возникать в Церкви Христовой еретичес­кие учения, то есть учения об Откровении Божи­ем из лжеименного человеческого разума. В От­кровенном Учении Божием нет места умствова­ниям человеческим: там от альфы до омеги — все Божие. Святая Вселенская Церковь тщательно старалась сохранить вверенное ей бесценное ду­ховное сокровище — Откровенное Учение Бо­жие: она обличала своих явных врагов — идоло­поклонников, языческих философов и иудеев, от­ражала нападения их; она обличала своих внут­ренних врагов — еретиков, опровергала их уче­ние, извергала их из своего недра, предостерега­ла от них чад своих. По этой причине с течением времени богословие получало большую и боль­шую обширность. Для обучения ему явилась нужда в училищах. Древнейшее и обширнейшее училище было в Александрии; особенно процве­тало оно во II и III веке по Р. X. Учения, враждеб­ные Божественному Учению, постоянно умно­жались, возникая в различных формах: необхо­димость в училищах, систематическая организа­ция их становилась постоянно ощутительнее. Запад, отклонившись от Востока впадением в ересь, принял образованность и жизнь язычес­кие: с этого времени учения, враждебные Пра­вославной Церкви, учения самые хитросложенные, самые дерзкие, уродливые, богохульные ум­ножились до бесконечности. Духовные училища соделались существенною потребностью для Православной Церкви, как дыхание жизни. Су­дите сами: надо представить в ясности православ­ному христианину, особенно тому, который приготовляется быть пастырем, и истинное учение Православной Церкви, и всю победоносную борьбу ее с тайными и явными врагами, с при­крытыми и открытыми, борьбу, продолжавшу­юся 18 столетий, разгорающуюся более и более. Надо изложить заблуждения и Ария, и Македо­ния, и Нестория, и Евтихия, и иконоборцев, и папизма, и протестантизма с бесчисленными их отраслями, увенчаемыми атеизмом и новейшею философиею; надо изложить удовлетворительное опровержение всех этих учений. Изучение бого­словия требовало краткого времени в первые времена христианства — оно требует ныне вре­мени продолжительного; прежде могло быть преподано в поучениях, произносимых в храме Божием, — нуждается ныне в систематическом преподавании в течении нескольких годов. Дос­тавление этого изучения в полном его объеме — вот цель наших духовных семинарий и академий: они преподают познания о христианстве основ­ные, вводные, как назвал их преподобный Марк Подвижник (Слово 4), преподают их юношеству, еще не вступившему в общественное служение, приготовленному к нему лишь теоретически, незнакомому с познаниями, сообщаемыми опы­том жизни. На теоретических познаниях о вере должны быть назданы познания деятельные, живые, благодатные. Для  приобретения этих по­знаний дана земная жизнь человеку. Христианин, живущий посреди мира по заповедям Евангелия, непременно обогатится познаниями не только опытными, но и благодатными в известной сте­пени. Несравненно более должен обогатиться ими тот, кто, оставя все земные попечения, упот­ребит все время свое, все силы тела и души на богоугождение, то есть монах. Он-то назван в Евангелии имеющим заповеди Господа, потому что заповеди Господа составляют все достояние его. Имеяй заповеди Моя, сказал Спаситель мира, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам (Ин. 14:21). По этой при­чине ревностнейшие христиане всех веков, окон­чив образование свое в училищах, вступали и до­селе вступают в монашество для стяжания того образования, которое доставляется монаше­ством. Кто были великие учители Церкви всех времен? монахи. Кто объяснил с подробностью ее учение, кто сохранил ее предание для  потом­ства, кто обличил и попрал ереси? монахи. Кто запечатлел своею кровию православное испове­дание веры? монахи. Это очень естественно. Хри­стиане, живущие посреди мира, опутанные свя­зями его, занятые различными попечениями, произвольными и невольными, не могут уделять много времени, не могут посвятить всей любви своей Богу. Не оженивыйся печется о Господних, како угодити Господеви, а оженивыйся печется о мирских (1 Кор. 7: 32—33): оженивыйся не мо­жет постоянно и усиленно прилепляться к Гос­поду молитвою, отрешенною от всего земного, и соединиться во един дух с Господом (1 Кор. 6:17), как это возможно и свойственно монаху. Для лич­ного преуспеяния христианского нет нужды в учености человеческой, нужной для учителей Церкви: многие неграмотные христиане, меж­ду прочими и преподобный Антоний Великий, вступив в монашество, достигли христианского совершенства, разливали свет духовный на совре­менников примером, устным учением, благодат­ными дарованиями своими. «Кто, — говорит свя­той Иоанн Лествичник, — между мирянами был чудотворец? кто воскрешал мертвых? кто изго­нял бесов? никто; все это — монахов почести, ко­торых мир вместить не может» (Слово 2, гл. 9). Мирянин. Не все же монахи достигают тако­го высокого состояния, не все выполняют свое назначение. Выполняют его редкие.

Монах. Те монахи, которые проводят житель­ство по правилам монашеским, непременно стяжавают благодать по обетованию Божию. Обетование Божие не может не исполниться по са­мому свойству Слова Божия и заповедей Еванге­лия, свойству сообщать делателям своим Духа Божия. Напротив того, монахи, пренебрегающие богопреданными постановлениями для  монаше­ства, проводящие жизнь самовольную, рассеян­ную, сластолюбивую и миролюбивую, лишают­ся духовного преуспеяния. Подобное соверша­ется со всеми христианами. Те из христиан, ко­торые проводят жительство христианское, спа­саются, а те, которые, именуясь христианами, проводят жительство языческое, погибают. Прежде было гораздо более святых между мо­нахами и спасающихся между христианами, не­жели ныне. Причина этому — общее ослабление в вере и нравственности. Но и ныне есть истин­ные монахи и истинные христиане. Повторяю вам: имеются иноки, недостойные своего имени и призвания; но это — злоупотребление установ­лением Божиим. Установление Божие не пере­стает быть установлением Божиим, несмотря на злоупотребления им человеками. Так и христи­анство не лишается своего великого достоинства по той причине, что некоторые, или и многие христиане проводят жительство, противополож­ное учению Христову. Как о христианстве, так и о монашестве должно судить по истинным христианам и монахам. Это нелегко: благочестие и добродетель, как целомудренные девы, всегда под покровами и келии, и неизвестности, как бы под покровами тканей; напротив того, блудни­цы стараются полуобнаженными являться на позор. Часто высокая жизнь монаха открывает­ся только при кончине его или после кончины. Часто монаха, причастника благодати Божией, осыпает мир злоречием и клеветами по ненави­сти мира к Духу Божию (Ин. 15:18—19). Самое преуспеяние имеет различные степени, потому что, как уже сказано выше, монастырское уеди­нение, будучи полезно сильным христианам по одному отношению, полезно и немощным по другому. Разумеется, число вторых всегда было более, нежели число первых.

Мирянин. После всего сказанного вами дела­ются необходимыми определительные объясне­ние и доказательство, что монашество есть уста­новление Божие. Сказанное вами уже приводит к такому заключению в значительной степени.

Монах. Спаситель мира указал два пути, два образа жизни для верующих в Него: путь или жи­тельство, доставляющие спасение, и путь или жительство, доставляющие совершенство. Пос­ледние путь и жительство Господь назвал по сле­дованием Себе, так как они служат точнейшим выражением учения, преподанного Господом, и посильным подражанием тому роду жизни, ко­торый проводил Господь во время Своего зем­ного странствования. Условия спасения заключа­ются в вере во Христа (Ин. 3:36; 17:3), в житель­стве по заповедям Божиим (Мф. 19:17; Мк. 10:19) и во врачевании покаянием недостатков испол­нения заповедей (Лк. 13: 3, 5): следовательно, спасение предоставлено, и оно возможно, всем, при обязанностях и служениях посреди мира, не противных Закону Божию. К последованию Господу некоторые были призваны Самим Гос­подом, как апостолы; но вообще последование Господу предоставлено Господом на произвол каждого (прп. авва Дорофей. Поучение 1), что явствует из всех мест Евангелия, где Господь го­ворит об этом предмете. Аще кто хощет ко Мне ити (Мф. 16:24), аще хощети совершен быти (Мф. 19:21), аще кто грядет по Мне (Лк. 14:26), говорит Господь в начале учения о последовании и христианском совершенстве. Принятие на себя жительства зависит от произвола; но условия для  жительства предписаны уже Господом; без сохранения этих условий последование Господу не может состояться. Условия последования, или пути и жительства, ведущих к совершенству, Гос­подь изобразил так: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой и по Мне грядет (Мф. 16:21). Аще хощеши совершен быти, иди, продаждъ имение твое и даждь ни­щим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед Мене (Мф. 19:21), взем крест (Мк. 10:21). Аще кто грядет ко Мне, и не возненави­дит отца своего, и матерь, и жену, и чад, и бра­тию, и сестр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик. И иже не носит креста сво­его, и вслед Мене грядет, не может Мой быти ученик. Иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик (Лк. 14: 26, 27, 33). Здесь предписаны именно те условия, из которых составляются существенные обеты монашества; монашество, как мы сказали, в начале своем было не что иное, как уединенное, отдаленное от мол­вы жительство христиан, стремившихся к хри­стианскому совершенству. Христиане многолюд­ной и богатой Александрии удалились в пред­местье города по наставлению святого евангели­ста Марка; то же самое наставление дает святой апостол Павел и всем христианам, желающим вступить в теснейшее общение с Богом. Вы бо есте, говорит он, церкви Бога жива, якоже рече Бог: яко вселю ея в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие. Темже изыдите от среды их, и отлучитеся, глаголет Господь, и нечистоте их не прикасайтеся, и Аз прииму вы: и буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2 Кор. 6: 16—18). Святой Иоанн Лествичник относит это призвание именно к монахам (Лествица. Слово 2, гл. 9). Вышеприведенные слова Господа точно так понимались в первенствующей Церк­ви, как они объяснены здесь. Святой Афанасий Великий в жизнеописании преподобного Анто­ния Великого говорит, что Антоний, будучи юно­шею, вошел в церковь для молитвы. В тот день читалось Евангелие от Матфея (Мф. 19) о бога­том человеке, вопрошавшем Господа о спасении и совершенстве. Когда прочитаны были выше­приведенные слова: Аще хощеши совершен быти, иди, продаждъ имение твое и прочее, Антоний, которого в душе занимал вопрос о том, какой 1 род жизни избрать ему, ощутил особенное сочувствие к этим словам, признал, что Сам Гос­подь сказал их ему, почему немедленно продал свое имение и вступил в монашество (Четьи- ; Минеи. Житие преподобного Антония Велико- го, января 17 дня). Эти слова Господа и ныне признаются святою Церковью основными для монашества, всегда читаются при пострижении в монашество (Требник. Последование малой схимы). Помещение монашества вдали от селений, в пустынях, совершилось по откровению и пове­лению Божиим. Преподобный Антоний Вели­кий призван Богом к жительству в глубокой пу­стыне; преподобному Макарию Великому пове­лел Ангел поместиться в пустыне Скитской (Че-тьи-Минеи, января 19 дня), преподобному Пахомию Великому повелел также Ангел учредить в пустыне иноческое общежитие и передал пись­менные правила для жительства иноков (Четьи-Минеи, мая 15 дня). Упомянутые преподобные были мужи, исполненные Святого Духа, пребы­вавшие постоянно в общении с Богом, служив­шие для иночества глаголом Божиим, как слу­жил им Моисей для израильтян. Святой Дух по­стоянно, чрез все века христианства, светил на монашество. Учение Святого Духа, учение Хри­стово, учение Божие о иночестве, о этой науке из наук (прп. Кассиан. Слово о рассуждении, Добротолюбие, ч. 4), как выражаются святые отцы об этой Божественной науке, изложено преподобными иноками со всею отчетливостью и полнотою в их боговдохновенных писаниях. Все они свидетельствуют, что установление мо­нашества, этого сверхъестественного жительства, никак не дело человеческое: оно — дело Божие. Оно, будучи сверхъестественно, не может быть делом человеческим, не может не быть делом Божиим.

Мирянин. Некоторые полагают, что началь­ною причиною монашества были гонения, воз­двигнутые идолопоклонниками на христиан в первые три века жизни христианства.

Монах. Всегда ошибочно рассуждает о мужах духовных плотское мудрование. Духовные мужи, каковы были монахи первых веков, жаждали му­ченичества, и многие из них увенчались венцом мученичества, как-то: преподобномученики Ни­кон (Четьи-Минеи, марта 23 дня), Иулиан (Четьи-Минеи, января 8 дня), преподобномученицы Евдокия. (Четьи-Минеи, марта 1 дня), Евгения (Че­тьи-Минеи, декабря 24 дня), Феврония (Четьи-Минеи, июня 25 дня) и другие. Упомянутый выше святой пустынножитель Гордий, когда от­крылся подвиг для  мученичества в Кесарии Кап­падокийской, пришел в этот город во время все­народного торжества, обличил заблуждение идо­лопоклонства, исповедал Христа и запечатлел ис­поведание мученическою смертью. Когда было воздвигнуто лютое гонение на христиан импе­ратором Диоклетианом, преподобный Антоний Великий был уже монахом и пустынножителем. Услышав, что христиане подвергаются мучени­ям и казням за исповедание Христа, Антоний оставляет вертеп и пустыню, спешит в Александ­рию, присоединяется к мученикам, всенародно исповедует Христа, самым делом доказывает желание мученичества. «Преподобный, — гово­рит писатель жития его, — точно соделался му­чеником по любви своей и произволению: хотя он и желал пострадать за имя Господа, но муче­ничество не было дано ему Господом». Уже Гос­подь заменял жатву святыни, которую обильно совершали мученики, исповедавшие Его пред идолопоклонниками, другою обильною жатвою, которую должны были совершить монахи на поприще иного мученичества. Мучения едва пре­кращались, и кровь христианская едва переста­вала литься на городских площадях и позорищах, как тысячи христиан переселились в дикие пус­тыни, чтобы там распять плоть свою со страстьми и похотъми (Гал. 5:24), чтобы исповедать Христа пред лицом самих миродержителей, на­чал и властей злобы (Еф. 6:12). Причиною удале­ния в пустыню преподобного Павла Фивейского было желание избежать злоумышления на жизнь его во время гонения, воздвигнутого им­ператором Декием. Может быть, и еще некото­рые удалились в пустыню по той же причине. Другие удалялись в пустыню вследствие других обстоятельств. Но это — частные случаи, по которым не должно заключать вообще о начале мо­нашества. Начальная причина монашества — не немощь человеческая, но сила учения Христова. Преподобный Иоанн Колов, составитель жизне­описания преподобного Паисия Великого, в пре­дисловии к этому жизнеописанию говорит: «Веч­ные небесные блага возбуждают в тех, которые уповают получить их, безмерное желание к себе, насыщают сердца этих желателен некоею нена-сытимою Божественною сладостью, заставляют их всегда воспоминать тамошнее блаженство, воздаяние трудов, светлое торжество подвижни­ков и поощряют к такому стремлению к себе, что они не только презирают временное и сует­ное, но и не щадят своей жизни, изволяя, по сло­ву Евангелия, положить ради Христа свою воз­любленную душу. Они любят смерть за Христа более всех наслаждений и прелестей. Но как ныне нет гонителей, и вожделенная смерть не обрета­ется скоро, то они стараются понести ее иным образом, установляя для себя продолжительное и насильственное умерщвление самих себя. Они ежедневно претерпевают тысячи болезней, по­стясь, подвизаясь многоразлично, борясь с неви­димыми бесами, непрестанно понуждая естество свое, одеянное плотию, противиться бесплотным врагам» (Четьи-Минеи, июня 19 дня).

Мирянин. Вы сравниваете подвиг монашества с подвигом мученичества.

Монах. Это — один и тот же подвиг, в раз­ных видах. И мученичество, и монашество ос­нованы на одних и тех же изречениях Еванге­лия; то и другое отнюдь не изобретено челове­ками, но даровано человечеству Господом; то и другое иначе не может быть совершено, как все­сильною помощью Божиею, действием Божи­ей благодати. В этом убедитесь, если прочитае­те жития преподобных Антония Великого, Ма­кария Великого, Феодора Студийского, Марии Египетской, Иоанна Многострадального, Нико­на Сухого и других иноков, которых подвиг и страдание были вышеестественны. Святой Си­меон Новый Богослов говорит о своем настав­нике, Симеоне Благоговейном, иноке Студий­ского монастыря, что он скорбями и страдани­ями телесными уподобился многим мученикам (Слово 2).

Мирянин. Объясните, отец мой, какое значе­ние имеют безбрачная жизнь и нестяжание в монашеском подвиге? Это темно для  живущих посреди мира, трудящихся для общественной пользы, подающих обильно милостыню и совер­шающих многие добрые дела, указанные и одоб­ренные Евангелием. При недостатке объяснения монашеская жизнь представляется жизнью праздною, лишенною и деятельности и пользы. Монах. Упоминаемая вами деятельность ми­рян, состоящая из исполнения Евангельских за­поведей действиями тела, необходима для спа­сения, недостаточна для совершенства. Ничто не препятствует заниматься такою деятельнос­тью посреди попечений и обязанностей мира. Даже земное преуспеяние дает возможность де­лать более добрых дел: так, богач может много помогать нищей братии подаяниями, а вельмо­жа может помогать им защитою от насилия, предстательством в судах. При этой деятельнос­ти нужно храниться от действования из себя (по объяснению блаженного Феофилакта Болгарско­го), как действовал упоминаемый в Евангелии фарисей (Лк. 18), который точно делал много доб­рых дел, но при неправильном взгляде на свою деятельность. От этого он впал в неправильное мнение о себе и о ближних; добрая деятельность его сделалась неблагоугодною Богу. Апостол го­ворит, что совершающие добрые дела должны со­вершать их, яко добрии строителе различных благодати Божия (1 Петр. 4:10). Богач пусть по­дает милостыню из имения, не как из своего, но как из врученного ему Богом. Вельможа пусть благодетельствует из высокого положения, не как из собственного, но как из доставленного ему Бо­гом. Тогда взгляд презрения на деятельность ближ­них, хотя бы она была недостаточна, уничтожит­ся; тогда начнет являться в совести вопрос о соб­ственной деятельности, как то было с праведным Иовом (Иов. 1:5): удовлетворяет ли она требова­нию Божию? нет ли в ней больших или мень­ших недостатков? тогда мало-помалу начнет об­разоваться понятие о жительстве более совершен­ном. Согласитесь, что монашеская жизнь пред­ставляется лишенною деятельности и пользы именно для тех, которые высоко, то есть оши­бочно, ценят свою деятельность. Признак пра­вильной христианской деятельности — смирение; гордость и самомнение — верный признак не­правильной деятельности, по указанию Самого Господа. Высказанным вами мнением обнаружи­вается незнание христианства, превратное, ис­каженное понимание его. Христианское совер­шенство предложил Сам Богочеловек избран­ным ученикам Своим. Совершенство начинает­ся там, где добрые дела, предписанные мирянам, достигнут всей полноты своей. Изучите христи­анство, узнайте, в чем заключается совершенство его, — и вы поймете значение монашества, пой­мете всю нелепость богохульного обвинения в праздности тех людей, которые стремятся к исполнению возвышеннейших завещаний Еванге­лия, недоступных для мирян. Осыпающие наре­каниями и хулами монашество по необходимо­сти хулят и самое установление христианского совершенства Господом.

Мирянин. Согласен, согласен! Раскройте же мне с ясностью значение нестяжания и безбрач­ной жизни в пути к христианскому совершенству.

Монах. Значение их — необыкновенной важ­ности. Постараюсь по силам моим сделать его понятным для вас. Тот, кто раздал имение нищим для того, чтобы оказать всецелое повиновение Спасителю и всецело последовать Ему, кто сам соделался нищим, чтобы подчинить себя лише­ниям, сопряженным с нищетою и обильно дос­тавляющим смирение, уничтожает этим действи­ем всю надежду свою на мир, сосредоточивает ее в Боге. Сердце его с земли переселяется на небо (Мф. 6:21) — и он начинает шествовать по верху вод житейского моря, держимый верою. Попе­чение его возложено на Господа, Который, пове­лев ближайшим ученикам Своим раздаяние иму­щества (Лк. 12:33) и отложение попечений о до­ставлении себе телесных потребностей, обетовал, что ищущим царствия Божия и правды его все эти потребности приложатся промышлением Небесного Отца (Мф. 6: 24—33). Попускаются служителям Божиим разные скорби, при кото­рых промышление Божие о них как бы скрыва­ется и влияние мира получает особенную силу: но это необходимо для обучения их живой вере в Бога, которая от опытов непрестанно возраста­ет и укрепляется. Опыты обличают живущее в падшем естестве неверие; они обличают живу­щее в падшем естестве отступление и отречение от Бога: потому что сердце при малейшем ослаб­лении наблюдения за ним с горестною слепотою устремляется возложить упование на себя, на мир, на вещество и отступить от упования на Бога (Мф. 14: 22, 33). Кажется, из этого краткого объяснения делается очевидным, что оставление стяжаний возводит подвижника Христова в воз­вышенное духовное состояние, которое отделя­ет его от братий, живущих посреди мира, и не может быть известным для  них опытно. Однако это возвышенное состояние есть вместе состоя­ние непрестанного страдания для тела и для все­го падшего естества: назвал его Господь крестом. В духовном отношении действию нестяжания подобно и действие безбрачной жизни. Стрем­ление победить свойство естества, хотя и падше­го, возводит к такому подвигу, какого предста­вить себе не могут не испытавшие его. Подви­гом этим, которым совершается отречение от естества, дополняются распятие и крест, достав­ляемые нестяжанием, при котором совершает­ся только отречение от имущества. Этот подвиг низводит в глубину смирения, приводит к жи­вой вере, возводит к состоянию благодатному. При этом подвиге, как видно из жизнеописаний преподобных Антония Великого, Иоанна Мно­гострадального и других, приходят в помощь падшему естеству падшие духи, стараются удер­жать человека в области падения. Соответствен­но трудностям борьбы победа бывает многоплодною (Лествица, слово 4, гл. 43): ее доставля­ет и ей последует обновление естества от появ­ляющегося в сердце так называемого святыми отцами духовного ощущения (прп. Макария Еги­петского, беседа 7, глава 5). Естество остается таким же естеством человеческим, но ощущение его (по-светски вкус) изменяется (святого Иса­ака Сирского, слова 43 и 48): так бумага, про­питанная маслом, не принимает уже в себя воды, не потому, чтобы естество бумаги изменилось, но потому, что способность ее насыщена иным веществом, не имеющим физического сродства с водою.153

Мирянин. Ныне очень многие утверждают, что безбрачная жизнь неестественна человеку, не­возможна для него, что заключение законной двери для естества только заставляет естество искать дверей незаконных.

Монах. Свойственно каждому человеку су­дить по собственным опытам. Неизвестное и не­испытанное представляется невозможным, а из­вестное и испытанное представляется принадлежностию всех. Святые отцы, писавшие об этом предмете, согласны, что безбрачная жизнь неес­тественна падшему естеству, что она была есте­ственна человеку до его падения (Быт. 2:25), что по обновлении естества способность к девству и безбрачной жизни возвращена естеству, что дев­ство и безбрачная жизнь почтены выше брака, хотя и супружеская жизнь возведена христиан­ством на более высокую степень, нежели на ка­кой она стояла до христианства (Еф. 5:32). Бого­человек проводил жизнь девственную; Пресвятая Матерь Его была и пребыла Девою; святые апос­толы Иоанн Богослов, Павел, Варнава и, без со­мнения, многие другие были девственниками. С появлением христианства появились полки девственников и девственниц. Этот подвиг был крайне редок до обновления естества Искупите­лем. При посредстве Искупителя благоволение Божие излилось на человеков, как справедливо воспели Ангелы (Лк. 2:14), и освятило человеков многоразличными дарами благодати. Благодатное обилие христиан живописно изображается в поучении, которое, по церковному уставу, дол­жен прочитывать иерей новобрачным по окон­чании чина венчания: «Великая нива Церкви ве­ликого Обладателя, Бога, трояким образом воз­делывается, троякими украшается жатвою и пло­дом. Первая часть этой нивы возделывается воз­любившими девство и хранящими его нерастлен­но до конца жизни, и приносит она в житницу Господню плоды добродетелей во сто крат. Вто­рая часть нивы возделывается воздержанием вдовства, и приносит плоды в шестьдесят крат. Третья возделывается сожитием сочетанных бра­ком, и, если они проводят жизнь благочестиво, в страхе Божием, то нива плодоприносит в трид­цать крат. На одной ниве находятся различные с различными плодами отделы, но все они блажен­ны и похвальны, соответственно назначению сво­ему. Говорит Богомудрый Амвросий: девство про­поведуем так, чтобы и вдов не отвергать; так по­читаем вдов, чтобы и супружество сохранить в своей чести» (Требник. Последование венчания). Мирянин. Как может христианин знать, спо­собен ли он, или неспособен к безбрачной жиз­ни? По мнению моему, этот вопрос должен очень затруднять всякого, намеревающегося вступить в монашество.

Монах. Способен — произволяющим (Благовестник; Мф. 19:12). Как в непорочном состоя­нии человека было предоставлено ему на произ­вол пребывать в этом состоянии или выйти из него: так и по обновлении естества предоставле­но ему на произвол усвоить себе естество обнов­ленное во всем его развитии, или воспользовать­ся только в известной степени, нужной для спа­сения, или же пребыть в состоянии падения и развить в себе падшее естество. Обновление ес­тества есть дар Искупителя. По этой причине всякая евангельская добродетель избирается бла­гим произволением, но даруется Христом произволяющему, как дар. Произволение доказыва­ется принуждением себя к добродетели, а доб­родетель испрашивается у Бога прилежною и терпеливою молитвою. Все евангельские добро­детели несвойственны падшему естеству; ко всем подвижник должен принуждать себя; все дол­жен испросить у Бога смиренною, соединенною с сердечным плачем молитвою (прп. Макарий Великий, Слово 1, гл. 13). Подобно прочим еван­гельским добродетелям, безбрачная жизнь изби­рается произволением. Борьбою со стремления­ми падшего естества, обузданием тела, подвига­ми доказывается искренность произволения; ис­прашивается дар чистоты у Бога сознанием не способности падшего естества к чистоте (прп. Кас­сиан Римлянин, Книга 4; гл. 5) и теплейшею, ис­полненною умиления молитвою (прп. Варсонофий Великий, Ответ 255); ниспосылается дар осе­нением Божественной благодати, изменяющей, обновляющей естество. Блаженный Феофилакт Болгарский, объясняя таким образом способ­ность человека к безбрачной жизни (Мф. 19:12), заключает объяснение следующими словами Гос­пода: Всяк бо просяй приемлет, и ищяй обре­тает (Благовестник; Мф. 7:8). Рассмотрите те жития святых, в которых описан подвиг их про­тив падшего естества: вы увидите, что все святые перешли из обыкновенного состояния, в кото­ром человек неспособен к безбрачной жизни, в состояние, которому безбрачие свойственно, после усиленной борьбы против пожеланий и влечений падшего естества; вы увидите, что глав­нейшим оружием их были молитва и плач; вы увидите, что не только девственники устранили себя от необходимости брака, вдовцы от повто­рения его, но и самые развратные люди, преис­полненные страстей, запятнавшие себя преступ­лениями, опутавшиеся и оковавшиеся, как це­пями, греховными навыками, востекли и взле­тели к нетленной чистоте и святости. Повторяю вам: в Новозаветной Церкви тысячи тысяч девственников и девственниц, непорочных вдовцов и вдовиц, прелюбодеев и блудниц, претворив­шихся в сосуды целомудрия и благодати, неопро­вержимо доказывают, что подвиг целомудрия не только не невозможен, но и не так труден, как он представляется теористам, рассуждающим о нем без опытного знания, без знания, доставляе­мого нравственным преданием Церкви, теори­стам, рассуждающим и заключающим — скажу откровенно — из своего разврата, из слепого и упорного предубеждения, из ненависти к мона­шеству и вообще к православному христианству. Справедливо писал преподобный Исидор Пелусиот святому Кириллу, патриарху Александрий­скому: «Предубеждение не видит ясно, а нена­висть — вполне слепа».154

Мирянин. Надо же сознаться, что и соблаз­ны, обильно и резко выставляющиеся, служат причиною толков против монастырей и мона­шествующих.

Монах. С этим я согласен. Не подумайте, что­бы я хотел прикрывать зло, вредное для всех. На­против, я желал бы искренно, чтобы зло было ис­треблено с нивы Христовой, чтобы эта нива плодоприносила одну чистую и зрелую пшеницу. Повторяю вам: необходимо определить со всею точностью Божественное установление, отделить его от злоупотреблений человеческих, чтобы с ус­пехом действовать против злоупотреблений. Не­обходимо иметь правильный взгляд на зло, что­бы принять против него верные средства, чтобы не заменить зла злом, заблуждения заблуждени­ем, злоупотребления злоупотреблением, чтобы не попрать, не отвергнуть, не исказить Божествен­ного установления, как поступили протестанты по отношению к Римской Церкви. Необходимо знать самые способы и искусство врачевания, что­бы употребить лекарства точно полезные и дей­ствительные, чтобы неправильным врачеванием не заменить для  болящего недуг смертию.

Вообще воззрение современных мирян на мо­нахов очень неправильно потому именно, что первые слишком отделяют от себя монахов в нравственном и духовном отношении. Между христианами, живущими в монастырях, и хри­стианами, живущими посреди мира — тесней­шая нравственная связь. Жители монастырей не слетели туда с луны или с какой другой планеты; они вступили из среды земного, грешного мира. Нравственность, которую осуждают в монасты­рях, образовалась посреди мира, питается, под­держивается сношениями с миром. Упадок нравственности монахов находится в теснейшей связи с упадком нравственности мирян; упадок нравственности в монастырях есть прямое по­следствие упадка нравственности и религии в среде мирян. Монашество основано на христи­анстве, зиждется и держится на нем, преуспева­ет и слабеет соответственно преуспеянию или ос­лаблению христианства. Сущность дела — хрис­тианство: монашество — вид его, особенное про­явление. Недуг — общий! восплачем о нем вмес­те, и вместе позаботимся о исцелении его! Явим сострадание к человечеству, явим любовь! Оста­вим жесткое, взаимное осуждение — это выра­жение ненависти и фарисейства, — устремляю­щееся к уничтожению болезней в больных уда­рением их бревнами!

Мирянин. Ваше понятие о нравственной свя­зи монахов с мирянами — для меня опять но­вость. Постигаю, что оно доставлено вам опыт­ностью. Без этого оно не могло бы быть так глу­боко, не отличалось бы так резко от поверхност­ных взглядов теории. Не откажитесь изложить его подробнее.

Монах. Вы не ошибаетесь. Понятие, выска­занное мною, частью есть плод моих собствен­ных наблюдений, частью доставлено мне лица­ми, достойными полного доверия. Санкт-Петер­бургский митрополит Серафим при разговоре о современном ему умножении бракоразводных  дел по консистории сказал мне, что когда он был епископом викарием в Москве, тогда в москов­ской консистории бывало бракоразводных дел одно, много два, в год; старцы же архиереи того времени сказывали ему, что в их молодости бра­коразводных дел вовсе не существовало. Вот факт, живописующий нравственность прежнего вре­мени и ход ее к настоящему положению, ход быстрый, неутешительный. Поведание других старцев иноков подтверждают заключение, ко­торое вытекает из поведания митрополита Се­рафима. Еще в начале нынешнего столетия всту­пало в монастыри много девственников, много лиц, не знавших вкуса в вине, не принимавших никакого участия в мирских увеселениях, не чи­тавших никаких светских книг, образованных обильным чтением Священного Писания и пи­саний отеческих, стяжавших навык к неупустительному посещению церкви Божией, преиспол­ненных и прочими благочестивыми навыками. Они приносили в монастырь нравственность цельную, неколеблемую порочными навыками; они приносили в монастырь неиспорченное зло­употреблением здоровье, способное к перенесе­нию подвигов, трудов, лишений. Строгое благо­честие мира воспитывало и приготовляло стро­гих и сильных монахов по душе и телу.

Ныне ослабевшее христианство приготовля­ет и доставляет, соответственно своему состоя­нию, слабых монахов. Ныне вступление девствен­ника в монастырь — величайшая редкость! ныне вступление лица, не стяжавшего порочных навы­ков, — редкость! ныне вступление сохранившего неиспорченным здоровье, способного к монас­тырским подвигам, — редкость! Наиболее всту­пают слабые, поврежденные по телу и душе; всту­пают наполнившие память и воображение чте­нием романов и других подобных книжонок; вступают пресытившиеся чувственными наслаж­дениями, получившие вкус ко всем соблазнам, которыми ныне преисполнен мир; вступают с закореневшими порочными навыками, с совес­тью притупленною, умерщвленною предшество­вавшим образом жизни, при котором дозволя­лись все беззакония и все обманы для прикры­тия беззаконий,Для этих личностей борьба с со­бою очень затруднительна. Затруднительна она и по причине укоренившихся в них порочных навыков, и по причине утраты искренности, по неспособности к ней. По этой же причине зат­руднительно и наставление их. Вступили они в монастырь, сняли мирские одежды, облеклись в черные одежды иноческие; но навыки и настро­ение, полученные в мирской жизни, остались с  ними и, пребывая неудовлетворенными, приоб­ретают новую силу. Греховные навыки и настро­ения тогда только могут ослабеть, когда обладаемый ими действует против них исповеданием их и борьбою против них по указанию Слова Бо­жия. В противном случае, лишь представится проголодавшемуся навыку, сохранившему всю власть над человеком, удобство к удовлетворению себя, — он выполняет это с жадностью, с исступ­лением. Многие пристани, бывшие прежде бла­гонадежными для страждущих нравственными недугами, с течением времени изменились, ут­ратили свое достоинство. Пристанями называю монастыри. Многие монастыри, устроенные ос­нователями своими в глубокой, или, по крайней мере, удаленной от мира пустыне, ныне, при ум­ножении народонаселения, уже стоят среди мира, среди бесчисленных соблазнов. Мало того, что недужный, неспособный предстоять соблаз­ну лицом к лицу, встречается с ним по необходи­мости, едва выйдет за монастырские ворота, — сам соблазн насильно и неистово вторгается в мо­настырь, производит нравственные опустошения и злодеяния. Дух ненависти к монашеству при­знает торжеством для себя введение соблазна в монастырь. Успехом возбуждаются громкий хо­хот, рукоплескания, как бы от одержания знаменитой победы, между тем как грех и бед­ствие — общие. По современной нравственнос­ти и направлению мира, монастырям более, не­жели когда-либо, нужно стоять вдали от мира. Когда жизнь мира соединена была с жизнью Церкви, когда мир жил жизнью Церкви, когда благочестие мирян отличалось по наружности от благочестия иноков только супружеством и стя­жанием, тогда свойственно было монастырям на­ходиться посреди городов, и городские монасты­ри доказали это, воспитав многих святых иноков. Но ныне должно быть обращено особенное вни­мание на вышеприведенное увещание апостола (2 Кор. 6:16—18)и приложено особенное тща­ние к исполнению его.

Мирянин. Значительным пособием, по мне­нию многих, к уменьшению соблазнов послужи­ло бы постановление закона, воспрещающего вступление в монастырь молодым людям, на ко­торых соблазны извне действуют с особенною силою, в которых кипят страсти, — закона, ко­торый предоставлял бы монашескую жизнь лишь людям зрелого возраста и старцам.

Монах. Мера, по наружности столько благо­разумная, долженствующая по соображению те­ории плотского мудрования оградить и возвы­сить монашество, в сущности есть не что иное, как мера сильная и решительная к уничтожению монашества. Монашество есть наука из наук. В ней теория с практикой идут рука об руку. Этот путь на всем протяжении своем освящается Евангелием; этим путем от наружной деятельно­сти, при помощи небесного света, переходят к самовоззрению. Правильность самовоззрения, доставляемая Евангелием, неоспоримо доказы­вается внутренними опытами. Доказанная, она убедительно доказывает истину Евангелия. Наука из наук, монашество, доставляет — выразимся языком ученых мира сего — самые подробные, основательные, глубокие и высокие познания в экспериментальной психологии и богословии, то есть деятельное, живое познание человека и Бога, насколько это познание доступно человеку. К наукам человеческим должно приступать со свежими способностями, с полною восприим­чивостью, с неистраченною душевною энергиею: тем необходимее все это для успешного изуче­ния науки из наук — монашества. Монаху пред­стоит борьба с естеством. Наилучший возраст для поступления на эту борьбу есть юношеский. Он еще не окован навыками; в нем произволение имеет много свободы! Опыт свидетельствует, что лучшие монахи суть те, которые вступили в мо­нашество в нежной юности. Большинство монахов нашего времени состоит из вступивших в мо­нашество в юности. В лета зрелого возраста всту­пают очень немногие, а в старости очень редкие. Вступившие в монастырь в зрелых или преклон­ных летах очень часто не выдерживают монас­тырской жизни и возвращаются в мир, даже не поняв, что значит монашество. В тех, которые удержались в монастыре, замечается почти одно наружное благоговение и точное исполнение наружных монашеских правил, столько нравя­щееся мирянам и вполне удовлетворяющее их: в них нет существенного монашества, или встре­чается оно очень, очень редко, как исключение из общего порядка.

Перейдем к наставлению, которое нам дает святая Церковь. Чадо, говорит Премудрый пре­мудростью, даруемою Богом, от юности твоея избери наказание, и даже до седин обрящеши премудрость. Якоже оряй и сеяй приступи к ней, и жди благих плодов ее (Сир. 6: 18—19). Веселися, юноше, в юности твоей, и ходи в путех серд­ца твоего непорочен, и не в видении очию твоею (Еккл. 11:9). Сию — премудрость — возлюбих, и поисках от юности моея, и взысках невесту привести себе, и любитель бых красоты ея. Благородство славит житие Божие имущи, и всех Владыка возлюби ю: таинница бо есть Божил хитрости, и обретательница дел Его (Прем. 8:2—4). Эти изречения Священного Писания от­носятся святыми отцами к науке из наук — мо­нашеской жизни; впрочем, и для всякого очевид­но, что они относятся не к премудрости, препо­даваемой по началам мира и миродержца. Шес­той Вселенский Собор, сказав в 40-м правиле, что весьма спасительно прилепляться к Богу чрез ос­тавление мирских молв, повелел, однако, совер­шать пострижение с должным рассмотрением, и не прежде десяти лет, когда уже умственные способности получат достаточное развитие. Из жизнеописаний преподобных иноков видно, что большинство их вступило в монастырь в двадца­тилетнем возрасте. Старость была признаваема святыми отцами неспособною к монашеской жизни. Неспособна к этой жизни старость! ок­репла она в навыках, в образе мыслей, притупле­ны ее способности! подвиг юношески несвой­ствен ей! Преподобный Антоний Великий пер­воначально отказался принять в монашество шестидесятилетнего Павла Препростого, сказав ему, что он неспособен к монашеской жизни именно по старости. Напротив того, многие отцы вступили в монастырь в детском возрасте и дос­тигли высокого духовного преуспеяния по при­чине целости произволения, непорочности, прямого стремления к добру и восприимчивости, столько свойственных детскому возрасту.155

Мирянин. Твердость воли, произволение, ре­шительно направившееся к своей цели, необхо­димы для духовного преуспеяния. Их-то и нуж­но усмотреть благовременно и определить в же­лающем принять монашество.

Монах. Справедливое замечание! При приня­тии в монастырь издревле наблюдалась, а ныне еще более наблюдается осторожность: особливо многоразличные формальности при поступле­ния лиц не из духовного сословия делают про­цесс поступления очень продолжительным и ча­сто очень затруднительным. Но твердость воли или истинное произволение обнаруживаются иногда только после весьма значительного вре­мени, весьма часто представляются иными при первых опытах, а иными впоследствии. Некото­рые, вступя в монастырь, сначала обнаружива­ют благоговение, самоотвержение, но после сла­беют. Напротив того, другие сначала обнаружи­вают легкомыслие, но после начинают усваивать себе более и более иноческую жизнь, наконец, делаются строгими и ревностными иноками.156 Говорит святой Исаак Сирский: «Как часто слу­чается, что человек бывает непотребным, непре­станно уязвляемым и низвергаемым по причине недостаточного опытного познания в мона­шеской жизни, находится постоянно в расслаб­лении душевном, но после этого вдруг похищает хоругвь из рук воинства сынов исполиновых, имя его превозносится, и восхваляется оно гораздо более, нежели имя подвижников, известных сво­ими победами; он приемлет венец и драгоцен­ные дары в обилии пред всеми друзьями свои­ми. Но этой причине да не попустит себе, кто бы то ни было отчаяния; только не вознерадим о молитве и не поленимся попросить у Господа за­ступления» (Слово 47). Часто величайшие греш­ники претворялись в величайших праведников. Монастырь есть место покаяния. Невозможно отказать в покаянии желающему и ищущему по­каяния, хотя бы он не мог владеть собою, подоб­но беснующемуся, когда покаяние дано Богом и убежище, пристань его — монастырь не отня­ты Богом. Святой Иоанн Лествичник, живший в VI веке по Рождестве Христовом, исчисляя по­будительные причины поступления в безмолвную жизнь, гораздо более указывает на желание из­бежать греха и удалить свою немощь от соблаз­нов, которым она не может противостоять, не­жели на желание христианского совершенства, желания, которым руководились немногие (Ле­ствица, Слово 27, гл. 29). Ныне, когда среди мира умножились соблазны и грехопадения, когда че­ловеческая сила истощилась пред силою распро­странившихся и объявших мир соблазнов, ког­да чувство сознания греховности и желания ос­вободиться от нее еще не угасло во всех челове­ках, — большинство вступающих в монастырь вступает для снятия с себя греховного бремени, для вспоможения своей немощи, для обуздания себя. Уже святой Иоанн Лествичник называл мо­настырь больницею (Лествица, Слово 1, гл. 18 и 19): тем более ныне монастыри получили этот характер. Неужели отказать человечеству в по­мощи, человечеству, страждущему от нравствен­ных недугов? Если заботимся усердно о устрое­нии пристанищ для увечья, дряхлости, болезнен­ности телесных, то почему не быть пристанищам для болезненности, увечья, расслабления душев­ных? Судящие о монастырях на основании сво­их ошибочных взглядов требуют, чтобы в этих больницах господствовало цветущее здравие, что­бы тут не было и следа болезненности.

Ищите тут успешного врачевания! тогда тре­бование ваше будет справедливее. Осуществле­ние этой мысли мне пришлось видеть на опыте. В Калужской епархии, близ города Козельска, находится общежительная Оптина Пустынь. Туда в 1829 году прибыл на жительство известный по знанию деятельной монашеской жизни иеросхимонах Леонид; впоследствии присоеди­нился к нему ближайший ученик его, иеросхи­монах Макарий. Оба старца были напитаны чте­нием отеческих писаний о монашеской жизни, сами руководствовались этими писаниями, ру­ководствовали ими и других, обращавшихся к ним за назидательным советом. Такой род жи­тельства и поведения они заимствовали от своих наставников; он начался с первых иноков, дос­тиг по преемству до нашего времени, составляет драгоценное наследство и достояние монахов, достойных своего имени и назначения. Братство Оптиной Пустыни начало немедленно умно­жаться в значительном размере и совершенство­ваться в нравственном отношении. Ревностным братиям старцы объяснили правильный и удоб­ный способ подвижничества; колеблющихся они поддержали и ободрили; слабых укрепили; впав­ших в согрешения и греховные навыки привели к покаянию и исцелили. К смиренным хижи­нам схимонахов стали стекаться во множестве светские лица всех сословий, обнажали пред ними страдание души, искали врачевания, уте­шения, укрепления, исцеления. Тысячи обязаны им благочестивым направлением своим и сер­дечным миром. С состраданием смотрели они на страждущее человечество; облегчали пред ним значение греха, объясняя значение Искупителя и из значения Искупителя объясняя необходи­мость для  христианина в оставлении греховной жизни; были снисходительны к немощи челове­ческой, и вместе сильно врачевали эту немощь! Таков дух Православной Церкви; таковыми бы­ли ее святые всех времен. Преподобному Сисою Великому, иноку IV века, некоторый брат испо­ведал свои непрерывающиеся падения. Препо­добный ободрил его, посоветовал ему каждое падение врачевать покаянием и пребывать в под­виге (Алфавитный Патерик). Основателен ли совет? как бы следовало поступить тут, по мне­нию новейших теористов? вероятно, уж как-ни­будь иначе. Посетил я Оптину Пустынь в пер­вый раз в 1828 году, в последний в 1856. Тогда она была в самом цветущем состоянии; братство ее простиралось до 200 человек. Иеросхимонах Леонид поминался в числе блаженно почивших, семидесятилетий иеросхимонах Макарий зани­мался духовным руководством братства и нази­данием многочисленных посетителей монасты­ря. Несмотря на духовное преуспеяние и мно­гочисленность братства, немногие, очень немно­гие из них вынаруживали способность соделаться врачами, руководителями других, для чего  нужны и врожденная способность, и дух, выра­ботанные истинным монашеским подвигом. Таково общее свойство больниц: там врачей мало, больных много. В настоящее время число врачей постепенно уменьшается, а число больных по­стоянно возрастает. Опять этому причиною — мир. Посмотрите, кого он отделяет в монастыри? Это — не избранные христиане, как то было в на­чали христианства и монашества; это — не чле­ны, принадлежащие к образованным сословиям мира. В настоящее время монастыри наполня­ются почти исключительно членами низших со­словий — и какими членами? наиболее неспо­собными для служения в том сословии, которое увольняет их в монастырь. Очень многие из низ­ших сословий вступают с навыками к порокам, свойственным сословию, особливо к той слабос­ти, которую еще равноапостольный князь Вла­димир признал народною. Зараженные этою сла­бостью идут в монастырь с намерением воздер­жать себя от нее, хоть насильно; но навык берет свое, и по временам выказывает власть над пора­ботившимися ему неосторожно и безрассудно. Многие, прекрасных качеств, весьма благочести­вые люди подвержены этой слабости: падения свои они оплакивают горько, стараются загладить раскаянием. Плач в тайне келии и раскаяние в тайне сердца не видны человекам, как видны па­дения. На эти падения соблазняется образован­ное сословие, преимущественно соблазняющее­ся на монастыри; оно имеет свои слабости, кото­рые легко извиняет, и извинило бы их, если б на­шло их в монастыре; но, вступая в монастырскую ограду со своими обычаями и своим взглядом, встречая там слабость простолюдинов, оно со­блазняется ею, не рассчитав, что оно вступило в жилище простолюдинов. Оно видит монахов — существа, совершенно отдельные от мирян; пер­вые все, без исключения, должны быть образца­ми совершенства; вторым все позволено и раз­решено. Простолюдины иначе смотрят на свою сословную немощь. В некоторой обители, удален­ной от мира, жил в начале нынешнего столетия старец, занимавшийся назиданием ближних. После него осталось письменное наставление к одержимым пьянственною страстью. Старец был из простого быта и с полным состраданием к страждущим братиям говорил, что невозможно потерявшему власть над собою исцелиться, даже воздержаться от страсти среди соблазнов: по этой причине он предлагает больным помещение в его обители, как вполне удаленной от соблазнов. Со­вет — и очень добрый, и очень здравый. Удален­ные от мирских селений пустыни могут служить истинными пристанищами и врачебницами для больных душевными недугами, и вместе могут скрыть предметы соблазна от недугующих ску­доумным соблазном.

Мирянин. Из сказанного вами вытекает, од­нако, прямым последствием, что настоящее по­ложение монастырей, по крайней мере многих, не соответствует их назначению, что меры ис­правления и полезны, и нужны.

Монах. Да! В наше время, когда светская об­разованность быстро развивается, когда жизнь гражданская отделилась от жизни церковной, когда множество учений, враждебных Церкви, вторгается к нам с Запада, когда религия и нрав­ственность приметным образом слабеют во всех сословиях, — приведение монастырей в долж­ный порядок необходимо по двум причинам: во-первых, для сохранения самого монашества, су­щественно нужного и полезного Церкви, во-вто­рых, для охранения народа от соблазна. Народ, соблазняясь правильно и неправильно, сам более и более слабеет в вере. Но здесь нужно не верхоглядное знание монашества, а точное, — нужно основательное, опытное знание постановлений о монашестве святой Церкви и святых отцов, нуж­но сердечное сознание в важности и святости этих постановлений. Меры исправления монашества, принятые по поверхностному понятию о нем, из смрадных сокровищниц плотского муд­рования, всегда были крайне вредны для него. Прибегая к таким мерам, попирая безразборчи­во и опрометчиво святейшие постановления, вну­шенные и преподанные Святым Духом, гордый и омраченный мир может окончательно сгубить монашество, а в нем и христианство.

Мирянин. Укажите для образца постановле­ния о монашестве какого-либо святого отца, по которым бы можно было составить понятие о мерах исправления, в которых нуждаются наши монастыри, и которые могли бы быть примене­ны к ним с существенною пользою.

Монах. Предлагаю вам обратить внимание на Предание или Устав преподобного Нила Сорского, нашего соотечественника, жившего в XV столетии, последнего, может быть, святого писателя о монашеской жизни. Сочинение это, несмотря на краткость, имеет удовлетворитель-нейшую полноту; сочинение это — глубоко, ду­ховно. Оно издано в 1852 году по распоряжению св. Синода в тысячах экземпляров и разослано по монастырям. Преподобный Нил вступил в мо­нашество и пребывал в нем с целью изучения и развития в себе, по преданию древних святых отцов, духовного монашеского подвига. Чтобы ближе ознакомиться с преданием отцов, он пред­принимал путешествие на Восток, значительное время провел в Афонской горе, беседуя с учени­ками святых Григориев Синаита и Паламы; так­же находился в сношении с иноками, житель­ствовавшими в окрестностях Константинополя. Возвратившись в Россию, он поместился в глу­хом лесу, на речке Соре, и соделался основате­лем скитского жительства в отечестве нашем. Упомянутый Устав, или Предание, написан им для его скита. Сочинение преподобного Нила драгоценно для  нас особенно потому, что оно наиболее применимо к современному монаше­ству, которое, по причине оскудения духоносных наставников, не может проходить того безуслов­ного послушания, которое проходили древние иноки. Преподобный Нил вместо безусловного послушания духоносному наставнику предлага­ет в руководство иноку новейших времен Свя­щенное Писание и писания святых отцов, при совете преуспевших братий, с осторожною и бла­горазумною поверкою этого совета Писанием. Изучив истинный монашеский подвиг, препо­добный Нил подавал свой смиренный голос про­тив уклонений от прямого монашеского направ­ления, в которые вдалось тогдашнее российское монашество по простоте своей и неведению. На этот голос не было обращено внимания. Увлече­ние вошло в обычай, и, сделавшись общим, полу­чило непреоборимую силу: оно послужило пово­дом к потрясению монастырей в XVIII столетии. Увлечение состояло в стремлении к приобрете­нию имущества в обширных размерах.

Мирянин. Что особенно полезное можно из­влечь из сочинения преподобного Нила для со­временного монашества?

Монах. Прежде всего необыкновенно нази­дателен пример его. Он изучил Священное Пи­сание и писания святых отцов о монашеской жизни, изучил не только по букве, но и собствен­ными опытами. Не удовольствовавшись этим, он захотел видеть жительство святых иноков Афона и Византии, из их наставлений и образа жизни пополнить свои знание и деятельность. Достигнув особенного духовного преуспеяния, он не признавал себя достигшим его, не искал быть наставником ближних. Его просили, чтобы не отказывал в назидательном слове; после убе­дительных просьб, повинуясь желанию братий, он принял звание наставника и настоятеля, как возложенное на него послушание. Из этого по­ведения преподобного Нила видно, что для  уч­реждения, поддержания, исправления монасты­рей необходимо, чтобы во главе их встали и стояли достойные мужи, изучившие Священное Писание и писания отеческие, образовавшие себя по ним, стяжавшие знание деятельное, жи­вое, привлекшие в себя Божественную благодать. Надо молить Бога, чтобы посланы были такие личности: потому что святые иноческие правила могут быть приведены в исполнение должным образом только такими мужами, которые суще­ственно, из своих опытов, понимают их. Препо­добный Кассиан повествует, что в египетских монастырях, первых в мире, настоятельство пре­доставлялось только таким инокам, которые сами находились в повиновении и опытно изу­чали предания отцов (Книга 11, гл. 3).

Первое место между правилами, изложенны­ми преподобным Нилом, должно дать предла­гаемому им вышеупомянутому руководству Свя­щенным Писанием и писаниями отеческими. Святой Иоанн Лествичник определяет монаха так: «Монах — тот, кто держится единственно Божиих уставов и Божия Слова во всякое вре­мя, на всяком месте, во всяком деле» (Лествица, Слово 1, гл. 4). Этим правилом руководствовал­ся преподобный Нил и преподал его ученикам своим. «Мы решились, — говорит угодник Бо­жий, — если уже такова воля Божия, принимать приходящих к нам, с тем, чтобы они соблюдали предания святых отцов и хранили заповеди Бо­жии, а не вносили оправданий, не представляли извинений во грехах, говоря: ныне невозможно жить по Писанию и последовать святым отцам. Нет! хотя мы и немощны, но должны, по силам, уподобляться и последовать приснопамятным и блаженным тем отцам, если и не можем достиг­нуть равной с ними степени» (Предание). Кто основательно знает русское монашество в насто­ящем положении его, тот от полноты убежде­ния засвидетельствует, что те единственно мона­стыри, в которых развито святое чтение, процве­тают в нравственном и духовном отношениях, что те единственно монахи достойно носят имя монахов, которые воспитаны, вскормлены свя­тым чтением. Преподобный Нил никогда не да­вал наставления или совета прямо от себя, но предлагал вопрошающим или учение Писания, или учение отцов (Предание). Когда же, говорит преподобный в одном из своих писем, он не на­ходил в памяти освященного мнения о каком-либо предмете, то оставлял ответ или исполне­ние до того времени, как находил наставление в Писании. Этот метод очевиден из сочинений священномученика Петра Дамаскина, преподобно­го Григория Синаита, святых Ксанфопулов и других отцов, особливо позднейших. Его держались упомянутые мною иеросхимонахи Оптиной Пустыни Леонид и Макарий. Память их была богато украшена мыслями святыми. Никогда не давали они советов от себя: всегда представляли в совет изречение или Писания, или отцов. Это давало советам их силу: те, которые хотели бы воз­разить на слово человеческое, с благоговением выслушивали Слово Божие и находили справед­ливым покорить ему свое умствование. Такой образ действия содержит в величайшем смире­нии преподающего совет, как это явствует из Предания преподобного Нила: преподающий преподает не свое, но Божие. Преподающий со­делывается свидетелем, органом святой Истины, и в совести его является вопрос: с должным ли благоугождением Богу исполняет он свое ответ­ственное служение? «Божественное Писание и слова святых отцов, — пишет преподобный Нил в своем Предании, — бесчисленны, подобно пес­ку морскому; исследывая их без лености, сооб­щаем приходящим к нам и нуждающимся в на­ставлении. Правильнее же, сообщаем не мы, — мы того недостойны, — но блаженные святые отцы из Божественных Писаний». Все святые аскетические писатели последних веков христи­анства утверждают, что при общем оскудении бо­говдохновенных наставников изучение Священного Писания, преимущественно Нового Заве­та, и писаний отеческих, тщательное и неуклон­ное руководство ими в образе жизни и в настав­лении ближних есть единственный путь к духов­ному преуспеянию, дарованный Богом поздней­шему монашеству. Преподобный Нил объявля­ет, что он отказывает в сожительстве с собою тем братиям, которые не захотят проводить жизнь по этому правилу (Предание), — так оно важно, так оно существенно!

Второе нравственное правило, предлагаемое преподобным Нилом, заключается в том, чтобы братия ежедневно исповедывали старцу (Пре­дание) — старцем называется в монастырях пре­успевший в духовной жизни инок, которому по­ручается назидание братии, — согрешения свои, и самые мелочные, даже помыслы и ощущения греховные, чтобы они предлагали ему на рассмот­рение свои недоумения. Это делание исполнено необыкновенной душевной пользы: ни один под­виг не умерщвляет страстей с таким удобством и силою, как этот. Страсти отступают от того, кто без пощадения исповедует их. Телесное вожде­ление увядает от исповеди более, нежели от по­ста и бдения. Иноки, в новоначалии своем сде­лавшие навык к повседневной исповеди, стара­ются и в зрелые годы как можно чаще прибегать к этому врачеванию, узнав из опыта, какую оно доставляет свободу душе.

Подробно и отчетливо при посредстве этого подвига они изучают в самих себе падение че­ловечества. Врачуя себя исповеданием своих со­грешений, они приобретают знание и искусст­во помогать ближним в их душевных смущени­ях. Упомянутые выше иеросхимонахи Оптиной Пустыни имели под руководством своим много учеников, которые ежедневно, после вечернего правила, открывали им свою совесть. Эти уче­ники отличались от тех, которые жили самочин­но, резкою чертою. Мысль о предстоящей испо­веди была как бы постоянным стражем их по­ведения, постепенно приучила их к бдительно­сти над собою, а самая исповедь соделала их сосредоточенными в себе, непрестанно углуб­ленными в Писание, систематическими, так ска­зать, монахами. Ежедневное исповедание, или ежедневное откровение и поверка совести есть древнейшее монашеское предание и делание. Оно было всеобщим в прежнем монашестве, что видно со всею ясностью из творения преподоб­ных Кассиана, Иоанна Лествичника, Варсонофия Великого, аввы Исаии, аввы Дорофея, сло­вом, из всех писаний отеческих о монашестве. Оно, по всей вероятности, установлено самими апостолами (Иак. 5:16). Монахов, воспитанных по изложенным здесь двум нравственным пра­вилам, можно уподобить людям, пользующим­ся зрением, жизнью, а монахов, лишенных это­го воспитания, — слепцам, мертвецам. Эти два правила, будучи введены в какой бы то ни было монастырь, могут значительно изменить к луч­шему и нравственное, и духовное направление братства — это доказано опытом, — не изме­няя в монастыре ничего по наружности. Для осу­ществления второго правила необходим преус­певший в духовной жизни, воспитанный по это­му правилу, инок. Здесь опытное знание — со­вершенная необходимость. Преподобный Кас­сиан Римлянин говорит: «Полезно открывать свои помыслы отцам, но не каким попало, а старцам духовным, имеющим рассуждение, старцам не по телесному возрасту и сединам. Многие, увлекшись наружным видом старости и высказав свои помышления, вместо врачевства получили вред от неопытности слышащих» (Добротолюбие, ч. 4. О святых отцах, иже в Ски­те, и о рассуждении).

Мирянин. Вижу, что вы указали на самые ос­новные начала нравственного благоустройства монастырей. Не откажитесь упомянуть и о дру­гих правилах и преданиях святых отцов, которые могли бы способствовать к доставлению мо­настырям положения, им свойственного.

Монах. Образование человека находится в за­висимости от наружных впечатлений; оно совер­шается ими. Иначе быть не может: мы так со­творены. Святые отцы, чистыми умами проник­нув в эту тайну, обстановили инока, в святом пре­дании своем, такими впечатлениями, который все, совокупными силами и действием, ведут его к своей цели, устранили от него все впечатления, отвлекающие от цели, хотя бы наружность их и была благовидною. Чтобы объяснить это, снова обратимся к драгоценной книжице преподоб­ного Нила Сорского. Преподобный говорит, что храм Божий в монастыре должен быть выстро­ен очень просто. Он ссылается в этом на препо­добного Пахомия Великого, который не хотел, чтобы в его общежитии церковь имела изяще­ство в архитектурном отношении. Великий го­ворил, что он устраняет изящество зодчества из иноческой обители с тою целью, чтобы ум ино­ков не поползнулся по причине похвал челове­ческих церковному зданию и не сделался добы­чею диавола, которого коварство многообразно. К этому присовокупляет преподобный Нил: «Если великий святой так говорил и поступал, тем более нам должно остерегаться, потому что мы немощны и страстны, по уму удобопоползновенны» (Предание).

Преподобный Нил завещает о келиях и о про­чем монастырском здании, что оно должно быть самое простое, недорогое, без украшений (Пре­дание). Великий угодник Божий, Иоанн Пророк, затворник, безмолвствовавший в Газском обще­житии, дал пред смертью своею назидательнейшие наставления новопоставленному игумену общежития, своему духовному сыну. Между про­чим он заповедал игумену устраивать келии, не доставляя им излишнего удобства, но по требо­ванию нужды, и то с некоторым утеснением, как бы имея в виду переселение: потому что здания века сего в отношении к вечности не более как палатки (Ответ 603).

Преподобный Нил законополагает на основа­нии учения и поведения древних святых отцов, чтобы церковная ризница и утварь в монастыре была по возможности проста, недорога, немно­гочисленна. Равным образом он повелевает, что­бы все имущество монастырское было просто, не в излишестве, удовлетворяя лишь нужде, чтобы оно не возбуждало тщеславия в иноках, не при­влекало к себе пристрастия и особенной забот­ливости иноков, которых душевные силы долж­ны быть направлены всецело к Богу (Предание).

Преподобный Нил воспретил вход женскому полу в скит свой. В древности был воспрещен, а в Афонской горе поныне воспрещен вход женско­му полу во все вообще мужские монастыри. По­становление, существенно нужное для желаю­щих победить свойство естества! им необходи­мо полное устранение от действия на себя этого свойства; оставаясь под влиянием его, они не могут не колебаться. При настоящем упадке нравственности, польза и необходимость этой меры становится очевидною (Предание).

В России существенно нужно устранение вина из обителей. Это понимали благоразумные и бла­гочестивые настоятели, из которых можно ука­зать на недавно почившего мужа праведного, Фе­офана, бывшего настоятелем и возобновителем Кирилло-Новоезерского монастыря. Он старал­ся с особенною ревностию об уничтожении винопития в вверенном ему монастыре, но тщет­но. И тщетными останутся все усилия кого бы то ни было, если постановления святых отцов от­носительно монастырей не будут восстановлены во всей полноте.

Преподобный Нил, соглядав монашескую жизнь в колыбели ее — на Востоке — и возвра­тившись в Россию, избрал для жительства глу­бокую пустыню. Он был доволен избранным местом. Причину довольства высказывает в одном из писем своих. «Благодатиею Божиею, — гово­рит он, — обретох место, угодное моему разу­му, понеже мирским маловходно». Употребим здесь силлогизм преподобного Нила: «Если для столь святого мужа избранное им место житель­ства было приятно по той причине, что мирс­кие люди мало посещали его, то нам, немощ­ным по произволению и разуму, удобопреклонным ко всем грехам, тем более следует избирать для жительства нашего места уединенные, от­даленные от мирских селений, не привлекаю­щие к себе сонмы мирян, а с ними и сонмы со­блазнов».

Преподобный Нил желал, чтобы иноки его обители содержались трудом рук своих, а если б оказалась нужда в пособии милостынею от ми­рян, то испрашивали бы ее в умеренном коли­честве.

Вот начальные правила, данные святыми от­цами монашеству, признанные святою Церко­вью. Прочие правила, относящиеся до подроб­ностей, имеют тот же характер и ту же цель.

Мирянин. От исчисленных вами правил мно­гие монастыри уклонились более или менее. Ук­лонения должны быть когда-нибудь исправлены. Образованность и дух нашего времени требуют, как и вам известно, чтобы исправление не было отлагаемо. Об этом идут толки в обществе. Же­лалось бы среди голосов, подаваемых неведени­ем, подавать голос из истинного ведения. Не от­кажитесь сказать, что бы, по вашему мнению, могло способствовать к приведению монастырей в свойственное им положение.

Монах. Ответ на этот вопрос очень затрудни­телен, несмотря на то, что он мною почти сделан. Вспомнились мне теперь слова Спасителя о поле, на котором посеяно было доброе семя, но по всхо­де этого семени появились во множестве плеве­лы. Не человеки — Ангелы сделали предложение Владыке поля выполоть плевелы. Господь сказал им: Ни, да не когда восторгающе плевелы, восторгнете купно с ними и пшеницу. Оставите расти обое купно до жатвы (Мф. 13: 29—30). Едва ли и по отношению к монастырям это не лучшая мера. Во всяком случае, на нее должно обратить особенное внимание. При исправлении отживших зданий нужна осторожность. Благо­разумные врачи отказываются врачевать заста­ревшие недуги, природнившиеся к телосложе­нию, именно потому, что прикосновение к этим недугам есть прикосновение к жизни. Монаше­ство и монастыри учреждены были Святым Ду­хом чрез избранных сосудов его, преподобных отцов: восстановление монастырей в прежней духовной красоте их, если это восстановление входит в состав предопределений Божиих, мо­жет последовать только действием особенной благодати Божией, чрез посредство таких же до­стойных орудий. Вот все, что могу сказать вооб­ще об исправлении и улучшении монастырей. Однако из сказанного мною вытекает ясное по­следствие, что исправление и улучшение монас­тырей никак не может быть делом светских лю­дей: светские люди поступят основательно и благочестно, если предоставят это дело тем, кому оно предоставлено промыслом Божиим и с кого оно взыщется на суде Божием.

Признаю священным долгом моим сообщить вам мудрый совет, который я слышал от опыт­ных, достойных уважения старцев. Они говори­ли и мирянам, и монахам, искавшим искренно спасения: «В наше время, в которое так умножи­лись соблазны, должно особенно внимать себе, не обращая внимания на жительство и дела ближних и не осуждая соблазняющихся: пото­му что тлетворное действие соблазна удобно пе­реходит от увлеченных соблазном на осуждаю­щего их». Упомянутые старцы советовали миря­нам руководствоваться в жизни Евангелием и теми святыми отцами, которые написали наставления вообще для  христиан, как сделал то свя­той Тихон Задонский. Монахам они советовали руководствоваться также Евангелием и святыми отцами, составившими сочинения собственно для монахов. Руководствующийся отеческими писа­ниями монах во всяком монастыре будет иметь возможность приобрести спасение: утратит его живущий по своей воле и по своему разуму, хотя бы он жил в глубочайшей пустыне.

Горе миру от соблазн (Мф. 18:7), предвозвес­тил Господь; за умножение беззакония, иссякнет любы многих (Мф. 24:12). Пришествие соблаз­нов входит в непостижимое для  нас предопреде­ление Божие: нужда бо есть приити соблазном (Мф. 18:7), изрек Господь. Человеку, по искупле­нии его, предоставлена свобода в избрании добра и зла, как она была предоставлена ему по сотворе­нии. Человек, как по сотворении избрал, так и по искуплении избирает большею частию зло. Посре­ди рая явилось зло облеченным в личину добра, для  удобности к обольщению: оно является в не­дре святой Церкви прикрытым и разукрашен­ным, в приманчивом разнообразии соблазнов, называя их невинными развлечениями и увесе­лениями, называя развитие плотской жизни и уничижение Святого Духа преуспеянием и раз­витием человечества. Человецы будут растлении умом, по причине благоволения их неправде (2 Фес. 2:12), неискусни о вере, имущие образ бла­гочестия, силы же его отвергшияся (2 Тим. 3: 8, 5). Для получивших эту силу и произвольно отвергших ее трудно возвращение ее (Евр. 10:26), по причине утраты самого благого произволения, что непременно следует за намеренным пренеб­режением дара Божия. Образ благочестия мо­гут кое-как слепить ухищрения человеческие; но восстановление силы благочестия принадле­жит Тому, Кто облекает человеков силою Свыше (Лк. 24:40). Состарившееся изветшавшее древо нередко бывает покрыто и украшено густым по­кровом зеленых листьев, еще выражает объеми­стым стволом крепость и здравие; но внутрен­ность его уже истлела: первая буря сломит его.

Вера и дела

Покайтеся и веруйте во Евангелие (Мк. 1:15), увещавает нас Евангелие. Просто, истинно, свя­то это увещание: надо покаяться, оставить гре­ховную жизнь, чтобы сделаться способным при­ступить к Евангелию. Чтобы принять Евангелие, надо в него уверовать.

Святой апостол Павел заключил сущность всей проповеди в проповеди покаяния и веры. Он возвещал всем, и иудеям, и эллинам, еже к Богу покаяние, и веру, яже в Господа нашего Иисуса Христа (Деян. 20:21).

Евангелие как Откровение Бога, превысшего всякого постижения, недоступно для падшего ра­зума человеческого. Необъятный разум Божий Объемлется верою, потому что вера может при­нять все, и непостижимое для разума, и проти­воречащее разуму. К вере способна только та душа, которая решительным произволением отверглась греха, направилась всею волею и силою своею к Божественному добру.

Аз свет в мир приидох (Ин. 12:46), сказал о Себе Господь. Этот Свет предстоял иудеям, об­леченный плотию; нам предстоит Он, облечен­ный во Евангелие.

Предстоит этот Свет пред нами, да всяк веруяй в онь, не погибнет, но имать живот веч­ный. Веруяй в онь не будет осужден: а не веруяй уже осужден есть (Ин. 3: 16, 18).

Кто ж не верует в Сына Божия? Не только тот, кто открыто, решительно отвергает Его, но и тот, кто, называясь христианином, проводит грехов­ную жизнь, гоняется за плотскими наслаждени­ями; тот, у кого бог — чрево; тот, у кого бог — серебро и золото; тот, у кого бог — земная слава; тот, кто почтил земную мудрость, враждебную Богу, как бы бога. Всяк бо делаяй злая, ненави­дит Света, и не приходит к Свету, да не об­личатся дела его, яко лукава суть; творяй же истину, грядет к Свету, да явятся дела его, яко о Бозе суть соделана (Ин. 3: 20—21).

Без самоотвержения человек не способен к вере; его падший разум противоборствует вере, требуя дерзостно отчета у Бога в Его действиях и доказательств в открываемых Им человеку исти­нах; падшее сердце хочет жить жизнью падения, к умерщвлению которой стремится вера: плоть и кровь, несмотря на предстоящий им ежечасно  гроб, также хотят жить жизнью своею, жизнью тления и греха.

Потому-то Господь возвестил всем желающим сопричислиться и последовать Ему живою верою: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возьмет крест свой, и по Мне грядет. Иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю: и иже аще погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 16:24,25).

Падение столько усвоилось всему существу человеческому, что отвержение этого падения соделалось отвержением как бы жизни. Без это­го отвержения невозможно стяжать веры — за­лога вечной, блаженной, духовной жизни; кто ж захочет оживить страсти сердца или тела, наслаж­даться ими, захочет оживить свой разум падший, тот отпадает от веры.

Живая вера — шествие в мир духовный, в мир Божий. Не может пребывать она в том, кто пригвожден к миру дольнему, где господствуют плоть и грех.

Вера — дверь к Богу. Нет другой двери к Нему: без веры невозможно угодити Богу (Евр. 11:6). Эта дверь постепенно отворяется пред тем, кто очи­щает себя непрестанным покаянием; широко отверста она пред чистым сердцем; затворена она для  грехолюбца. Только верою можно приступить ко Христу; только верою можно последовать Христу.

Вера — естественное свойство души челове­ческой, насажденное в ней милосердым Богом при сотворении ее (прп. Симеон Новый Бого­слов, Слово о вере, Добротолюбие, ч. 1). Это есте­ственное свойство избрано Богом при искупле­нии, как ветвь из ветвей древа, для привития к нему благодати.

Справедливо избрана Богом вера в орудие спа­сения человеков: мы погибли, поверив льстивым словам врага Божия и нашего. Раздался некогда в раю шум слов из уст злодея, вняли им наши праотцы, поверили — и были изгнаны из рая; те­перь, в юдоли изгнания, раздается для потомков их голос Слова Божия — Евангелие — и снова входят в рай те, которые внимают и веруют Евангелию.

Неверующий! обратись от неверия твоего. Грешник! обратись от греховной жизни твоей. Мудрец! обратись от ложной мудрости твоей! Обратитесь! вашим незлобием и нелукавством сделайтесь подобными детям, с детскою просто­тою уверуйте в Евангелие.

Вера мертвая, признание Христа одним не­вольным умственным убеждением, может быть и принадлежностью бесов! такая вера послужитверующему только к большему осуждению его на суде Христовом. Остави, что нам и Тебе, Иисусе Назарянине! — вопиял дух нечистый Гос­поду. — Пришел еси погубити нас: вем Тя, кто еси, Святый Божий (Мк. 1:24). Вера в Евангелие должна быть живая; должно веровать умом и сердцем, исповедывать веру устами, выра­жать, доказывать ее жизнью. Покажи ми веру твою от дел твоих (Иак. 2:18), говорит апостол хвалящемуся одною мертвою верою, одним го­лым знанием бытия Божия.

«Вера, — сказал преподобный Симеон, Новый Богослов, — в обширном значении этого слова, заключает в себе все Божественные Христовы Заповеди: она запечатлена убеждением, что в За­поведях нет ни одной черты, которая не имела бы значения, что в них все, до последней иоты — жизнь и причина жизни вечной» (Слово 3, стр. 42. Издание Оптиной Пустыни 1852 года).

Веруй в догматы, проповедуемые Евангелием, разумей и исповедуй их по точному учению Пра­вославной Восточной Церкви, которая одна со­держит Евангельское учение, во всей чистоте его и правильности.

Веруй таинствам, установленным в Церкви Самим Господом, хранимым Восточною Церко­вью во всей полноте их.

Веруй святым, животворящим евангельским заповедям, правильное исполнение которых воз­можно только в недре истинной Церкви, испол­нение которых составляет так называемую свя­тыми отцами деятельную веру христианина (святые Каллист и Игнатий Ксанфопулы, гл. 16, Добротолюбие, ч. 2).

В догматах — богословие, преподанное Са­мим Богом. В отвержении догматов — богохуль­ство, называемое неверием; в искажении догма­тов — богохульство, называемое ересью.

Когда ум, еще не очищенный покаянием, еще блуждающий в области и мраке падения, еще не просвещенный и не водимый Духом Святым, дерзнет сам собою, собственными болезненны­ми силами, из мрака гордыни, рассуждать о Боге, тогда он непременно впадает в заблуждение. Та­кое заблуждение — богохульство. О Боге мы мо­жем знать только то, что Он по великому мило­сердию Своему открыл нам.

Таинствами христианской Церкви верующий приводится в соединение с Божеством, в чем — существенное спасение, запечатление веры де­лом веры, принятие отселе залога вечных благ.

Отрекающийся от диавола, греха и мира для веры во Христа умирает для жизни естества пад­шего, которою он жил доселе в неверии и греховности; погружаясь в купель крещения, он по­гребается для этой жизни: он выходит из купели уже рожденным для новой жизни, жизни во Христе.

Крещением христианин сочетавается Хрис­ту, облекается во Христа; причащением Святых Христовых Таин соединяется со Христом. Таким образом, посредством таинств он бывает весь Христов.

Крещеный во Христа уже не живет как само­бытное существо, но как заимствующее всю пол­ноту жизни от другого существа — от Христа. Несте свои, говорит апостол христианам, купле­ны бо есте ценою. Телеса ваша уды Христовы суть. Прославите Бога в телесех ваших, и в ду­шах ваших, яже суть Божия (1 Кор. 6:19,15,20).

Исполнением животворящих заповедей еван­гельских поддерживается соединение христиа­нина со Христом (Ин. 15:10). Иначе не может член Христов пребывать в единении со Христом, как действуя из Его воли, из Его разума. И воля, и разум Христовы изображены в евангельских за­поведях.

Свойственно каждому существу действовать, внутри и вне себя, сообразно естеству своему. Так и облеченному во Христа, новому человеку, свойственно мыслить, чувствовать, действовать, как мыслит, чувствует, действует Христос. Во­диться мыслями, чувствованиями ветхого чело­века, хотя бы по наружности и добрыми, ему противоестественно.

Руководителем христианина должен быть Дух Святой, как руководители ветхого челове­ка — плоть, кровь и дух лукавый. Бысть первый человек Адам в душу живу, последний Адам в Дyx животворящ (1 Кор. 15:45). Все помышле­ния, чувствования, действия христианина долж­ны проистекать от Святого Духа, а не быть соб­ственными, душевными, по естеству ветхого Ада­ма. Ты достигнешь этого, когда будешь всецело располагать жизнь по заповеданиям Евангелия, по святейшим словам его: глаголы, яже Аз глаго­лах вам, говорит Господь, Дух суть и живот суть (Ин. 6:63).

Православная вера во Христа, запечатленная таинством крещения, одна достаточна для спа­сения, без дел, когда совершить их человек не имеет времени: потому что вера заменяет чело­века Христом, а добрые дела человеческие заслу­гами Христовыми.

Но при продолжении земной жизни непре­менно требуются дела. Только те дела в христиа­нине признаются делами добрыми, которые слу­жат исполнением евангельских заповедей, которыми питается, живет его вера, которыми под­держивается его жизнь во Христе: потому что единым деятелем в христианине должен быть Христос.

Крещеный не имеет права поступать по влече­нию сердечных чувств, зависящих от влияния на сердце плоти и крови, как бы ни казались эти ощущения добрыми: от него принимаются толь­ко те добрые дела, к совершению которых возбуж­дают сердце Дух Божий и Слово Божие, которые принадлежат естеству, обновленному Христом

Праведник от веры жив будет (Евр. 10:38). Истинная вера во Христа есть единственное сред­ство спасения, но вера живая, выражаемая всем существом человека.

Этой живой веры требует от христианина святой апостол Иаков, когда он возвещает, что вера без дел мертва, что от дел совершается вера (Иак. 2:17, 22).

Противность дел вере обличает другие веро­вания, тайно и преступно гнездящиеся в сердце человеческом.

Восхваляя дело патриарха Авраама, святой Иаков восхваляет дело его веры — принесение в жертву сына по повелению Божию, дело, пря­мо противоположное свойствам естества падше­го, называемым добрыми. Силу совершить это дело дала вера, а дело выразило силу веры: так объясняется сущность поступка Авраамова, ис­толкованного двумя апостолами, Иаковом и Пав­лом (Иак. 2: 21-23; Рим. 4: 1, 3).

Слепы те, которые дают важную цену так на­зываемым ими добрым делам естества падшего. Эти дела имеют свою похвалу, свою цену во вре­мени, между человеками, но не пред Богом, пред Которым все уклонишася, вкупе непотребны быша (Рим. 3:12). Уповающие на добрые дела ес­тества падшего не познали Христа, не поняли та­инства искупления, увязают в сетях собственно­го лжеумствования, воздвигая против своей полу­мертвой и колеблющейся веры нелепое возра­жение: «Неужели Бог так неправосуден, что доб­рых дел, совершаемых идолопоклонникам и ере­тиками, не вознаградит вечным спасением?» Не­правильность и немощь своего суда эти судьи пе­реносят на суд Божий.

Когда бы добрые дела по чувствам сердечным доставляли спасение, то пришествие Христово было бы излишним, искупление человечества стра­даниями и крестною смертию Богочеловека не­нужным, заповеди евангельские были бы не нуж­ны. Очевидно, что признающие спасение возмож­ным при одних делах падшего естества уничто­жают значение Христа, отвергают Христа.

Беззаконно вооружались против веры иудеи, требуя от верующих исполнения обрядовых по­становлений ветхого закона; беззаконно сыны враждебного Богу мира, чуждые таинственного и вместе существенного познания Христа, требу­ют от верующих во Христа добрых дел по разуму и чувствам естества падшего.

У верующего во Христа обнажен против чувств сердечных меч Христов, и он насилует свое сердце, посекая мечем послушания Христу не только явные порочные стремления, но и те стремления, которые по виду кажутся добрыми, по самой же вещи противоречат евангельским заповедям. А такова вся деятельность человека, направленная по влечениям естества падшего.

Дела мнимо добрые, по влечению падшего естества растят в человеке его я, уничтожают веру во Христа, враждебны Богу; дела веры умерщв­ляют самость в человеке, растят в нем веру, воз­величивают в нем Христа.

Аще исповеси усты твоими Господа Иисуса, научает апостол, и веруеши сердцем твоим, яко Бог воскреси того из мертвых, спасешися. Сер­дцем бо веруется в правду, усты же исповеду­ется во спасение (Рим. 10: 9—10).

Истинная живая вера, лишь человек испове­дует ее устами, доставляет ему спасение. Доставила она спасение разбойнику на кресте; доста­вила она спасение посредством покаяния мно­гим грешникам в последние, предсмертные ми­нуты их жизни.

Так важно, необходимо для спасения испове­дание устами веры сердечной и убеждения ду­шевного, что святые мученики всех веков хрис­тианства, начиная с самых апостолов Христовых, соглашались лучше претерпеть ужасные и про­должительные страдания, пролить кровь свою, как воду, нежели произнести отречение от Хри­ста, даже только притворно, одними устами, без участия сердечного.

Бог требует от человека для его спасения од­ной живой, истинной веры. Она, как залог спа­сения и вечного блаженства, должна быть для христианина дороже его земной жизни.

Мученичество было плодом истинного Бого­познания, даруемого верою.

Мученичество было делом веры. Это дело по­хулили и хулят те, которые высоко ценят дела падшего естества человеческого: они в ослепле­нии своем называют этот великодушный, святей­ший подвиг, дарованный человечеству Богом, следствием умоисступления.

Так важна каждая мысль богопреданных дог­матов, что святые исповедники, подобно мученикам, запечатлели православное исповедание догматов томительными страданиями и потока­ми крови.

По важности веры в деле спасения, и грехи против нее имеют особенную тяжесть на весах правосудия Божия: все они смертные, то есть с ними сопряжена смерть души, и последует им вечная погибель, вечная мука в адских пропастях. Смертный грех — неверие: он отвергает единственное средство к спасению — веру во Христа.

Смертный грех — отречение от Христа: он лишает отрекающегося живой веры во Христа, являемой и содержимой исповеданием уст.

Смертный грех — ересь: она содержит в себе богохульство и делает зараженного ею чуждым истинной веры во Христа.

Смертный грех — отчаяние: он — отверже­ние деятельной, живой веры во Христа.

Исцеление от всех этих смертных грехов: свя­тая, истинная, живая вера во Христа.

Существенно важно в делах веры исповеда­ние уст: великий законодатель израильтян, Бо­говидец Моисей, как только произнес при деле веры слово с некоторым признаком сомнения, как лишился входа в землю обетованную (Числ. 20:10-12).

Ученик некоторого египетского пустынножи­теля в беседе с евреем, едва произнес, по просто­те своей, двусмысленное слово о вере христианс­кой, и немедленно отступила от него благодать крещения (Житие преподобного Паисия Вели­кого. Четьи-Минеи, Июня 19 дня).

Церковная история повествует, что в первые времена христианства, во времена гонений, не­которые язычники притворно, в шутку и на­смешку, произносили устное исповедание Хри­ста, и внезапно осеняла их благодать Божия: они мгновенно претворялись из закоренелых языч­ников в ревностных христиан, и запечатлевали кровию то исповедание, которое сначала произ­несено было как кощунство (Страдание святого мученика Филимона. Четьи-Минеи, Декабря 14 дня).

Страдания и смерть за заповеди евангельс­кие — также дело живой веры во Христа, также мученичество (прп. Симеон Новый Богослов, гл. 1. Добротолюбие,ч. 1). И преимущественно принад­лежит это мученичество святым инокам.

Одушевляемые живою верою, святые иноки, подобно Аврааму, оставляли отечество и дом ро­дительский, подобно Моисею, предпочли зем­ным наслаждениям страдания о Христе, подоб­но Илии, полуобнаженные, избрали местом жительства пустыни и вертепы, очами веры они взи­рали на небесное мздовоздаяние.

В пустынях своих, вдали от человеков, вдали от развлечения и занятий тленных, они вступи­ли в подвиг против греха, извергли его из дей­ствий, из помышлений, из чувствований своих, и в чистые души их низошел Дух Святой, напол­нил их дарами благодатными. Живая вера во Хри­ста и во Евангелие даровала преподобным силу выдержать подвиг против греха, соделала их со­судами Святого Духа.

Вера — мать терпения, мать мужества, сила молитвы, руководительница к смирению, пода­тельница надежды, Лествица к престолу любви.

Вера во Христа, являемая и исповедуемая ви­димо и невидимо исполнением заповедей Хрис­товых, содержит невредимым залог спасения, а тем, которые оставили мир для того, чтобы все­цело посвятить себя евангельской деятельности, доставляет христианское совершенство.

В достигших христианского совершенства усиленная вера, по действию Святого Духа, взи­рает с особенною ясностию на обетования Бо­жии, как бы видит, как бы осязает вечные блага. И бывает она, по учению апостола, в полном смысле уповаемых извещение вещей обличение невидимых (Евр. 11:1).

    Обогатившиеся живою верою во Христа из­меняются в отношении к видимому миру и зем­ной жизни: закон и приговор тления, изменения и конца в тленных предметах видимого мира делается для чистых взоров их очевидным; зем­ные преимущества как маловременные пред эти­ми чистыми взорами ничтожны.

Обогатившиеся живою верою во Христа пе­релетают, как крылатые, чрез все скорби, чрез все затруднительнейшие обстоятельства. Упоен­ные верою во всесильного Бога, они в труде не видят труда, в болезнях не ощущают болезней. Они признают единым деятелем во вселенной • Бога, они соделали Его своим живою верою в Него.

Верующий во Христа, если и умрет смертию греховною, то опять оживет покаянием (Ин. 11:25). И видим многих из святых, ниспавших с высоты святости в бездну тяжких грехов, потом, при помощи веры и внушаемого ею покаяния, высвободившихся из смрадной и темной бездны, восшедших снова на высоту чистоты и святости. Отчаяние — обличитель предваривших в сер­дце неверия и самости: верующий в себя и упо­вающий на себя не восстанет из греха покаяни­ем; восстанет им верующий во Христа, всесиль­ного Искупителя и Врача.

Вера от слуха (Рим. 10:17): слушай Евангелие, говорящее тебе, и святых отцов, объясняющих Евангелие; слушай их внимательно, и мало-пома­лу вселится в тебя живая вера, которая потребу­ет от тебя исполнения евангельских заповедей, за это исполнение наградит надеждою несомнен­ного спасения. Она соделает тебя на земле пос­ледователем Христовым, сонаследником Его на небе. Аминь.

Посещение Валаамского монастыря О монашестве О евангельских заповедях