На главную
страницу

Учебные Материалы >> Патрология.

Святитель Игнатий Брянчанинов, епископ Кавказский и Черноморский. Книга первая. Аскетические опыты

Глава: Крест свой и крест Христов. Роса. Житейское море

Господь сказал ученикам Своим: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мф. 16:24).

Что значит крест свой? Почему этот крест свой, то есть отдельный каждого человека, вмес­те называется и крестом Христовым?

Крест свой — скорби и страдания земной жизни, который у каждого человека свои.

Крест свой — пост, бдение и другие благочес­тивые подвиги, которыми смиряется плоть и покоряется духу. Эти подвиги должны быть со­образны силам каждого, и у каждого они свои.

Крест свой — греховные недуги, или страсти, которые у каждого человека свои! С одними из них мы родимся, другими заражаемся на пути земной жизни.

Крест Христов — учение Христово (Пс. 118: 38,120).

Суетен и бесплоден крест свой, как бы он ни был тяжек, если чрез последование Христу он не преобразится в крест Христов.

Крест свой делается для ученика Христова крестом Христовым, потому что ученик Хрис­тов твердо убежден, что над ним неусыпно бдит Христос, что Христос попускает ему скорби, как необходимое и неминуемое условие христиан­ства, что никакая скорбь не приблизилась бы к нему, если б не была попущена Христом, что. скорбями христианин усвоивается Христу, соделывается причастником Его участи на земле, а потому и на небе.

Крест свой делается для ученика Христова крестом Христовым, потому что истинный уче­ник Христов почитает исполнение заповедей Христовых единственною целью своей жизни. Эти всесвятые заповеди соделываются для него крестом, на котором он постоянно распинает своего ветхого человека со страстъми и похотьми его (Гал. 5:24).

Отсюда ясно, почему для  принятия креста предварительно нужно отвергнуться себя даже до погубления души своей.

Так сильно и обильно усвоился грех падшему естеству нашему, что Слово Божие не останав­ливается называть его душою падшего человека.

Чтобы восприять на рамена крест, должно прежде отказать телу в его прихотливых поже­ланиях, доставляя ему одно необходимое для сушествования; должно признать свою правду лю­тейшею неправдою пред Богом, свой разум — совершенным неразумием, и наконец, предав­шись Богу со всею силою веры, предавшись не­престанному изучению Евангелия, отречься от воли своей.

Совершивший такое отречение от себя спо­собен к принятию креста своего. С покорностью Богу, призывая Божию помощь для  укрепления своей немощи, он смотрит без боязни и смуще­ния на приближающую скорбь, уготовляется ве­ликодушно и мужественно перенести ее, упова­ет, что посредством ее он соделается причастни­ком страданий Христовых, достигнет таинствен­ного исповедания Христа не только умом и сер­дцем, но и самим делом, самою жизнью.

Крест дотоле тягостен, доколе он пребывает крестом своим. Когда же он преобразится в крест Христов, то получает необыкновенную легкость: иго Мое благо и бремя Мое легко есть, сказал Гос­подь (Мф. 11:30).

Крест возлагается на рамена учеником Хрис­товым, когда ученик Христов признает себя дос­тойным скорбей, ниспосланных ему Божествен­ным промыслом.

Ученик Христов тогда несет правильно крест свой, когда признает, что именно ниспосланные ему скорби, а не другие, необходимые для его образования о Христе и спасения.

Терпеливое несение креста своего есть истин­ное зрение и сознание греха своего. В этом со­знании нет никакого самообольщения.

Но признающий себя грешником и вместе с тем ропщущий и вопиющий с креста своего до­казывает тем, что он поверхностным сознанием греха лишь льстит себе, обманывает себя.

Терпеливое несение креста своего есть истин­ное покаяние.

Распятый на кресте! исповедайся Господу в праведности судеб Его. Обвинением себя оправ­дай суд Божий, и получишь отпущение грехов твоих.

Распятый на кресте! Познай Христа — и отверзнутся тебе врата рая.

С креста твоего славословь Господа, отвергая от себя всякий помысл жалобы и ропота, отвер­гая его, как преступление и богохульство.

С креста твоего благодари Господа за бесцен­ный дар, за крест твой, — за драгоценную участь, за участь подражать Христу страданиями твоими.

С креста богословствуй, потому что крест есть истинное и единственное училище, хранилище и престол истинного Богословия. Вне креста нет живого познания Христа.

Не ищи христианского совершенства в доб­родетелях человеческих. Там нет его: оно сокро­венно в кресте Христовом (прп. Марк Подвиж­ник, Слово о духовном законе, гл. 31).

Крест свой изменяется в крест Христов, когда ученик Христов несет его с деятельным сознани­ем своей греховности, нуждающейся в казни, — когда несет его с благодарением Христу, со сла­вословием Христа. От славословия и благодаре­ния является в страдальце духовное утешение; благодарение и славословие делаются обильней­шим источником непостижимой, нетленной ра­дости, которая благодатно кипит в сердце, изли­вается на душу, изливается на самое тело.

Крест Христов только по наружности своей, для плотских очей есть поприще жестокое. Для ученика и последователя Христова он — попри­ще высшего духовного наслаждения. Так велико это наслаждение, что скорбь вполне заглушается наслаждением, и последователь Христов среди лютейших томлений ощущает одно наслаждение (Последование дванадесяти псалмов, молитва святого Евстратия).

Говорила юная Мавра юному супругу своему Тимофею, который терпел страшные муки и приглашал ее принять участие в мученичестве: «Боюсь, брат мой, чтобы мне не устрашиться, когда я увижу страшные муки и разгневанного игемона, чтобы не изнемочь мне в терпении по молодости лет моих». Ей отвечал мученик: «Упо­вай на Господа нашего Иисуса Христа, и будут для тебя муки елеем, изливаемым на тело твое, и ду­хом росы в костях твоих, облегчающим все бо­лезни твои» (Четьи-Минеи, Мая 3 дня). Крест — сила и слава всех от века святых. Крест — цели­тель страстей, губитель демонов. Смертоносен крест для тех, которые креста своего не преоб­разили в крест Христов, которые с креста свое­го ропщут на Божественный промысл, хулят его, предаются безнадежности и отчаянию. Несознающиеся и некающиеся грешники на кре­сте своем умирают вечною смертию, лишаясь нетерпением истинной жизни, жизни в Боге. Они снимаются с креста своего только для того, чтобы снизойти душами в вечный гроб: в тем­ницы ада.

Крест Христов возносит от земли распятого на нем ученика Христова. Ученик Христов, рас­пятый на кресте своем, мудрствует горняя, умом и сердцем жительствует на небе и созерцает та­инства Духа во Христе Иисусе, Господе нашем.

Аще кто хощет по Мне, ити, сказал Господь, да отвержется себе, и возьмет крест свой и по Мне грядет. Аминь.

 

Роса

По синему, безоблачному небу в прекрасный летний день великолепное светило совершало обычный путь свой. Горели златые кресты собор­ного пятиглавого храма, воздвигнутого во славу Всесвятыя Богоначальныя Троицы; сребристые купола его отражали ослепительное сияние лу­чей солнечных. Тень показывала наступление де­сятого часа, в который обыкновенно начинается Божественная Литургия. Многочисленные толпы народа спешили от большой дороги в мирную обитель иноков: день был воскресный или праз­дничный — не помню.

За оградою того монастыря, к восточной сто­роне, лежит обширный луг. Тогда он был покрыт густою, нежною травою, разнородными дикими цветами, которые цвели и благоухали беспечно на свободе и приволье. В тот день упала на него обильная роса. Бесчисленные ее капли виднелись на каждом цветке, на каждом стебельке и мел­ком листочке, а в каждой капле изображалось с отчетливостью солнце; каждая капля испускала  лучи, подобные лучам солнца. Луг имел вид ши­роко постланного бархатного ковра, на котором по яркой, густой зелени роскошная рука рассы­пала бесчисленное множество разноцветных дра­гоценных камней с превосходным отливом, иг­рою, с лучами и сиянием.

В то время иеромонах, готовившийся к со­вершению Божественной Литургии, вышел с глубокою думою из боковых, уединенных ворот монастыря135 и, сделав несколько шагов, остано­вился пред лугом обширным. Тихо было у него на сердце; тишине сердца отвечала природа вдохновенною тишиною, тою тишиною, кото­рою бывает полно прекрасное утро июня, ко­торая так благоприятствует созерцанию. Пред глазами его — солнце на лазуревом, чистом небе и бесчисленные отпечатки солнца в бесчислен­ных каплях росы на лугу обширном. Мысль его терялась в какой-то бесконечности, — ум был без мысли, как бы нарочно приготовленный, на­строенный к принятию духовного впечатления. Иеромонах взглянул на небо, на солнце, на луг, на блистающие капли росы — и внезапно от­крылось пред очами души объяснение величай­шего из таинств христианских, то объяснение, каковым может объясниться непостижимое и необъяснимое, объяснение живым подобием, картиною живописною, которая была пред его глазами.

Как будто сказал ему кто: «Вот! — солнце все­цело изображается в каждой смиренной, но чи­стой капле росы: так и Христос в каждой хрис­тианской православной церкви всецело присут­ствует и прелагается на священной Трапезе. Он сообщает свет и жизнь причастникам Своим, которые, приобщившись Божественному Свету и Животу, сами делаются светом и жизнью: так капли росы, приняв в себя лучи солнца, начина­ют сами испускать лучи, подобные лучам солнеч­ным. Если вещественное и тленное солнце, созда­ние Создателя, стоившее Ему, чтобы придти в бытие, одного безтрудного мановения Его воли, может в одно и то же время изобразиться в бес­численных каплях воды, то почему же Самому Создателю, всемогущему и вездесущему, не при­сутствовать всецело в одно и то же время Своею Пресвятою Плотию и Кровию, соединенным с ними Божеством, в бесчисленных храмах, где по Его ведению и установлению призывается на хлеб и вино вседетельный, Всесвятой Дух для совер­шения величайшего, спасительнейшего, непости­жимейшего таинства?..

Неся в недрах глубокое и сильное духовное впечатление, возвратился служитель Тайны в келию. Впечатление осталось жить в душе его. Прошли месяцы, прошли годы — оно так же живо, как и в день первоначального ощущения. Разделяя с ближним пользу и назидание, теперь, после многих лет, изображаю его словом и пе­ром. Скудное изображение! Перо и слово сла­бы для полного и точного изображения духов­ных тайнозрений.

Священное тайнозрение! священное видение ума! с какою неожиданною внезапностью ты являешься в живописной, разительной карти­не пред умом, приготовленным к видению тайн покаянием и внимательною, уединенною мо­литвою! Как сообщаемое тобою знание сильно, ясно, живо! Какого исполнено неоспоримого, непостижимого убеждения! Ты независимо от человеков: приходишь к тому, кого избираешь или кому посылаешься. Напрасно человек за­хотел бы проникнуть в духовные тайны сам со­бою, одним собственным усилием! Он будет только слабым мечтателем, блуждающим ощу­пью во мраке самообольщения, не чувствуя и не сообщая ни света, ни жизни. Как цепи зву­чат на руках и ногах невольника, так в мыслях и словах мечтателя услышится отголосок наси­лия, подделки, принужденности, рабства и мер­зости греховной. Путь к духовному тайнозрению — постоянное пребывание в покаянии, в плаче и слезах о греховности своей. Плач и сле­зы — тот коллурий, которым врачуются душев­ные очи (Откр. 3:18).                            1846 год. Сергиева пустынь

 

Житейское море

Пред взорами моими — величественное море. Оно на севере по большей части пасмурно и бур­но; бывает же по временам и прекрасно. Обшир­ное море! глубокое море! привлекаешь ты к себе и взоры, и думы. Безотчетливо гляжу подолгу на море. Нет разнообразия в этом зрелище; но взор и мысли не могут оторваться от него: как бы пла­вают по пространному морю, как бы погружают­ся в него, как бы тонут в нем. Какое в недрах моря хранится вдохновение! какая чувствуется полно­та в душе, когда глаза насладятся и насытятся со­зерцанием моря! Посмотрим, друзья, посмотрим на море из нашего монастырского приюта, по­ставленного рукою промысла Божия у моря.

За морем — другое море: столица могучего Севера. Великолепен вид ее чрез море, с морс­кого берега, на котором расположена обитель преподобного Сергия (Сергиева пустынь). Это море — участок знаменитого Бельта. Широко расстилается оно, хрустальное, серебряное, меж­ду отлогими берегами. Замкнуто оно Кронштадтом, за которым беспредельность моря сливает­ся с беспредельностью неба.

Воспевал некогда святой Давид море великое и пространное. Тамо гади, ихже несть числа, говорит он, животная малая с великими, рыбы морские, преходящия стези морские; тамо ко­рабли преплавают, змий сей, егоже создал еси ругатися ему (Пс. 103: 25—26; Пс. 8:9). Таин­ственное значение имеют слова Давида. Объяс­няют это значение святые отцы. Морем назван мир; бесчисленными животными и рыбами, ко­торыми наполнено море, названы люди всех возрастов, народностей, званий, служащие гре­ху; кораблями вообще названа святая Церковь, в частности названы истинные христиане, побеж­дающие мир. Змием, живущим в море, назван падший ангел, низвергнутый с неба на землю.136

Несется святая Церковь по водам житейско­го моря в продолжение всего земного странство­вания своего, чрез столетия, чрез тысячелетия. Принадлежа к миру по вещественному положе­нию, она не принадлежит к нему по духу, как и Господь сказал Церкви в лице апостолов: «От мира несте, но Аз избрах вы от мира (Ин. 15:19): по телу, по потребностям тела вы принадлежите миру; по духу вы чужды мира, потому что при­надлежите Богу, Которого мир возненавидел»

(Ин. 15:18, 28). Несется святая Церковь по вол­нам житейского моря, и пребывает превыше волн его Божественным учением, содержа в недре своем истинное Богопознание, истинное по­знание о человеке, о добре и зле, о мире веще­ственном и временном, о мире духовном и веч­ном. Все истинные христиане по всей вселенной принадлежат единой истинной Церкви и, содер­жа ее учение в полноте и чистоте, составляют то собрание кораблей, которое преплывает житей­ское море, не погружаясь в темных глубинах его. Странствует по водам житейского моря, стре­мится к вечности каждый истинный христианин. На море вещественном не может быть постоян­ного жилища; на нем живет одно странствова­ние: и на море житейском нет ничего постоян­ного, нет ничего, что оставалось бы собственнос­тью человека навсегда, сопутствовало ему за гроб. Одни добрые дела его и грехи его идут с ним в вечность. Нагим вступает он в земную жизнь, а выходит из нее, покинув и тело. Не видят этого рабы мира, рабы греха: видит это истинный хри­стианин. Он может быть уподоблен великому кораблю, преисполненному духовными, разнооб­разными сокровищами, непрестанно приумно­жающему их на пути своем. Богатств этих мир вместить не может: так они велики. Так драгоценны эти богатства, что все богатства мира в сравнении с ними — ничто. Завидует мир этим богатствам, дышит ненавистью к стяжавшему их. Корабль, несмотря на прочность построения и на величину свою, наветуется противными вет­рами, бурями, подводными камнями, мелями: каждый христианин, несмотря на то, что он об­лечен во Христа, должен совершить земное странствование среди многочисленных опасно­стей. Все, без всякого исключения, хотящие спа­стись, гонимы будут (2 Тим. 3:12). Стремится корабль к пристани; по пути останавливается только на кратчайшее время, при крайней нуж­де. И мы должны всеусильно стремиться к небу, в вечность. Ни к чему временному не будем при­стращаться сердцем! да не прилъпнет душа наша к чему-нибудь земному, да не прилъпнет она по действию живущего в нас самообольщения, по действию окружающего нас самообольщения! Падением нашим смирися в персть душа наша, получила влечение ко всему тленному, прилъпе земли утроба наша (Пс. 42:26), наша духовная сущность, вместо того, чтобы ей стремиться к небу и в вечность. Земные служения наши, наши земные обязанности будем нести, как возложен­ные на нас Богом, исполняя их как бы пред взо­рами Бога, добросовестно, с усердием, приготовляясь отдать отчет в исполнении их Богу. Да не окрадывают, да не оскверняют этих служении гре­ховные побуждения и цели! Дела земные будем совершать с целью богоугождения, и дела земные соделаются делами небесными. Главным и суще­ственным занятием нашим да будет служение Богу, стремление усвоиться Ему. Служение Богу заключается в непрестанном памятовании Бога и Его велений, в исполнении этих велений всем по­ведением своим, видимым и невидимым

Управляет кораблем кормчий: он постоянно думает о пристани, в которую должен быть дос­тавлен груз корабля; он постоянно заботится, что­бы не сбиться с пути на море, на котором и по­всюду путь, и нет путей. То глядит он на небо, на светила его, то на ландкарту и компас, — сообра­жаясь с тем и другим, направляет корабль. Чело­веком управляет ум его. И на житейском море нет путей; повсюду путь на нем для истинного хрис­тианина. Никому не известно, какие встретят его обстоятельства в будущем, какие встретят чрез день, чрез час. По большей части встречается с нами непредвиденное и неожиданное. На посто­янство попутного ветра невозможно полагаться: дует он иногда долго, но чаще того внезапно пре­вращается в противный, заменяется ужасною бу­рею. Для христианина повсюду путь: он верует, что все совершающееся с ним совершается по воле Бога. Для христианина и противный ветер быва­ет попутным: покорность воле Божией примиря­ет его с положениями самыми тягостными, самы­ми горькими. Ум наш должен непрестанно уст­ремлять взоры на духовное небо — Евангелие, из которого, подобно солнцу, сияет учение Христо­во; он должен постоянно наблюдать за сердцем, за совестью, за деятельностью внутреннею и внеш­нею. Пусть этот кормчий стремится неуклонно к блаженной вечности, памятуя, что забвение о веч­ном блаженстве приводит к вечному бедствию. Пусть ум воздерживает сердце от увлечения при­страстием к суетному и тленному, от охлаждения ради тления к нетленному, ради суетного к ис­тинному и существенному. Пусть присматрива­ется он часто, как бы к компасной стрелке, к со­вести, чтобы не принять направления несоглас­ного с направлением, указываемым совестью. Пусть руководит он всю деятельность благоугодно Богу, чтобы заоблачная пристань вечности от­верзла врата свои и впустила в недра свои корабль, обремененный духовными сокровищами.

Не устрашимся бурь житейского моря. Вос­ходят волны его до небес, нисходят до бездн; но живая вера не попускает христианину потонуть в волнах свирепых. Вера возбуждает спящего на корме Спасителя, Который, в таинственном зна­чении, представляется спящим для переплыва­ющих житейское море учеников Его, когда сами они погрузятся в нерадение: вера вопиет к Спа­сителю пламенною молитвою из сердца смирен­ного, из сердца, болезнующего о греховности и немощи человеческой, просит помощи, избавле­ния, — получает их. Господь и Владыка всего вос­прещает ветрам и морю, водворяет на море и в воздухе тишину велию (Мф. 8:27). Вера, искушен­ная бурею ветра, ощущает себя окрепшею: с но­выми силами, с новым мужеством приготовля­ется она к новым подвигам.

Не будем доверять тишине житейского моря: тишина эта обманчива; море изменчиво. Не по­зволим себе предаться беспечности: корабль нео­жиданно может попасть на мель или удариться о неприметный подводный камень, покрытый нежною струйкою, — удариться и получить же­стокое повреждение. Иногда набежит ничтож­ное, по видимости, облачко: внезапно начинает извергать из себя вихри, громы, молнию, и заки­пело притворно тихое море опасною бурею. Пре­исполнена жизнь наша скорбей, превратностей, покушений. Наветует нас ум наш: этот путево­дитель нередко сам сбивается с пути, и всю жизнь нашу увлекает за собою в заблуждение. Наветует нас сердце наше, склоняясь к исполнению сво­их собственных внушений, устраняясь от испол­нения воли Божией. Наветует нас грех: и тот грех, который насажден в нас падением, и тот, кото­рый действует на нас из окружающих нас отвсюду соблазнов. Наветует нас мир, служащий суете и тлению, усиливающийся склонить всех к это­му служению и при посредстве ласкательства, и при посредстве гонения. Наветуют нас враги — падшие духи; наветуют нас обладаемые ими, по­работившиеся им человеки. Часто самые друзья произвольно и невольно соделываются нашими наветниками. Господь заповедал нам непрестан­но бодрствовать над собою, упражняясь в доб­родетелях, ограждаясь от греха Словом Божиим, молитвою, верою, смирением.

Кто — животные великие, пасущиеся в необъятном пространстве житейского моря? Ни для себя, ни для кого другого не хотел бы я сход­ства с этими исполинами моря, у которых одна отрада: темные глубины, густо покрытые водою, куда не досягают лучи солнца; там они живут, там пребывают, выходя по временам оттуда для добычи, для поддержания своей жизни убий­ством многочисленных жертв. Их влажные, ди­кие взоры не терпят, не выносят никакого света. Под именем их Писание разумеет людей, великих по способностям, познаниям, богатству, мо­гуществу, но — увы! — привязанных всею душею к суете и тлению. Сердце и мысли их направле­ны исключительно к снисканию земного слав­ного, земного сладостного. Они утонули, погряз­ли в море житейском, гоняются за одним вре­менным, минутным, за одними призраками: преходят они, говорит Писание, стези морские (Пс. 8:9). Странны эти стези! следы их исчезают вслед за проходящими по ним, и для проходя­щих нет впереди никакого знака стези. Таково земное преуспеяние: не знает оно, чего ищет; сыскав желанное, уже как бы не имеет его; сно­ва желает, ищет снова. Тяжел, несносен для сынов мира свет учения Христова. Бегут они от него в темные, глухие пропасти: в рассеянность, в многообразное развлечение, в плотские увеселе­ния. Там, в нравственном мраке, проводят они земную жизнь, без духовной, вечной цели. Таких человеков Писание не удостоивает имени чело­веков: человек, в чести сый, не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13). Человек — тот, кто познал себя, ска­зал преподобный Пимен Великий (Алфавитный Патерик и Достопамятный Сказания); чело­век — тот, кто познал свое значение, свое состо­яние, свое назначение.

Малыми животными моря названы люди, не одаренные особенными способностями, не наде­ленные богатством, могуществом, но и в таком по­ложении служащие суете и греху. Они не имеют средств к совершению обширных и громких зло­деяний, но, руководимые, увлекаемые, ослепляе­мые поврежденным злобою произволением сво­им, принимают участие в беззакониях, совершае­мых животными великими, — сами совершают беззакония, соответственно силам и средствам сво­им. Они скитаются в житейском море бессозна­тельно, без цели. Змей — царь всем, сущим в водах (Иов. 41:25), змий сей, егоже создал еси ругатися ему (Пс. 103:26). Змеем назван падший ангел, по обилию злобы и лукавства, живущих в нем Он дей­ствует по возможности тайно, чтобы действие, бу­дучи малоприметным, было тем вернее, убий­ственнее. Рабы его не чувствуют цепей, которыми окованы отовсюду, — и рабство гибельное велича­ют именем свободы и высшего счастия. Посмеваются этому змею истинные христиане, усматри­вая козни его чистотою ума, попирая их силою Бо­жественной благодати, осенившей души их.

Будем подобны кораблям, стройно плывущим по морю! И их значительная часть в воде; но они не погружены всецело в воду, как погружены в нее рыбы и прочие морские животные. Невозможно, невозможно преплывающему житейс­кое море не омочиться водами его: не должно погрязать в водах его.

В море — бесчисленное множество гадов. Что сказать о них? Уже одним наименованием ска­зывается все. Несчастна доля тех, которых Слово Божие лишило наименования человеков, низве­ло к наименованию бессловесных животных: сколько несчастнее те, которых оно, всесвятое Слово, Судия вселенной, запечатлело наименова­нием гадов? Не глубокие воды — постоянное жилище их и наслаждение, но зловонная и гряз­ная тина, в которую приносятся разъяренною волной и в которой увязают все нечистоты, в ко­торую приносятся и в которой истлевают трупы людей, погибших от морских злоключений, от кинжала пиратов житейского моря.

Братия мои! друзья мои! Стою с вами на бе­регу моря, смотрю на море, исчерченное разно­цветными полосами. За морем — другое море, с горящими золотыми куполами и шпилями... Между тем в храме Божием возглашается вели­чественная многознаменательная песнь: Житей­ское море, воздвигаемое зря напастей бурею, к тихому пристанищу своему притек, вопию Ти: возведи от тли живот мой, Много милостиве (6 песнь 6 гласа).

Слово утешения к скорбящим инокам. Крест свой и крест Христов. Роса. Житейское море Совесть. О навыках. Размышление о смерти