На главную
страницу

Учебные Материалы >> Патрология.

Протоиерей Иоанн Мейендорф. Введение в Святоотеческое Богословие.

Глава: Глава 8. Оригенизм в III веке. История арианства.

Среди многочисленных последователей и учеников Оригена прежде всего следует отметить александрий­ского епископа святого Дионисия Великого (годы епи­скопства 248-265). Главным источником наших сведе­ний о нем служит «Церковная история» Евсевия. Как и Ориген, Дионисий родился в Александрии в языче­ской семье и получил всестороннее светское образова­ние. Впоследствии он обратился в христианство и был избран епископом александрийской церкви. В его лице мы впервые сталкиваемся с позднее распространенным типом образованного епископа, интересующегося фи­лософией и науками, столь ярким представителем ко­торого в IV веке был святой Василий Великий. Диони­сий, как и его учитель Ориген, был главой огласитель­ного училища в Александрии.

Во время Декиева гонения Дионисий был вынужден укрыться в изгнании. Он вернулся домой по смерти Декия, но был снова дважды изгнан при императоре Валериане. Прозвание Дионисий Великий он получил за мужество и стойкость в многочисленных испытани­ях, выпавших на его долю. Он умер во время Антиохийского собора 264-265 гг. Из его многочисленных сочинений до нас дошли лишь небольшие отрывки, со­хранившиеся у Евсевия, который посвятил ему почти всю 7-ю книгу своей «Истории».

Выше (в главе о святом Киприане) уже цитирова­лось одно из писем Дионисия по поводу крещения. Ин­тересно также приведенное у Евсевия письмо к рим­скому пресвитеру Филимону. В этом письме, написан­ном в очень оригенистском стиле, отражается духовная атмосфера в Александрии того времени, когда в Церковь пришли самые разнообразные люди и в воз­духе носились самые разнообразные идеи. Церковь рас­пространялась, росла, и возникала необходимость диа­лога с окружающей эллинистической культурой:

Я изучал и сочинения, и предания еретиков, несколь­ко времени осквернял свою душу гибельными их мнени­ями: впрочем, получил от них ту пользу, что опроверг их сам по себе и еще больше возгнушался ими. Один брат из пресвитеров, боясь, чтобы эта мерзость зла не сооб­щилась и мне, старался удерживать меня и, по собствен­ному моему сознанию, справедливо замечал, что я вре­дил своей душе; но послан-ное мне Богом видение яви­лось и укрепило меня: я слышал голос, который ясно повелевал мне, говоря: «Читай все, что попадется в руки, потому что ты можешь обсудить и исследовать каждую мысль, - это и вначале обратило тебя к вере».

(«Церковная история». Кн. 7. Гл. 7)

Еретиками тогда обычно называли гностиков. Заме­чательно, что Дионисий явно проповедует необходи­мость читать и еретические произведения: это расши­ряет кругозор, заостряет ум, и к тому же всякая мысль может оказаться полезной и даже привести к истинной вере, как это, по-видимому, произошло в его собствен­ном случае. Интересно также отрицательное отноше­ние Дионисия ко второму крещению отступивших от Церкви. Уже упоминавшееся письмо к папе Ксисту по поводу крещения еретиков впоследствии использова­лось в качестве аргумента во всех спорах, касающихся крещения. Смысл его сводится к тому, что, коль скоро крещение - даже полученное вне Церкви - все же при­водит в Церковь, оно есть истинное крещение.

Дионисий переписывался со своим тезкой Диони­сием, епископом римским, по поводу распространив­шейся в то время в Африке ереси модализма или савеллианства, согласно которой Бог являет Себя как Отец, Сын или Дух Святой в зависимости от обстоя­тельств. В Боге не три Лица, а три образа или «модуса» бытия. Дионисий пылко протестовал против модализма, настаивая на личном различии между Сыном, Духом и Отцом. Но при этом, ссылаясь на Оригена, он называл Христа «тварью» (κτίσμα, ктисма). Как мы уже говорили, в системе Оригена это не несло отри­цательного смысла, так как Бог творит всегда, и Отец и Сын разделяют общее существование. Иначе гово­ря, в оригенизме тварная природа Сына не противо­речит Его единосущию с Отцом.

Пользуясь терминологией Оригена, Дионисий так­же говорил о Боге как о единстве трех ипостасей, то есть трех конкретных реальностей. В латинском пере­воде это звучало двусмысленно: слово «ипостась» (ύπόστοκης) переводилось как substantia, то есть «сущность», и навлекало подозрения в троебожии. Несомненно, Ди­онисий имел в виду вечное сосуществование трех ипо­стасей единого Бога, однако неразработанность терми­нологии привела к недоразумениям и протестам со сто­роны латинских богословов, а учение о Христе как о «твари» в скором времени привело к арианской ереси. Приведем пример рассуждений Дионисия, взятый из его письма к Дионисию Римскому:

Можно с уверенностью сказать, что никогда не было времени, когда Бог не был Отцом. И это не потому, что Он, прежде чем сотворить всякую тварь, родил Сына, но потому, что Сын имеет существование не от Себя, но от Отца. Будучи сиянием вечного Света, Он и Сам абсолютно вечен. Ибо если свет существует всегда, то очевидно, что и сияние также существует всегда, так как мы знаем о существовании света по его сиянию... Но Бог есть вечный Свет, Он не имеет начала, и Он никогда не оскудеет. Поэтому вечная яркость сияет пе­ред Ним, ибо, существуя без начала и будучи вечнорож-денным, Он всегда сияет перед Ним; Он и есть та Пре­мудрость, которая говорит: Тогда я... была радостию вся­кий день, веселясь перед лицем Его во все время (Притч. 8, 30). И следовательно, раз Отец вечен, то вечен также и Сын, Свет от Света.


Дионисий, не имея в своем распоряжении подходя­щей терминологии, пытался с помощью образов выра­зить свое интуитивное понимание отноше-ний между Отцом и Сыном. Этими же образами будут пользовать­ся многие богословы, в том числе и Василий Великий. Но образы, так же как и слова, неоднозначны и в свою очередь требуют толкования. Мы присутствуем здесь при возникновении тех проблем, которые позднее по­родят множество смут, раздоров, будут предметом об­суждений на соборах и поводом для расколов, горячих диспутов, гонений и кровопролитий.

Уже на этой стадии ощущается некое предчувствие богословских различий между Востоком и Западом. В отличие от западных богословов, восточные как огня боялись модалистской ереси и потому с такой настой­чивостью утверждали учение о трех Лицах. На Западе учение о трех Лицах распространилось в формулиров­ке блаженного Августина, рассматривавшего различия между Лицами как различия «отношений». Именно это и послужило почвой для возникновения учения о Filioque (об исхождении Духа от Отца и Сына: Filioque по-латыни означает «и Сына») - доктрины, оказавшей­ся неприемлемой для восточного богословия и послу­жившей одной из важнейших причин раскола между западным и восточным христианством.

*   *   *

Другим знаменитым учеником и последователем Оригена был святитель Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский (213-270/5 годы). Он прославился тем, что своей пылкостью и проповедническим искусством обратил в христианство почти все население Понта (об­ласть Малой Азии, примыкающая к Черноморскому побережью). Сам Григорий обратился в христианство, слушая лекции Оригена в Кесарии Палестинской, где он провел пять лет, занимаясь под руководством свое­го великого учителя. Перед отбытием из Кесарии Гри­горий произнес хвалебную речь в адрес Оригена, кото­рая сохранилась и служит источником драгоценных сведений о личности Оригена и методах его преподава­ния. До нас дошло еще одно сочинение святого Григо­рия, «Толкование Символа веры», в котором он изла­гает свое понимание Троицы:

Есть один Бог, Отец живого Слова, Которое есть Его сущая Премудрость, Сила и Вечный Образ: совершенный Родитель совершенного Рожденного, Отец единородного Сына. Есть один Господь, Один от Одного, Бог от Бога, Образ и Подобие Божества, Действенное Слово, Премуд­рость, исчерпывающая состав всего, и Сила, сформиро­вавшая все творение, истинный Сын от истин-ного Отца... И есть один Святой Дух, сущий от Бога и являемый Сыном... Есть совершенная Троица, во славе и вечности и верховной власти, нераздельная и неразлучная.

В этом рассуждении прослеживается вполне право­славная интуиция. Более того, в евхаристической мо­литве Литургии святителя Василия Великого мы нахо­дим почти буквальное изложение этого текста. Однако в отсутствие правильного богословского контекста эти столь православно звучащие выраже-ния легко могли быть истолкованы как субординатизм - ересь, соглас­но которой существует иерархическое соподчинение Лиц Святой Троицы: Сына - Отцу и Духа - Сыну.

*  *  *

В этот же период в другой части христианского мира, в Антиохии - крупном эллинистическом центре, расположенном в Сирии, начала формироваться дру­гая школа богословской мысли, которой было чуждо влияние Оригена и которая впоследствии стала сопер­ничать с александрийской школой. Одним из первых известных богословов этой школы был Павел Самосатский (прозванный так по месту своего рождения), который после успешной светской карьеры стал епис­копом антиохийским (260 г.).

Павел Самосатский был антиоригенистом и заслу­жил особое неудовольствие всех учеников Оригена сво­ими богословскими взглядами. Его учение, о котором мы знаем, правда, только из писаний его противников, характеризовалось смешением модализма или савеллианства (как уже объяснялось выше, это была ересь, признававшая в Боге единое существо и видевшая в Лицах Троицы лишь формы или «модусы», в которых Бог является миру) и особого, специфически антиохий­ского историзма. Историзм этот касался взглядов на Христа. По всей видимости, Павел считал Христа по природе человеком, в котором обитал Бог. Бог во Христе рассматривался как некое присутствие, ветхо­заветная «шекина», обитание, энергия, которая вместо ветхозаветного Храма вселилась в человека Иисуса из Назарета, видимо, в момент его крещения в Иордане. В этом аспекте учения Павла Самосатского мы имеем дело с ересью адопционизма (утверждающую, что Бог вселился в обыкновенного человека Иисуса, «усыно­вив» Его уже после Его рождения). В то же время Павел утверждал единство Бога, пользовался термином «единосущие», тем самым навлекая на себя упреки в модализме.

В 268 году на Антиохийском соборе учение Павла Самосат-ского было объявлено еретическим. Заодно был осужден и небиблейский термин «единосущный» (όμούσιος), за которым надолго закрепилась плохая репутация: его ассоциировали с модализмом до тех пор, пока оно благодаря святителю Афана-сию Великому не стало краеугольным камнем православного богословия. Интересно, что наряду с богословскими заблуждения­ми Павел Самосатский был обвинен в излишней помпезности, щегольстве, любви к роскоши и прочих тому подобных пороках. Это свидетельствует о уже начав­шемся обмирщении Церкви, предвосхищавшем эпоху Константина и средние века.

Настоящим основателем антиохийской школы бо­гословия был Лукиан, пресвитер антиохийский, родом также из Самосаты. Он был великим ученым-экзеге­том (толкователем) и исправил греческий текст Септуагинты (перевода Семидесяти), сверив его с еврей­ским оригиналом. В отличие от Оригеновского аллеторизма, его методом было буквальное толкование Священного Писания.

В богословском отношении Лукиан был отчасти по­следователем Павла Самосатского. Кроме того, его считают автором утверждений, лежащих в основе арианской ереси, таких, как «было время, когда Сына не было» или «Сын был сотворен». В доказательство Лукиан приводил уже цитировавшиеся тексты (Прит­чи 8, 22-23 и Кол. 1, 15). Учениками Лукиана были сам Арий и многие из его будущих единомышленни­ков. В этом смысле его можно назвать истинным осно­воположником арианства, которое в зародыше уже существовало в адопционистских тенденциях Павла Самосатского. Эта первая ересь, до основ потрясшая и чуть не победившая христианский мир, отрицала бо­жественную природу Христа - один из важнейших ус­тоев христианской веры. Однако при жизни Лукиана в ереси никто не обвинил: он умер мучеником и числит­ся в наших святцах.

В период, непосредственно предшествовавший воз­никновению и распространению арианства, главные догматы христианства еще не были выражены в точ­ных формулах, закрепленных церковным авторитетом. Еще не существовало общего Символа веры, и бого­словы пользовались разными терминологиями. С при­ходом к власти Константина Великого Церкви была дарована свобода, а вместе с ней возник и ряд серьез­ных проблем. В частности, императорская власть тре­бовала формальной ясности в вопросах веры. Единая Церковь должна была служить опорой единой импе­рии, от которой она получала административную и ма­териальную помощь и которая поэтому не могла при­мириться с внутрицерковными раздорами. Эти раздо­ры были связаны с именем александрийского пресви­тера Ария, учение которого обнаруживает сильное, хотя и противоречивое влияние и Оригена, и Лукиана. За свои взгляды Арий был отлучен от Церкви еще в 318 году на Александрийском соборе епископом Алек­сандром. Несмотря на это, у него была хорошая репутация и много последователей в народе. Он пользовал­ся также поддержкой многих епископов, среди кото­рых особенно влиятельным был Евсевий Никомидийский, близкий ко двору императора Константина. Не исключено, что отлучение Ария было связано с внутрицерковной политикой в Александрии, где некото­рые были недовольны возрастающей властью алексан­дрийских епископов и ряд пресвитеров (среди которых был и Арий) защищали свой авторитет в «своих» квар­талах большого города.

Несмотря на осуждение Арий продолжал свою бо­гословскую деятельность и в 20-х годах IV века начал бороться с модалистами. Основополагающий принцип его учения состоял в утверждении, что Божество долж­но быть не только нетварным, но и нерожденным. Унаследовав от Оригена идею единого Бога, который есть источник Сына и Духа, Арий в то же время от­вергал его учение о вечном творении мира. Вслед за Лукианом он говорил, что Сын был сотворен во вре­мени и что «было время, когда Сына не было». Из этого непосредственно вытекало основное положение Ария о неравенстве Сына Божия с Богом Отцом: толь­ко Бог был «нерожденным» и «нетварным» Богом. Сын, как и всякая тварь, был вызван к жизни из небы­тия и отличается лишь тем, что Он есть высшее суще­ство, сотворенное Богом прежде и ввиду остального творения.

Естественно, Арий был против идеи единосущия, ибо никакого единосущия твари с Творцом быть не может. Как уже упоминалось, отлучение Ария не при­несло желаемых результатов, и Церковь продолжала быть раздираема богословскими разногласиями. Что­бы положить этому конец, в 325 году был созван Пер­вый Вселенский собор в Никее, организованный при официальной поддержке императора Константина. На этом соборе был установлен церковный догмат о еди­носущии Бога Отца и Бога Сына и составлен Символ веры, исповедание которого было объявлено государ­ственным законом.

Протокол собора до нас не дошел, и подробности его нам неизвестны. Многие историки думают, что он продолжался всего несколько часов. Помимо арианства на нем обсуждалась также дата празднования Пасхи. Каким образом отцам собора удалось так быстро прий­ти к соглашению об единосущии, мы не знаем. Отчас­ти это можно объяснить тем, что богословским совет­ником Константина был испанский епископ Осий Кордувийский, не разбиравшийся в тонкостях восточных диспутов. Западное троичное богословие никогда не возражало против единосущия и не особенно боялось модализма, тогда как на Востоке модализм считался главной опасностью. Идея единосущия навлекала уп­реки именно в модализме и поэтому даже была фор­мально осуждена на Антиохийском соборе в 268 году. Не исключено, что на участников собора было оказа­но давление, иначе невозможно объяснить, почему ре­шения подписали и епископы, бывшие приверженцами Ария, в их числе и оба Евсевия, никомидийский и кесарийский (последний - известный нам церковный историк - был оригенистом с арианским уклоном).

Существует легенда, что, подписывая никейский Символ, многие епископы вместо «ομοούσιος» («едино­сущный») написали «όμοιύσιος» («подобосущный»), до­бавлением одной буквы иоты изменив смысл догмата, что потом позволило им с чистой совестью перейти на сторону арианства.

Однако Никейский собор знаменует не конец, а на­чало продолжительной борьбы между арианством и Православием. Император Константин, увидев, как неохотно Восток принял новый догмат, перешел на сто­рону ариан и евсевиан. В 337 году на смертном одре он принял крещение от арианского епископа Евсевия Никомидийского. В 328 году Арию было разрешено вернуться из изгнания, а в 335 году ему предстояло вновь быть принятым в круг духовенства, но он нео­жиданно умер в самый канун своего торжества. С 337 по 350 год империей правили сыновья Константина: на Западе Констант, поддерживавший Никейский собор, а на Востоке - Констанций, поддерживавший ариан. Замечательно, что ни тот, ни другой формально не были членами Церкви, ибо, следуя обычаю императо­ров того времени, откладывали крещение до смертно­го одра. В 350 году, после смерти Константа, Констан­ций один стал править всей империей. В период его правления арианство восторжествовало повсюду, и за­падная Церковь также была вынуждена согласиться с осуждением святого Афанасия и принять «примири­тельные» формулы.

Глава 7. Ориген. Глава 8. Оригенизм в III веке. История арианства. Глава 9 .Святитель Афанасий Великий.